8.
Утром пятницы Инид просыпается и ей кажется, что она спит, но вскоре осознаёт, что таких снов ей ещё не доводилось видеть. На этот раз Уэнсдей лежит в её кровати, переплетаясь с самой волчицей. Одна из её ног покоится между ног Инид, её рука лежит на животе Синклейр, а голова удобно устроена на плече. Рука Инид обвита вокруг спины Уэнсдей, ладонь располагается на гладкой коже слегка оголённого бедра. Лёжа в обнимку с ней, вспоминая о ночных поцелуях, которые были слишком хороши, чтобы быть правдой, Инид задумывается: может, им стоит забить на дружбу.
Аякс разбил ей сердце. Он взял их шестимесячные отношения и закончил их невесть пойми почему. Как-то раз он заявил, что он — выдра, а Инид — его любимый камушек: они неразделимы. Но он же ни с того, ни с чего и порвал с ней, попросив остаться друзьями. Что она делает теперь? Эти отношения вообще стоит спасать?
Уэнсдей начинает ворочаться. Инид гладит её спину, и, решая проверить свою удачу, одаривает Аддамс мягким поцелуем в лоб. Уэнсдей сонно бурчит:
— Mía lupa, не заставляй меня подниматься, — её хватка на Инид крепчает, она прячет своё лицо.
— Тебе вставать не нужно, а мне уже пора. Моя презентация Собора Изгоев назначена на девять утра.
Уэнсдей снова бурчит:
— Сколько время?
Инид берёт свой телефон и смотрит на часы.
— Полвосьмого.
Она утыкается подбородком в макушку Уэнсдей. Внезапно, тело последней резко вытягивается, голова откидывается назад, отстраняясь от Инид. Уэнсдей снова поймала видение, которое заканчивается также быстро, как началось.
— Ты в порядке? Что ты видела?
Уэнсдей усаживается на кровати и отворачивается от Инид. Та прислушивается к бешено колотящемуся сердцу Аддамс.
— Тебе следует собраться и пойти найти Аякса. Если ты не убедишься, что он подготовился — за проект ты получишь только четвёрку, а ты заслуживаешь высшей оценки, — она поднимается и направляется к своей печатной машинке. — Я, пожалуй, использую свободное время и компенсирую писательский час, который пропустила вчера.
— Ладно… — Инид не уверена, в чём причина, но Уэнсдей, вдруг, снова закрывается от неё. — Я об этом позабочусь.
Она подходит к гардеробной и заходит внутрь, чтобы подобрать себе наряд. Сама того не осознавая, в процессе сборов она слушает сердцебиение Уэнсдей, будто это её личная песня.
***
Презентация проходит идеально. Аякс делает одну ошибку, когда произносит «барокко» как «барак», но тем не менее, они получают высший балл. Она прыгает ему в объятья, радуясь их совместному успеху.
Ощущения от этого совершенно другие.
В течение всего дня Инид чувствует себя иначе. Сегодня ей предстоит обратиться, и всё тело охватывают ощущения, будто она полна живых, шевелящихся личинок. Фу. Ей стоит сказать об этом Уэнсдей. Она не сомневается, что Уэнсдей это позабавит.
Инид возвращается в их комнату, чтобы поделиться новостями, но Уэнсдей на месте нет. Чтобы убить время в ожидании, она спорит с Вещью, пытаясь убедить его сказать, где находятся её вещи. Уэнсдей, должно быть, подкупила его, или хорошенько ему пригрозила, потому что он не говорит ей ни слова. В конце концов раздражение от его отказа раскрыть местоположение становится настоящей яростью, и она решает пока что оставить его в покое.
***
Уэнсдей не прячется. Не. Прячется. Могла ли она сидеть у себя в комнате? Да. Сидит ли она обычно по пятницам в своей комнате в это время? Да. Но она Аддамс. Она никогда, ни по какой причине не станет ни от кого прятаться. Она всего-навсего проводит время наедине с пчёлами, потому что, очевидно, что пчёлам тоже нужна компания.
Вместе с этим она убеждается, что украденные у Инид вещи в безопасности, как Юджин ей и говорил. Всё на месте.
Она не избегает Инид. Не скрывает своего видения. Она не закипает от ярости и злости. Она же Аддамс, а они не прячутся.
Со всеми пожитками Инид, спрятанными в сарае с ульями, весь сарай пахнет как Инид. Никакого эффекта это, на Уэнсдей, конечно же, не оказывает. Она не испытывает цепочку вызывающих недоумение эмоций, которые не может назвать, усугубляемых видением, о котором она солгала.
Уэнсдей в порядке.
Всё в порядке.
***
Инид не видит Уэнсдей до занятия, начинающегося в три часа дня, а к тому времени у неё появляются заботы важнее, чем пятёрка за проект. Чем позднее становится час, тем более нестабильно Инид себя чувствует. Она ополоснула лицо, пыталась подремать, даже поела сырого красного мяса по совету матери. Облегчения за всем этим не последовало, его и не будет до тех пор, пока не закончится последнее, самое тяжёлое обращение.
После него Инид будет чувствовать себя лучше. Она станет лучше и быстрее обращаться, будет больше держать себя под контролем. Она даже сможет выбирать, обращаться ли ей в полнолуние, или нет. Но этой ночью ей придётся ждать, пока лунный цикл сеет в ней хаос.
Когда Уэнсдей встречается с Инид на занятии, она бросает на неё взгляд и заявляет:
— Выглядишь ужасно.
Инид рычит на неё. Уэнсдей в ответ лишь вскидывает брови и ничего не говорит. Не стоит подстрекать юного оборотня.
Когда занятие начинается, Синклейр чувствует, как повышается её кровяное давление. Малейший шум испытывает её терпение. Спустя десять минут урока она больше не может держаться.
— Хватит болтать! — выпаливает она, после чего тут же прикрывает руками рот и добавляет сквозь пальцы. — Простите, пожалуйста. Просто здесь очень шумно.
— Всё нормально, мисс Синклейр, — отвечает ей мистер Фламель.
Весь класс дружно затихает, наблюдая за стремительно краснеющей волчицей. На её счастье, мистер Фламель, являющийся нефилимом — один из добрейших профессоров школы.
Он продолжает говорить, но низким, спокойным голосом:
— Нам всем известно, что оборотни чувствительны к звукам в преддверии полнолуния. Хотите освободиться от занятия? — Инид с трудом удаётся даже кивнуть в ответ, ей до безумия стыдно. — Хорошо. Мисс Аддамс, не могли бы вы, пожалуйста, проводить мисс Синклейр в медпункт или в её комнату? Что она сочтёт предпочтительным. На следующем занятии я передам вам записи с сегодняшнего урока. И, возможно, это вам поможет, — он лёгкой поступью подходит к их парте и кладёт что-то перед ней.
Открыв глаза, Инид обнаруживает, что мистер Фламель положил перед ней беруши. Её бы и так это тронуло, но в нынешнем состоянии она едва не срывается на рыдание. Она втыкает затычки в уши, и её сразу же настигает облегчение.
— Большое вам спасибо.
Мистер Фламель подмигивает ей в ответ и тихонько продолжает вести урок, в то время как Уэнсдей и Инид собирают свои принадлежности. Инид быстро покидает кабинет. Приглушение окружающих её звуков помогает, но свет в коридоре слишком яркий, её кофта щекочется и вызывает чесотку, а если кто-либо посмеет косо на неё посмотреть — она не сомневается, что зарычит в ответ.
Уэнсдей нагоняет Инид и забирает у неё рюкзак и книги. Инид и не осознаёт, насколько сильно её раздражал вес на плече, пока с неё не сняли сумку.
— В комнату? — звучит приглушённый голос Уэнсдей.
Инид с большим трудом кивает. Её мозг, по ощущениям, будто слишком велик для её головы.
Рука Аддамс обвивается вокруг локтя волчицы, после чего её принимаются через силу вести в сторону комнаты — Уэнсдей ведёт её практически вслепую.
— Я знаю, что ты чувствуешь себя так, будто твои мышцы слезают с костей, и я бы с радостью услышала твоё описание ощущений, но потерпи ещё немного.
Инид начинает смеяться, но всё ей кажется неправильным. Её когти выскочили наружу, и втянуть их обратно она не может. Она крепко сжимает кулаки, когти сдирают с ладоней кожу. Это больно, но боль её успокаивает.
— Мы на месте.
Дверь их комнаты отворяется, и Инид, спотыкаясь, валится вперёд, приземляясь на руки и колени. Она рычит на старинный деревянный пол и слышит, как рядом с ней падают их рюкзаки.
— Она в порядке, — раздаётся голос Уэнсдей по ту сторону тоннеля. — Принеси, пожалуйста, мокрое полотенце.
Инид не слышит, а чувствует, как Вещь бегает по полу. Насквозь мокрое полотенце прижимается к её шее, Уэнсдей бормочет что-то успокаивающее, но неразборчивое.
***
Инид лежит на кровати Уэнсдей на боку, держа голову на коленях Аддамс. Свет во всей комнате погашен, но Уэнсдей держит в одной руке книгу, другой поглаживая голову Инид, заправляя её волосы назад и держа их подальше от покрытого потом лба. Время от времени Инид поскуливает — обычно Уэнсдей обожает страдания других людей, но не тогда, когда страдает Инид. Сидя с ней и в третий раз за три дня разделяя кровать, Уэнсдей осознаёт, в чём заключается её болезнь:
Она влюблена в Инид.
Она отчаянно и безнадёжно влюблена в свою лучшую подругу, и осознать это ей удаётся только в наиболее страшный момент. Завтра, когда всё это закончится, Инид проверит свой телефон и увидит сообщение от Аякса Петрополуса, отправленное в 8:47. Оно будет гласить лишь: «Можем поговорить?». Их план сработал, а Уэнсдей собирается проиграть в игру, в которую, сама того не осознавая, она играла всю неделю.
Инид вновь скулит, и Уэнсдей успокаивает её. Она то тихонько шипит, призывая её к тишине, то говорит: «Не беспокойся, cara mia, я здесь». Она знает, что Инид не говорит на таком же количестве языков, как она, а потому позволяет своим эмоциям выплёскиваться через иностранные слова.
— No te preocupes, mi amor. Esto tambien pasara.
Некоторое время они сидят в тишине. Затем, Уэнсдей нарушает тишину:
— Мне жаль, что это обращение так тяжело для тебя проходит, mia lupa. Я помню твоё первое обращение и восхищение, когда я впервые увидела твоего lupa. Ты была так счастлива, — она вздыхает, легонько поглаживая голову Инид. — Я надеюсь, что тебе очень скоро станет легче.
Инид улыбается.
— Моему старшему брату пришлось хуже. Он в панике сломал себе руку, всё обращение провёл со сломанной передней лапой. Она зажила, когда он обратился в человека, но этому предшествовала долгая ночь, — она болезненно стонет. — По крайней мере у меня сейчас кости не ломаются.
— По крайней мере.
Уэнсдей касается шрамов на лице Инид — пожизненное доказательство того, как Инид рисковала своей жизнью ради Уэнсдей. Её грудь наполняет неожиданный прилив тепла. Она задумывается о том, делал ли когда-нибудь Аякс комплименты насчёт её шрамов.
Инид поднимает на неё взгляд.
— Что?
— Просто думаю о том, как сильно мне нравятся эти шрамы.
Инид морщит нос.
— Они тебе нравятся?
— Я считаю их устрашающими. Не знаю, нравятся они мне, или нет, — Уэнсдей продолжает нежно гладить шрамы, держа в уме, что эта свобода, этот безграничный доступ к Инид закончится уже завтра. — Надеюсь, и ты научишься их любить.
Инид ничего не говорит в ответ. Она прижимается ближе и ждёт, когда появится Луна. Уэнсдей позволяет ей, и старается не грустить по ушедшему моменту.
***
Комната целиком и полностью покрыта мраком, когда глаза Инид резко открываются. Ранее она впала в постоянно прерывающийся, трудный сон — но теперь пришло время. Её глаза отливают серебром. Уэнсдей, не издавая ни звука, наблюдает за ней.
— Время пришло, — сквозь стиснутые зубы рычит Инид.
Она едва успевает договорить — и тут же начинает обращаться.
Она отворачивается и, спотыкаясь, идёт к своей кровати. Схватив за плечи надетую на ней толстовку, также принадлежащую Уэнсдей, она сдёргивает её с себя через голову, являя Аддамс свою оголённую спину. Её позвоночник уже начал меняться, он растёт в длину и ширину.
Инид склоняется над своей кроватью, леденящий кровь хруст костей рвёт в клочья тишину в комнате. Она тяжело дышит, пока клочья шерсти прорастают через каждую клеточку её тела. Затем она валится на пол и упирается в пол ладонями, её руки и ноги постепенно превращаются в мощные лапы.
Наконец, спустя практически шестьдесят секунд, её обращение завершается. Инид разворачивается, ошмётки её брюк падают на пол. Она поднимает глаза на окно, сквозь которое ей светит Луна, и издаёт длинный, громкий вой. Уэнсдей, пребывая в восторге, следит за ней.
— Инид? — спрашивает она, когда вой затихает.
Инид поворачивается к ней, сверкая глазами. Она плетётся к Уэнсдей и пихает её мордой. Уэнсдей различает на ней шрамы в тех местах, где не растёт шерсть — злосчастная кожа поблёскивает среди русой шерсти.
— Собираешься в лес? — по кампусу разносится хор из волчьего воя.
Инид кивает и направляется к двери. Уэнсдей следует за ней и открывает её для волчицы.
— Увидимся утром.
Инид вылетает через открытую дверь и исчезает в ночи.
____________________________
Скоро выйдет последняя глава.)