Ядовитая История

Я все еще находилась в комнате с Риоданом. Слышала, как он печально перебирал пальцами ноты, что рвали душу на части. Риодан играл мне, чтобы накалить чувства, которые и так были на пределе. Каждый раз я перегорала в душе. Боль от плети вкупе с музыкой, что нарастала, превращаясь в цунами, поглощая все живое, стирала жуткие картины прошлого. Мелодия безжалостно разрывала небо, вонзалась в самую пучину моря, доставая все живое, укрытое, чтобы уничтожить. Пожирала мысли, унося в те времена, когда я была несчастна. Когда я себя и человеком не считала — зверь, вот то слово, которое подошло бы монстру, крепко сжимавшему в руках пистолет. А ведь выбор был...

Мелодия резко прервалась, но я все еще не понимала, что происходит. Сейчас хотелось оказаться в своей кровати в обнимку с Кости, что так неаккуратно ранил меня своими словами. Сколько бы я не пыталась соблазнить, он не поддавался, жаль, что поняла я это только сейчас. Раньше нужно было подумать о последствиях тех решений, которые приняла.
Обычно на восстановление мне требовалось не больше часа, чтобы действие обезболивающего ослабло, и я пришла в себя. Следующий шаг: Риодан медленно растирал мои запястья, что так долго находились в железных оковах и неторопливо опускал на пол. А сейчас время шло, но лучше не становилось. Почему я не могу глаза открыть? Где нахожусь?

Временами чувствовала прохладу на спине, слышала обрывки непонятных разговоров, которые мозг отказывался воспринимать, но открыть глаза не могла. А что если я дома и это просто сон? Что если отец увидел меня? Очнувшись, я понесу суровое наказание. Он очень изобретателен в своих пытках, так что ничего хорошего меня не ждет.

Глубоко вздохнув, услышала тихие шорохи и снова попыталась разлепить глаза. Сначала заметила тусклый свет, исходящий от лампы, что стояла на полу. Тело функционировало, вот только на мое движение подняться, спина отозвалась протестующей болью.

— Замри и не двигайся. Еще слишком слаба. Даже не пытайся встать, — строгий приказ. Голос принадлежал Кости. — Очнулась. Значит не все так страшно, да, принцесса?

Что-то темное определенно чувствовалось в текстуре его тона. Даже жестокое. Он не станет церемониться, осознала я. Теперь потребует ответов, но что я могла сказать в свое оправдание? Как можно говорить о том, что сделала в прошлом?

— Где? — Голос сел, но вопрос прозвучал понятно.

— Сейчас тебя больше должно волновать вовсе не это.

Я повертела головой, только теперь осознавая, что лежу на животе и обнаружила Кости сидящим напротив кровати.

— За сверхурочные ты должна мне двойную премию. Так и передай своему отцу, — склонился чуть ближе, обдав меня терпким ароматом кофе. — Подождем, когда придешь в себя для более связного разговора. Сейчас ты не в состоянии сказать и пару слов.

Поднявшись, Кости направился к двери, оставив на полу возле кровати лампу, но в дверях остановился и безжалостно кинул:

— Поговорим о твоей темной стороне, — я напряглась, но он ничего не мог знать. Исключено! — Хочу услышать историю про выбор, ищеек, и пистолет. Думаю, она придется мне по душе. Как считаешь, принцесса?

С теми безжалостными словами он закрыл деверь, подарив мне на прощание подобие улыбки. Но нет, то была не она — оскал. Будто зверь, если не раскрою свою тайну он растерзает меня и даже не почувствует жалости.

***

Как бы сильно не переживала из-за слов, брошенных Кости, сон одолел меня. Действие обезболивающего еще не прошло, я пару дней буду ощущать на себе его влияние: сонливость, усталость, апатию. Незнание ситуации и того, что в бреду я могла наболтать, заставляло нервничать. Но я знала наверняка, что не рассказала о самом главном. Моя тайна все еще осталась моей. Никто не знал, как я выбралась из заброшенного амбара: руки в крови, дрожат, а ноги без устали несут вперед лишь бы подальше от мрака. Если задержусь, ищейки убьют и меня, а именно от участи растерзанной острыми клыками я надеялась сбежать.

Поспать нормально и отдохнуть, чтобы набраться сил перед предстоящей исповедью я так и не сумела. Очнувшись, даже не представляла сколько времени. Окна в комнате не было, но Кости уже поджидал меня все так же сидя на стуле возле кровати. Как будто и не уходил все время наблюдая за спящей принцессой.

— Сначала поешь или исповедаешься? Возможно, после очищения души и отпущения грехов сможешь спокойно выйти из этого дома? Кто знает, вдруг небо простит тебя и не упечет в преисподнюю? — Голос холодный, как и глаза. Поза напряженная. — Решай поскорее, принцесса, я устал ждать, итак, позволил тебе слишком долго скрывать правду. Если пойду за тебя, то должен знать за что именно борюсь. И учти, причина должна быть достаточно весомой, иначе я доставлю тебя домой и спокойно уйду.

— Долго готовился? Какая проникновенная речь, Кости, — подколола я и похвалила себя: голос не дрогнул от страха. Паранойя разыгралась не на шутку, казалось, он уже давно знает всю мою подноготную, но это просто невозможно! — А ты лицемер. Встречаешься с девушками, которым не место в моем доме. Скрываешь нечто гораздо больше, чем одну тайну. Рыщешь по комнатам, вскрыл сейф отца, а на меня ярлыки вешаешь.

Если думала, что увижу реакцию Кости, то сильно ошиблась. Нужно было предвидеть он не даст мне никакой подсказки. Не позволит поймать его.

— Отличная попытка, принцесса. Но я её не засчитываю, — он даже не напрягся из-за того, что я знаю его тайну. — В действительности ты даже не представляешь, что происходит. Не лезь в то, в чем не разбираешься. У тебя сил не хватит справится с последствиями.

Его слова выбили почву у меня из-под ног. Грубые. Правдивые. Яростные. Кости по сути было плевать, что я каким-то образом узнала о вскрытии сейфа. И я точно видела он не блефует. За маской, телохранителя, которой он прикрывался скрывалось намного большая ложь. Кости не просто охранник он кто-то другой. Но опять же высказать свои мысли вслух, значит снова получить от него насмешку. Мне нужно больше информации.

Пошевелившись, поняла, что смогу хотя бы сесть. И тот факт, что сейчас я была обнажена, почему-то действовал не так, как должен. Кости видел очень многое. Я ведь и раньше пыталась соблазнить его, а теперь оказавшись обнаженной, скрестила руки на груди, но знала, он догадался о том, что мне некомфортно. Но этот засранец даже не предложил одежду. Наоборот, перенял мою эстафету и теперь я начала осознавать, что именно Кости чувствовал последние месяцы, когда вот так я ставила его в безвыходное положение. Выбора нет. Отступить нельзя. Сбежать не получится.

Наглый взгляд, на губах кривая усмешка. Он пристально посмотрел мне в глаза и начал медленно спускаться вниз. Будто не смотрел на меня, а раздевал глазами, вот только вместо одежды обнажал душу, которую я хотела укрыть от него и не показывать её черноты. Иногда ловила себя на мысли, что внутри все покрыто плесенью: мысли медленно гнили в голове, доводя меня до бешенства. Я ведь каждый день пыталась придумать оправдание своим поступкам, но выбор был сделан, и я нажала на курок.

— Ну, принцесса, я готов, — его голос упал в тишине комнаты, будто огромный камень в море. Я услышала всплеск: вода пошла рябью, после чего волна окатила меня своей холодной силой.

Я смотрела ему в глаза, прикрывая грудь руками и дрожала. Не от желания. От страха. Возможно, это последний раз, когда Кости видит во мне человека? Понимала, что должна рассказать все, ведь теперь на кону моя жизнь за которую Кости готов сражаться, но, если не открою карты, он оставит меня. И возможно даже будет сожалеть о своем выборе, но не вернется. О, нет, он не из тех мужчин, которые прощают непростительные поступки и приползают на коленях, вымаливая прощение. И он знал, я осознаю последствия своего выбора. Либо жизнь, либо смерть и его отвращение? Стоила ли моя полная отчаяния и рухнувших надежд судьба того, чтобы за неё бороться? Эта плата будет очень высокой и возможно я не смогу заплатить сполна.

— Отец всегда винил меня в своих провалах. Мать бросила его, но прежде чем сделать это лишила всего: богатства, перспектив, друзей, партнеров. Унизила, предала и ушла. Сожгла все мосты, — тихий смешок. Мой голос был сильным, но я знала в скором времени от того безразличия с каким я говорила сейчас не останется и следа. — Именно в тот момент решилась моя судьба — отец стал мстить ей через меня. Началось все полегоньку: сначала запирал в комнате и не кормил пару дней, потом отпускал со словами: «За все, что ты имеешь должна быть благодарна мне». А я ведь не понимала еще ничего. Любила его как прежде, пока он не стал постепенно шаг за шагом ломать меня.

Точно все началось легко и непринужденно, будто игра, жертвой, в которой являлась я — его дочь. Наверное, уже тогда, когда привыкший к роскоши и богатству он в одночасье лишился всего начал съезжать с катушек. Отец не мог быть нормальным. Находись он в здравом уме, не сотворил бы со мной тех ужасных вещей. Ведь именно он создал из своей дочери новую куклу. Вбил в голову новые правила, порядки и законы. Его законы, которым я должна беспрекословно подчиняться.

— Я ведь помнила того отца, который любил меня обнимал, целовал в щеку на ночь и пел колыбельную, чтобы уснула, поэтому очень долго отказывалась принимать правду. Говорила — все образумится. Отец придет в себя, и мы будем жить как прежде только вдвоем, но надеждам моим не суждено было сбыться. Наверное, плохо молилась, — засмеялась я и посмотрела в потолок, представляя небеса. — Нужно было кричать гораздо громче? Так я кричала, срывая голос, плакала, молила, но никто не услышал! Я осталась одна и сделала все, чтобы выжить, но сейчас очень часто задаюсь вопросом: зачем? Что принесла мне жизнь, за которую я боролась, принимая такие трудные решения?

Почувствовав намек на слезы, смахнула тыльной стороной ладони со щеки, поджала губы намереваясь дойти до конца. Прикрыла глаза: так легче было произнести вслух все то, о чем мечтала позабыть. Не видеть. Не знать. Ничего не чувствовать. Еще не слышать, как голос мой с каждым произнесенным словом тускнеет, ломается, становится более глубоким, показывая истинные чувства.

— Я поняла, что ничего не вернется на круги своя, когда в семнадцать он продал меня будто сувенир в магазине. Отец не продешевил, ведь в обмен получил возможность отомстить и вновь подняться со дна. Конечно, он не раздумывал ни минуты, тут же подписал договор и жизнь пошла совсем по-другому, — немного воспоминания потускнели, но я все равно до сих пор чувствовала себя преданной, униженной и использованной. Сжав руки в кулаки, крепко зажмурилась, но тут же открыла глаза. Наверное, только его взгляд, в котором не прочла ни жалости, ни отвращения позволил продолжить. Зацепившись за глубину его бездонных глаз, я словно издали услышала историю своей изломанной жизни. — После того раза отец понял, как может использовать меня и больше не морил голодом. Ох, нет, он принялся наряжать меня в самые дорогие и изысканные наряды и украшения. Постепенно восстановился в обществе, но этого оказалось мало, и он принялся развивать полученное преимущество. Я была удобным дополнением в его игре и когда того требовали обстоятельства меня продавали с молотка тому, кто заплатит больше. Но конечно все это было сокрыто от других. Негоже дочке влиятельного человека прослыть шлюхой, но таковой я была.

На этот раз молчание продлилось гораздо дольше. Я не могла найти нужных слов, чтобы высказать то, что сокрыто в прошлом. Со временем рана все еще не затянулась, да и никогда не станет меньше, разве что с годами немного притупится боль и станет легче.

Давно я не позволяла себе заглядывать в тот ящик с костями, который зарыла поглубже в недрах памяти, чтобы не сойти с ума, а сейчас Кости заставил меня раскопать тот гроб и поднять на поверхность всю грязь, мерзость и жуть, которую прятала не только от других, но и от себя.

Именно из-за подобных поступков я винила себя. Нужно было сделать выбор в пользу других жизней, а теперь из-за последствий необдуманных действий моя душа истлевала. Будто кто-то давным-давно бросил в сухую траву спичку и ушел, но вот беда быстро она не выгорела, наоборот, без ветра медленно сгорала день за днем. Тихо, неторопливо прожигая все внутри, и только физическая боль помогала оставаться в здравом уме. Возможно, я сходила с ума так же как отец?

Помню, проснулась с головной болью и ломкой во всем теле. Во рту сухо, горло скребет при малейшей попытке сглотнуть. Состояние казалось подавляюще ужасным. Я не могла ни двигаться, ни говорить только бездумно пялилась в небо. Встать меня заставили внезапно обрушившиеся воспоминания. Даже не знаю, сколько времени я вот так в одиночестве лежала в лесу, но очнувшись, начала уплывать в прошлый, как я надеялась, вечер. Отец предложил выпить чаю, у него был очень важный разговор. О, и я выпила, а потом парализованная наркотиками, которые он благоразумно подсыпал в мою чашку заранее, слушала его четко отрепетированную речь, но ничего не могла ни сделать, ни ответить.

А он говорил: «Всем что ты имеешь сейчас, обязана только мне. Мать твоя — сука, бросила нас. Ты не нужна ей и никому не нужна кроме меня. Прими правду такой, какая она есть и перестань сопротивляться мне. Ведь если ты, скажем, попадешь в аварию и умрешь, никто даже не вспомнит про тебя. Без меня ты пустое место и давно была бы на улице, но я милостиво взял тебя под свое крыло, дал крышу над головой и теперь намерен забрать долг. Поможешь мне свершить правосудие и будешь свободна».

Только он так и не исполнил своего обещания, ведь я все еще привязана к нему титановой цепью.