24. Saying goodbye
Начало апреля. Солнце по собственнически прогревает землю и всё, что в его досягаемости. Словно заманивает людей покинуть холод и перейти на его сторону. Свежий ветерок игриво пробегал вдоль бруковки на центральных улицах, скользил по витринах и меж одежд прохожих и пробирался сквозь ноздри в грудь, разнося по округе аромат весны.
Странно, что весна всегда случается в природе и очень редко в нас самих. Вот было бы хорошо, если бы кто-то спросил: «Как дела?», а в ответ: «У меня — апрель. А дальше будет мечтательный май».
Джису стояла и выглядывала его возле их любимого места — «Книжной лавки М. Хондэ». Раз уж с книжек всё началось, здесь должно и закончиться. В поблескивающей на солнце витрине отражалось её небесно-голубое платье с белым воротом. А прохожие вокруг и не догадываются о её предвкушении и нервных пальцах, теребящих сумку — у них свои дела, они как муравьи снуют туда-сюда с телефонами в руках, растворяясь поочерёдно в разноцветной весенней толпе.
Думала, что когда увидит его на горизонте, ощутит радость. А вместо неё на сердце освоилась меланхолическая грусть. Джису уже много раз пожалела, что договорилась о встрече. С каждой минутой её одолевало сомнение: а стоит ли?
Но как только она увидела черную макушку поверх других прохожих и узнала вытянутую фигуру, на лице непроизвольно заиграла улыбка.
Чонгук поймал её взгляд ещё издалека и, радостно сверкнув чёрными глазами, подошёл ближе, робко засунув руки в карманы черной болоньи. Взглянул на пластырь на её щеке, прикрываемый прядкой шоколадных волос. С момента их последней встречи прошло так много дней?
Ничего не изменилось. Он всё так же мялся на месте при подборе слов, насколько это возможно в его возрасте стыдливо отводя большие круглые глаза, а она всё так же озаряла его самочувствие улыбкой на губах и в уголках глаз.
— Привет! - наконец молвил Чонгук, не в силах оторвать взгляд от её лица.
— Привет, — тепло отозвалась Джи. Что-то есть в этом такое: просто разглядывать его черты, задаваться вопросом «А что он сейчас думает?» и не нужно ничего говорить, совсем нет. Но придется.
Неловкое молчание не вписывалось в эту почти что беззаботную весеннюю атмосферу.
— Знаешь, я безумно рад, что ты позвала меня встретиться сегодня. И я ни капли не жалею о том письме. Чуть-чуть неловко...— свежий весенний ветер забирался под рукава и лохматил его волосы. — Но не жалею. И, — он только сейчас заметил, что её платье выглядит, как сшитый лоскут неба, прямо как то, что у них над головами, — ты выглядишь сегодня очень красиво.
Он предусмотрел, что если выпалит всё это, то мозг не успеет внести какую-то чепуху ему на язык.
Чон спохватился, словно сморозил что-то не то:
— Ты всегда выглядишь красиво! Впрочем, тебе наверное, это уже много раз говорили...
Весь её взгляд был пропитан теплом:
— Совсем нет. Так, как ты, это никто не сможет сказать.
Джису молчала и умилялась его юношеской неловкости. Во всём его естестве было что-то трогательное: его доверчивые глаза, его искреннее смущение, и вообще остались ли ещё на земле люди, у которых на лице так непритворно, свободно написано всё, что они чувствуют? И на момент все её мысли и заготовленные с утра фразы рассыпались домино. С чего начать?
— Спасибо тебе за письмо, — она сделала паузу, собираясь со словами. — Ты поразил меня своей прямотой, я рада, что у тебя пробудилось искреннее желание жить; и я прямо говорю, что время, проведённое с тобой, насытило всю мою подальшую жизнь лучшими воспоминаниями.
— Ну, можно сделать как можно больше воспоминаний вместе, — его веки трепетали, а улыбка дёргалась: так всегда происходило, когда он смущался.
Он засмеялся, она тихо приулыбнулась в ответ.
«Я бы сказала, что всё это время чувствовала то же самое, но зачем тебе трепать сердце, дразнить чувства, ведь впереди я скажу другие слова. Как сказать так, чтобы ему не было больно?»
Парень заметил, как она сильно сжала сумку.
— Я уезжаю, Чонгук, — выпалила Джи, почувстовала, как всё её нутро прижалось к стенкам позвоночника.
Он ещё не осознал, что она имела в виду. Рассеянно свёл брови и нелепо улыбнулся:
— Куда? Надолго? Это рабочая командировка?
Она сглотнула ком в горле, стараясь высказаться как можно настойчивее.
— Я лечу вместе с Джебомом. Ему предложили повышение в иностранном филиале, поэтому забирает меня с собой.
Его веки вмиг дрогнули и под глазами тени стали ещё темнее, а взгляд потускнел.
— Он тебя заставил, да? Пригрозил, да?
Та отрицательно замотала.
— Гуки, — Джи приблизилась к нему и дрожащими руками поправила воротник его куртки, — есть вещи, на которые ты не имеешь влияния и силы протестовать. По крайней мере пока.
— Как ты можешь говорить такое..., — его глаза стали стекленеть. — Тогда я буду ждать. Я же говорил, ты читала его, я буду ждать, Джису!
Этого она и боялась. Что он будет всё время искать её. Не находить себе места, мучаться вместо того, чтобы проживать свои молодые года насыщенно и счастливо, без оглядки на былую, минувшую скорбь. Поэтому...
— Моя последняя просьба, ....
Ей было даже больно вновь называть его имя. Будто не хотела привязывать этот момент прощания к определенному человеку. Не хотела, чтобы его имя всплывало у неё в памяти, всё время прокручивая эти минуты.
— ...Скажи, что постараешься забыть меня. Хотя бы в своих самых безумных мечтах, — её шоколадные глаза, мокрые от влаги на ресницах, пылающие полуоткрытые губы и порозовевшие щёки.
Сколько ещё слов предстояло бы сорваться с её губ. Если бы можно было что-то изменить. Но сейчас ничего не поменяешь. Сейчас они стоят посреди площади возле книжной лавки, на витрине которой красуется выпуск собрания сочинений Франца Кафки, а толпа огибает их, как река огибает островок.
Он такой красивый. Высокий и красивый. Ветер ласкал его слегка вьющиеся черные, как смоль, волосы. Большие чёрные бусины выглядывали из-под чёлки. Стеклянные ото влаги. Те, что умоляли её смолчать, остановиться и забрать его с собой, убежать на край мира, переждать бурю и остаться вместе.
— Просто притворись, что меня и не было вовсе... это моя последняя просьба.
Чонгук не отрывал от неё свои большие чёрные глаза. Они блестели. Отполированные тоской океаны смотрели прямо в топлёный горечью шоколад напротив. Он не знал, что сказать, не ожидал такого поворота, ведь надеялся совсем на другое. Он пришёл сюда в ожидании другого. Просто смотрел, как её губы и брови движутся, пытаясь собрать слова в кучу.
Резко помотал головой, не соглашаясь с её словами. Он закусил губу, не моргал, и лишь пытался сдержать слёзы.
— Не говори, что не сможешь без меня жить. Я знаю, что сможешь, — уверяла она скорее себя саму. — Сначала будет тяжело. Мне тоже. Но сможешь.
Что ты такое говоришь? Чон не верил.
— Нет... Нет, всё не так должно было быть... — он сделал шаг назад и глаза забегали в замешательстве. В голову пришла возможная причина. — Это из-за того, что я младше...?
— Что? Нет, — она как бы попыталась усмехнуться.
— Он тебе пригрозил, или что?... Что, скажи что-нибудь, в чём причина? — он говорил с вызовом, готовый вмиг взорваться, хотя Джи и не представляла его таковым.
Парень не переставал отрицательно мотать головой. Смотреть, как она открывает губы и с них слетает вот эта вся чепуха.
Он сглотнул застрявший в горле ком, словно клочок сухой скребущей бумаги, и прошептал:
— Прекрати.... Прекрати так делать.
Он пытался взглядом в упор заставить её прекратить.
Но настолько любил, что само слово «заставлять» в её адрес не подходило.
— Я же просто сойду с ума, если буду знать, что ты где-то побиваешься за мной, а ты не заслуживаешь такого, — её голос дрожал, ведь все эмоции так плотно сжались и трясли её изнутри.
Джису положила свою тёплую ладонь на его щеку, провела пальцем по скуле, зацепила уголок губ. Вновь вспомнила, как он всегда ей улыбался своей кроличьей улыбкой. Восхищалась им, как будто трогала ожившую картину. Его прохладная кожа.
— Ты такой красивый... — почти шепот слетел с её уст. — Ты всегда был безумно красивым мальчишкой.
«Не могу больше». Она упала в его объятия и прижалась к нему крепко-крепко. До хруста костей. Он обхватил её руками и стиснул, надеясь что так простоять да хоть полвека, вспоминая чтения у тусклой лампы, видя шоколад в её руках.
Джису почувствовала судорожно вздымающуюся грудь. Не хотела, чтобы он вновь перенервничал, чтобы вновь оказался в палате 132 из-за неё. Поэтому мягко отпихнула себя от него, отстранилась, хотя тот не хотел её отпускать .
А потом заглянула в сердце. Ведь знала, что через чёрные бусины попадёт прямо в сердце.
И улыбнулась.
Как и раньше — улыбнулась, чтобы вселить надежду жить дальше, смеяться и жить. Как они смеялись. Он — негромко, так, чтобы не перенапрячься. Она — смеялась за двоих, как вновь прилетевшие весенние птицы. Все эти полтора с чем-то года.
С грузным усилием Джису отстранилась, развернулась, её ладонь выскользнула из его, и зашагала прочь. Малыми четкими шагами, ускоряясь, ведь боялась обернуться и увидеть, как он бежит за ней.
Чонгук продолжал наблюдать, как её силуэт скрывается среди толпы, отражения яркого апрельского солнца заслепило его и вот в последний раз, да, где-то там маякнуло голубое платье. Он прищурился и только сейчас осознал, что потерял её среди толпы, хаотично движущейся на улице.
Они расстались, зная, что любят друг друга. Есть ли в этом смысл?
Почувствовал, как с трудом дышит. Что-то в грудине кольнуло иголкой — он испугался. Стал поспешно оглядываться по сторонам. Он искал её глазами. Испугался, что всё это ему померещилось.
«Наверное вновь начинается».
И её нет рядом. «Что же делать?»
Глаза всё ещё бегали по улице. Что-то тяжело... тяжело стало дышать. «Почему всё так противно ярко светит? Сколько людей вокруг... А где же она?»
Парень присел на лавочку возле кафе. То самое, куда они заходили в декабре.
Он попытался успокоить дыхание . Запрокинул голову назад. Солнечный свет нежно скользил по его бледной коже. Небо было противно голубым. Почти что цвет её платья. А вот воздух...
Воздух был на удивление лёгким и свежим. Порывистый ветер постепенно наполнялся теплом.
«О нет!»
Он соскочил с места, вновь судорожно дыша. «Не, не, не...» Он что-то забыл ей сказать. Что-то вертелось на языке. Забыл или не успел... Да какая разница! «Куда же она делась?» Вновь начал бегать взглядом по прохожим, в ожидании, что она появится, словно и не исчезала.
Схватился за голову, убрал волосы назад в попытке успокоить трепетание лёгких.
А потом вдохнул настолько резко и глубоко, наполнил юношескую грудь апрельским воздухом, жизнью, жизнью и любовью. На щеке ещё теплел невесомый след от ладони. Он ощущал её присутствие в мыслях, в улыбке, словах.
И, поразительно, но всё внутри отпустило, мысли замерли..., и стало необычайно, по-апрельски легко. Чонгук был счастлив в то время, потому что знал: пусть они не вместе, она существует. Где-то там благодарил, что она знает, что существует он. Что они прожили отличную жизнь в больнице почти вместе. Почти вместе. От подобной мысли дышиться легче.
Убрав руки в карманы, Чон заставил себя не спеша шагать вдоль тротуара. Время от времени оглядывался, словно еще ожидая увидеть её глаза. Вот вновь обернулся, не бежит ли она вдогонку?
Не бежит. Возможно, уже и далеко отсюда.
В голове пусто. Только тяжесть на сердце, от которой даже заплакать не получается.
Боль становиться ещё невыносимее, когда человек, который подарил тебе столько радостных воспоминаний, сам становиться воспоминанием. «Притворись, что меня и не было вовсе». Он притвориться, обязательно, но потом. Сейчас ему нужно всеми струнами души прочувствовать, что такое апрельская тоска.
Лёгкие слегка потряхивало, но уже не так лихорадочно. Нет. Он не сможет просто так притворится, что забыл. Обоняние уловило запах шоколада. Поэтому он растерянно улыбнулся. Совсем незаметно. Забавно ли то, что этот запах останется ещё одним воспоминанием?
Остатки глупости. Но ведь мальчишкам идет такая глупость, верно?
Вот и всё. Она растворилась в весеннем воздухе. Он шагал долго-долго. Дышал медленно и глубоко. И повторял про себя всегда одно и то же: «Возьми всё это. Дыши этим чистым потоком ветра. Дыши. Вдыхай этот запах тумана. Я здесь. Я — твои лёгкие, твоё дыхание, твоё сердце. Я помогу тебе. Помни меня с каждым глотком воздуха».
Taylor Swift, "Wildest Dreams":
Он сказал "Давай уедем из этого города,
Просто сбежим,
Покинем толпу".
Я думала, что даже небеса не в силах помочь мне сейчас,
Ведь ничего не вечно. И это сломает меня.
Он такой высокий и красивый.
Он хороший, но выглядит разбитым.
Я вижу конец, уже с нашей первой встречи, так, что моя последняя просьба такова:
Скажи, что запомнишь меня,
Стоящую в красивом платье и смотрящую на закат.
Алые губы и розовые щеки.
Скажи, что увидишь меня снова, даже если это будет в твоих самых
Безумных мечтах.
Я сказала, что никто не должен знать,
то кем мы друг другу приходимся,
Его руки в моих волосах, улыбка в моей памяти.
Его голос так привычен, но ничего не вечно,
Но сейчас все в порядке.
Он такой высокий и красивый.
Он хороший, но выглядит разбитым.
После нашего несбывшегося последнего поцелуя,
Моя последняя просьба:
Скажи, что запомнишь меня,
Стоящую в красивом платье и смотрящую на закат.
Алые губы и розовые щеки.
Скажи, что увидишь меня снова, даже если это будет в твоих самых
Безумных мечтах.
Ты видишь меня в своих воспоминаниях,
С тобой всю ночь напролет,
Сожги их.
Когда-нибудь, когда ты оставишь меня,
Готова поспорить, воспоминания будут преследовать тебя.
Скажи, что увидишь меня снова,
просто притворись- просто притворись!
Скажи, что запомнишь меня,
Стоящую в красивом платье и смотрящую на закат.
Алые губы и розовые щеки.
Скажи, что увидишь меня снова, даже если это будет в твоих самых
Безумных мечтах.
Даже если это будет в твоих самых
Безумных мечтах.
[Здесь должна быть GIF-анимация или видео. Обновите приложение, чтобы увидеть их.]