Глава 2
Чонгук
Я ехал ночью, чтобы избежать потока машин. В течение дня я спал и добрался домой за семьдесят два часа.
Домой.
Какое странное слово. Сколько себя помню, я всегда жил в отеле. С ними легче, спокойнее и безопасность на высшем уровне. Мне никогда не приходилось съезжать, если я не хотел. У меня есть человек, который ходит за покупками и в прачечную. Когда что-то ломается, есть кому починить, а моих гостей проверяют.
Погода здесь прохладнее, чем я помню. Надеюсь, что моя горничная положила мне соответствующую одежду. Мина прислала мне в отель новый костюм. В качестве моральной поддержки она хотела поехать со мной, но я отказался. Мне она не нужна. Мне бы не хотелось, чтобы она была здесь. Я сказал ей, что еду туда и обратно. Не считая того, что я уехал на два дня раньше, чем планировал, потому что мне нужно время, чтобы повидать ее.
Даже если мне придется лишь смотреть на нее через дорогу, мне нужно дополнительное время, чтобы напомнить себе, почему я бросил колледж и ее мечты, ради бесчисленных дней в тесной студии и бессонных ночей в автобусе, колесящем по стране. Мне нужно ее увидеть, чтобы довести дело до конца и понять, что я принял для себя правильное решение, несмотря на то, сколько боли я ей причинил.
Мне нужно знать, живет ли она дальше, и я надеюсь, что так оно и есть. Сколько у нее детей, и чем занимается ее муж? Только я надеюсь, что к ней он относится лучше меня, потому что она заслуживает этого и даже больше.
Въезжая за пределы Бомонта, я глушу двигатель своего мотоцикла раньше, чем выйдет администратор и скажет мне, что я нарушаю общественный порядок. Опустив подножку и сняв шлем, я надеваю фальшивые солнечные очки и опускаю пониже бейсболку. Я знаю, что как только появлюсь в Бомонте, слухи тут же разлетятся, но несколько дней мне хочется побыть незамеченным. Я запускаю руку в водонепроницаемый футляр для гитары и отстегиваю сумку в задней части мотоцикла.
Дорога к холлу довольно длинная. Отель находится недалеко от шоссе, и от этого очень шумно. Это самый скромный отель, где меня никто не додумается искать. Помню, сказав Мине забронировать мне здесь номер, я думал, что убью ее одними лишь словами о трехзвездочном мотеле «Нотель». Но все же я здесь и захожу в простой холл с ревущим телевизором и несвежим кофе в кофейнике, возле которого лежат утренние пончики.
— Чем могу помочь?
Администратор начинает говорить еще до того, как я вхожу в дверь. У нее пронзительный и раздражающий голос — острое и болезненное напоминание о скрежещущих ногтях по доске. Ее волосы убраны назад так туго, что лицу ничего не остается, как улыбаться. Губы накрашены ярко-красным, как у голливудской звезды. Мне хочется вручить ей бумажную салфетку и сказать, что парни в Голливуде не клюнут на такую помаду, потому что это слишком очевидно.
Но я этого не делаю. Я не здороваюсь и даже не улыбаюсь ей. Мне просто хочется подняться в свой номер и, может, немного поспать.
— Мне нужно заселиться, — говорю я ей.
Я протягиваю ей водительские права и жду. Пока она вносит мое имя в компьютер, мои пальцы барабанят по стойке. Каждый раз, когда она смотрит на меня и улыбается, мне хочется отступить назад. Кто-то просто обязан ей сказать, что на ней слишком много макияжа и что, если она затянет волосы еще туже, то облысеет.
— А мистер Вестбери случайно не ваш отец? Он мой преподаватель политологии, — спрашивает она с блеском надежды в глазах.
Я отрицательно качаю головой, хотя, возможно, ответ тут положительный. Да я и не знаю, потому что он не разговаривал со мной с тех пор, как я бросил колледж.
— Ох, как жаль. Он действительно отличный преподаватель.
— Вам повезло, — говорю я.
На мое отсутствие энтузиазма ее лицо остается невозмутимым.
— Если вам что-то понадобится, просто дайте мне знать, — говорит она снова своим пронзительным, надоедливым и очень детским голоском.
Она кладет на стойку карту-ключ и просит меня заполнить регистрационный бланк на транспортное средство. Я указываю только необходимую информацию, избегая марку и модель своего мотоцикла. Им не к чему это знать.
Я беру карту-ключ и направляюсь к лифту. Войдя внутрь, я смотрю на карточку и вздыхаю. Я на шестом этаже, самом последнем у них, но не последнем для себя. Придется пойти на это, всего лишь на короткий срок. Я здесь только для того, чтобы попрощаться с Намджуном и чуть-чуть посмотреть на нее, прежде чем вернуться к своей жизни.
В коридоре воняет. Это первое, что я замечаю, выйдя из лифта. А еще уродливый дурацкий ковер, застилающий коридоры. Ненавижу запах застоявшегося сигаретного дыма. Я влетаю в свой номер и бросаю сумку на одну из двуспальных кроватей. Я подхожу к раздвижным стеклянным дверям, распахиваю толстые темные шторы и гляжу на огни Бомонта. Щелкаю задвижкой и открываю дверь, выходя на прохладный воздух.
Звук разбивающегося стекла заставляет меня посмотреть налево. И тут же об этом пожалеть, потому что где-то вдалеке стоит водонапорная башня, на которую мы с Намджуном и еще несколькими ребятами забирались после наших игр. Мы брали с собой ящик пива, оставляли девчонок внизу и смотрели, кто завалится спать с пустыми бутылками в моем грузовике.
— Похоже, кто-то продолжает нашу традицию, — говорю я сам себе.
«— Джун, спускайся сюда. Мне одиноко, — кричит ему Джису.
Нашего и смеха девушек достаточно, чтобы в воздухе постоянно стоял шум.
— Я люблю тебя, детка, — кричит Намджун в сложенные рупором ладони.
— Я женюсь на этой девчонке, и мы заделаем самых красивых детишек.
Мы начинаем смеяться, но я знаю, что это правда. Джису ходит по краю, а Намджун переживает. Мне знакомо это чувство. Я смотрю вниз и вижу силуэт своей девушки, стоящей возле моей машины. Я ревную к своей университетской куртке, потому что та накинута ей на плечи. Но такова традиция.
— Я знаю, приятель, — говорю я, хлопая его по спине.
— Двойная свадьба, — кричит он, когда я выплевываю пиво в воздух.
— Чувак, ну ты и пижон. Ты же не собирался заикаться о свадьбе и прочих таких вещах, — говорит Тэхен, прежде чем осушить бутылку пива.
Намджун пожимает плечами.
— Когда любишь кого-то, ты просто это знаешь.»
Ничего не остается прежним, но все могло остаться таким же, как было запланировано. Намджун не должен был умереть. Во всяком случае, это должен быть я. Потому что я нарушил план.
Я снова вхожу в комнату, закрываю дверь и задергиваю шторы. Когда я смотрю на постель, та насмехается надо мной, говоря мне, что я незваный гость. Она не хочет меня, как и я — ее.
Я не могу здесь оставаться. Эта комната меня задушит. Избавившись от своей маскировки, я хватаю куртку и шлем. Может, поездка освежит мою голову, а, может, и нет. Последний раз, когда я решился на незапланированную поездку, то принял изменившее мою жизнь решение.
Красный значок выхода над лестницей кажется мне более привлекательным, чем лифт. Я толкаю плечом дверь и устремляюсь вниз по лестнице, скользя по перилам, как в молодости — я не делал этого уже очень давно.
Прежде чем войти в холл, я надеваю шлем. Последнее, что мне нужно, — чтобы администратор стала строить догадки по поводу того, кто я. К счастью, заселив меня в номер, она легла на постельное покрывало, кишащее клопами, и стала ждать, когда я ее позову.
Я проскочу.
— Вас нужно будет разбудить звонком? — спрашивает она, стоит мне пронестись по холлу. Она серьезно? Я вытаскиваю телефон и смотрю на время — сейчас за полночь.
Я качаю головой.
— Нет, я справлюсь, — говорю я, открывая дверь и направляясь к своему мотоциклу.
Ничто не сравнится с ревом двигателя. Одна только вибрация меня уже успокаивает. Я кручу дроссель, прежде чем завести мотоцикл и вырваться с парковки. Я чувствую, что эта девчонка наблюдает за мной и, готов поклясться, от возбуждения облизывает губы.Не понимая, куда ехать, я держусь проселочных дорог. Чем меньше движения, тем лучше. Только я, дорога и солнце в мареве, угрожающее поднять свою уродливую голову для еще одного дерьмового дня.
Я потрясен тем, что пересекаю границу Бомонта. Ну, не совсем. Я, не переставая, думал об этом городе с тех пор, как узнал о Намджуне. В городе тихо, кованые железные фонари освещают дорогу на улицах.
Ничего не изменилось.
Проезжая по городу, я сбавляю скорость. Поворот налево, поворот направо, и оказываемся на улице, где я вырос. Когда я останавливаюсь перед домом своего детства, свет горит снаружи и внутри, я знаю, что мой отец уже проснулся.
Ничего не изменилось.
Все тот же двухэтажный белый дом с красной дверью. На подъездной дорожке нет машины, газон идеально подстрижен. В моей комнате темно, и я гадаю, что с ней сделали. Фотографии по-прежнему тянутся вдоль коридора или их сняли, когда я предал их самым ужасным способом? Что они скажут, когда их непокорный сын постучит в дверь и захочет остаться на ужин?
Я проезжаю дальше еще два квартала и останавливаюсь напротив дома Кимов. Я не дурак, чтобы думать, что она все еще живет здесь, но такое событие она не пропустит, если только они с Джису уже больше не подруги.
На крыльце включается свет, и открывается дверь. Мистер Ким, человек, который должен был стать моим тестем, выходит на крыльцо. Я знаю, что сквозь затемненный шлем он не может меня разглядеть, но он, по-моему, удивлен.
Он стоит и глядит на меня, а я — на него. Он постарел, как, наверно, и мой отец. Он спускается на траву, и для меня это знак уходить. Я жму на дроссель и срываюсь с места, мчась по улице и оставляя удивленного мистера Кима во дворе.
---
Дженни
Я въезжаю на подъездную дорожку скромного ранчо Джису и Намджуна в тон розовым трехколесным велосипедам, стоящим во дворе. Не могу заставить себя выйти из машины. Это все равно, что принять неизбежность. Я знаю, что ничто не вернет Намджуна или не изменит произошедшего, но, может, я могу совсем немного продлить это ощущение.
— Тетя Дженни, что ты делаешь?
Я подпрыгиваю от подкравшегося ко мне тоненького голоска. Стоя у пассажирского места машины, на меня глядит Лиса. Ее темные вьющиеся волосы собраны в хвостики и завязаны лентами, а беззубая улыбка освещает мой день.
— Ничего, милая, просто думаю, — говорю я, вылезая из машины и подходя туда, где она стоит. На ней надеты воскресный футбольный свитер и спортивные штаны, а рукой она зажимает мяч. Она во всех отношениях похожа на Намджуна.
— А где Чону?
— Он в школе.
Ее лицо сникает, когда она смотрит в землю. Ее маленькая, обутая в кроссовок ножка начинает скрести землю.
— Мама говорит, что мы не должны пока ходить в школу. — Ее голос замолкает.
Я борюсь с наворачивающимися слезами, мое сердце разрывается из-за нее и ее сестры. Они прожили всего пять лет со своим отцом, а вспомнят всего один, если повезет. Я наклоняюсь к ней и вытираю с ее щеки скатившуюся слезу.
— Чону может зайти после школы перед тренировкой, идет?
Она кивает, и я беру ее на руки, неся в будучи когда-то счастливый дом.
Дома у Кимов я оказываюсь впервые с тех пор, как мы получили звонок. Я приходила сюда, в то время как Джису находилась в больнице, ожидая новостей, что Намджун поправится. Я мерила шагами пол, тот самый пол, по которому ходили они, когда у девочек бывала простуда или грипп, и те поднимали их среди ночи.
Тот же самый пол, на который Намджун уронил тарелку с курицей, когда споткнулся о сумку с футбольными мячами, которую он забыл убрать после тренировки. Мы с Джису так громко смеялись. Когда он встал, весь куриный жир размазался по его лицу. По одному лишь его взгляду Джису поняла, что он шел за ней.
Я опускаю Лису и целую ее в лоб. Я даже не знаю, как утешить ее с сестрой, не говоря уже об их маме.
— Где твоя сестра? — спрашиваю я.
— Наверно, с мамой. — Лиса пожимает плечами. — Тетя Дженни, а кто теперь будет смотреть со мной футбол? — ее голос обрывается, когда она задает самый простой вопрос из всех.
Обычно у меня на все есть ответы, но, глядя ей глаза, я не знаю, что сказать, потому что ответа нет. Одну неделю это могу быть я или мистер Ким, но Намджуна никогда не будет. Они с ним были футбольными приятелями.
— Уверена, Джин будет с удовольствием и даже Чону. Может, по воскресеньям дедушка сможет приходить.
— Это не то же самое, — шепчет она, прежде чем оставить меня посреди комнаты, окруженную лишь воспоминаниями — какими-то единственными в жизни мгновениями, пойманными линзой реальной жизни и застывшими в прошлом. И порой этого недостаточно. В любых воспоминаниях сегодняшних дней не будет Намджуна.
— Привет.
Я оборачиваюсь и обнаруживаю у себя за спиной Джису. Ее волосы собраны назад в небрежный пучок, а на ней одна из рубашек Намджуна. Я не могу сдержать слезы и, давясь рыданиями, бросаюсь к ней в объятья. Она плачет у меня на груди, ее всхлипывания подрывают мои силы.
— Мне так жаль, — тихо говорю я. Ее руки цепляются за мою рубашку, она с трудом пытается себя контролировать. Она была рядом, когда мой мир развалился на части, и я буду рядом с ней, даже если это убьет меня.
Она отстраняется, и я вытираю ее слезы, как делала это Лисе.
— Вчера ты держалась молодцом, — говорю я, пытаясь напомнить ей, что у нее есть и несколько положительных моментов.
— Вчера мне не нужно было принимать решения, за исключением того, какого цвета цветы я хочу. Сегодня мне нужно выбрать гроб и принести... — Она делает глубокий вздох, закрывая ладонями лицо. На ее бриллиантовое обручальное кольцо падает солнечный свет, и оно сверкает. — Мне нужно выбрать ему последний наряд, а я не знаю, что бы он хотел надеть.
Этого я не могу себе представить. Я бы не знала, что делать. Когда у меня все изменилось, мне хотелось умереть, но Джису с Намджуном удержали меня. Они меня будто склеили. Любовь всей моей жизни не умерла, он просто решил, что я больше не то, что ему нужно в жизни, и ушел. Мне не нужно было его хоронить или вычищать его кабинет. Он забрал с собой мое сердце, закрыв за собой дверь.
— Думаю, тебе стоит спросить у девочек, в чем бы они хотели его видеть. Позволь им помочь, потому что они тебе понадобятся, чтобы пройти через все это. Я знаю, что Лиса беспокоится о том, кто будет смотреть с ней футбол по воскресеньям.
— Знаю, — тяжко вздыхает она. — она хочет знать, кто будет по ночам ее укладывать, потому что никто этого не делает так, как папа.
Я притягиваю подругу к себе и обнимаю. Я не могу ничего сказать, что могло бы разрешить для нее эту дилемму, только время сможет. Но время причиняет боль.
Джису следует моему совету и просит близняшек помочь ей выбрать последний наряд для папы. Когда они выходят, то все трое держат неподходящие друг другу вещи. Джису показывает мне черные брюки. Лиса держит его тренерскую футболку, а Соми протягивает мне ботинки, в которых он будет похоронен: одну шиповку и одну теннисную туфлю. Я выдавливаю из себя улыбку, что вызывает у всех смех.
Идеально и так в духе Намджуна.
Поездка в бюро похорон проходит в полной тишине. Джису теребит кольца так же, как в день обручения. Я смотрю на свою голую руку и размышляю над тем, когда Джин наденет кольцо на мой палец. Не нужно никакого объявления, хотя все этого так ждут. Мы с Джином уже шесть лет вместе. Пришло время принимать решение. Такой мужчина, как Джин, не будет ждать целую вечность. Все говорят, что он — выгодная партия, потому что единственный из нас, кто действительно воспользовался своим образованием, и они правы. Было бы глупо не выйти замуж за городского педиатра.
Выбирать гроб гораздо труднее, чем кажется. Можно выбрать породу дерева, обивку и цвет. Все это приходится решать Джису, сидя в офисе, в котором пахнет умершими людьми.Джису приходится выбирать музыку, график и список тех, кто понесет покров. Я вижу, что она записывает имена, оставляя шестое место пустым.
— Ты забыла еще одно имя, — подсказываю я.
Она качает головой.
— На всякий случай, — говорит она. Ей не нужно объяснять, что она имеет в виду, так как я знаю, на кого она намекает, но мне не хочется думать о... нем.
Высадив ее, я направляюсь домой. Чону должен уже вернуться со школы, и мне просто хочется обнять его, пока у меня не появится необоснованная уверенность в том, что он никогда меня не оставит.
— Чону? — входя в дом, зову я. Телевизор включен, и я обнаруживаю его лежащим на диване. Он смотрит старый фильм с игры Намджуна и Джина еще в средней школе. Я слышу знакомое имя и гляжу на Чону, проводя пальцами по его волосам. — Что происходит, малыш?
— Просто смотрю, — говорит он, сворачиваясь у меня в руке.
Я сажусь и обнимаю его, прижимая к коленям. Мне нравится, что он все еще мой маленький мальчик, когда мне это так нужно.
— Ты такая смешная, мам. — Он начинает смеяться. Я убираю его волосы и щипаю за ухо только для того, чтобы слышать и дальше его хихиканье.
— Только дорасти до моего возраста, и мы будем смотреть твои видео.
— Кто-нибудь дома?
— Мы здесь, — кричу я, когда в дом входит Джин. Он бросает взгляд на экран и подходит ко мне сзади, обнимая за плечи.
— Зачем вы это смотрите? — шепчет он мне на ухо. Я пожимаю плечами и показываю на Чону. Джин знает, что я никогда не включаю это видео: просмотр таких событий лишь открывает старые воспоминания.
Чону продолжает смеяться надо мной и Джином из-за того, как смешно мы выглядели в средней школе. Каждый раз я напоминаю ему, что у меня есть его детские фотографии голышом, и что я буду показывать их всем его девушкам.
В игре выигрывает Чон, а для меня это знак выключать фильм. Я ищу пульт, паника нарастает. Мне не хочется смотреть то, что будет в конце.
— Мам, кого ты целуешь?
Я гляжу на экран и вижу парня, преследующего меня во снах и реальности. Он поворачивается и смотрит в камеру, его рука обнимает меня. Видя его темные глаза, я закусываю губу. Я очень много думаю о нем с тех пор, как умер Намджун, и гадаю, счастлив ли он. Я встаю и выключаю телевизор, чтобы больше не смотреть на него.
— Никого, малыш, — говорю я, выходя из комнаты.