Глава четырнадцать. Далия
После фиаско в кабинете долго не могла прийти в себя, но все же каким-то образом удалось незамеченной выскользнуть из темной комнаты. Тело тряслось от страсти, которую разжёг во мне Кости. Но после того как увидела в дверном проеме Содома, который очевидно искал меня похолодела от ужаса. Был момент, когда подумала, он войдет и обыщет каждый уголок в этой комнате пока не найдёт меня, но услышав, как дверь закрывается выдохнула. Я не торопилась следовать за мужчинами позволив каждому скрыться в толпе гостей. И только после десяти минут ожидания смогла выбраться из кабинета.
Напряжение, которое я испытала в руках Кости, его разговор с любимой, наша страсть — не вязались воедино. Как он мог с такой теплотой разговаривать с Синтией и так страстно отвечать на мои поцелуи?
Никого не замечая, направилась к выходу, не желая больше играть в «поймай Кости» или «убеги от Содома». Сойду с ума. Риодан — вот мое спасение и сейчас я сделаю всё, чтобы попасть к нему. Время ещё есть. Он ждет меня. Без труда нашла валета, забрала ключи и рванула с места, но далеко не уехала. Проехав поворот резко нажала на тормоз. Посреди дороги стоял Кости. Его взгляд прожигал меня сквозь лобовое стекло. Он спокойно подошел к пассажирской стороне открыл дверь и скользнул в салон.
— Убегаешь, да? — В тишине раздался его хриплый вопрос. — Интересно от кого?
Вариантов слишком много, чтобы перечислять их все. Я не хотела видеть отца, который прогибал меня каждый раз. Не хотела находиться рядом с женихом, от которого по моему телу бегали мурашки. Содом действительно пугал. Было в нем что-то темное дикое и опасное. Я не хотела испытать на себе его истинный характер. Но самое главное не желала быть рядом с Кости. Мужчина, который пробуждал во мне первобытные чувства. Заставлял желать то, чего никогда не должно быть в моей жизни.
— Молчание золото не так ли, принцесса?
Я промолчала понимая, все что скажу будет использовано против меня. Кости так действовал, как профессиональный адвокат в суде. Он может думать все, что угодно и делать тоже, но я не его игрушка. Не хочу, чтобы он распоряжался мной так же как делал это отец. Не смотря на него нажала на педаль газа и рванула вперед.
— Неужели считаешь, что риск оправдан? Хочешь показать отцу, что непробиваема? — Злился Кости. — Или ты струсила после того как почти отдалась мне? Решила сделать шаг назад, принцесса?
Я кинула в его сторону пустой взгляд, не в силах ничего обсуждать.
«Дело не в отце, а во мне!», — кричала внутри, но ничем не выдала своих истинных эмоций. Вот так, я тоже умею быть холодной неприступной крепостью. Просто плыть по течению, не цепляясь за проплывающих мимо людей. Если бы Кости сдался, уверена, я бы прикипела к нему. Но нам всё равно нужно расстаться. Вместе наше будущее невозможно. Его просто не существовало.
— Неужели ты уже остыла и решила просто сбежать? Куда, Далия? Тебе небезопасно одной передвигаться по городу, — мое молчание сказало громче слов. Оно разрывало изнутри, но я благоразумно держала рот закрытым. Как только осмелюсь промолвить хоть слово не смогу уже остановиться. — Не делай этого.
Мотор заревел, когда я прибавила скорости. Кости сверлил меня своим взглядом, но я полностью его игнорировала. Иначе сорвись и наговорю много лишнего. Обязательно спрошу: кто я для него? Не удержусь и от вопроса: кто для него Синтия?
Кости закрытая книга, которую по глупой привычке думала смогу открыть и прочесть, но чем больше пыталась, тем сильнее он отдалялся. И только по чистой случайности я знала его другую сторону, когда он не видел, что за ним следят или могут услышать. Мне хотелось показать Кости свое безразличие, как он делал это множество раз, даже не понимая, что бегу я вовсе не от отца — от него.
На дорогу ушло не более часа, когда к полуночи я вышла из машины возле клуба «Пляска смерти» игнорируя Кости. Он, конечно же, не в силах оставаться в салоне, последовал за мной. Вот только беда в том, что он пока не знает: вход на одну персону.
Когда Кости сообразил, что к чему я обернулась и послала ему улыбку, которая, впрочем, не коснулась глаз и скрылась, спустившись вниз по лестнице. Знала куда идти, ведь приходила сюда, как к себе домой. И сейчас впервые задумалась, а не стало ли это место мне большим домом, чем тот, в котором я живу?
***
Я никогда не заходила в сам клуб. Не видела, как там все устроено да меня и не интересовало это пока Риодан выполнял свое обещание. Музыка слышалась где-то в отдалении, когда я толкнула потайную дверь, которую не найдет тот, кто не знает. Темные стены, освещаемые мягким светом факелов мрачная атмосфера, которая для меня была не пугающей, а умиротворяющей. Тьма отзывала в моей душе тьмой. Обстановка всегда радовала только не в этот раз, когда позади я оставила нечто важное. Возможно стоило довериться Кости? Задать те вопросы, которые сводили с ума? Но уже слишком поздно поворачивать назад. Что если он откажет мне? Что если Кости решил, та слабость в кабинете ошибка? Я с ума сойду от его отказа. Да, трусиха. Да, привыкла бежать, когда могла обжечься. А с Кости я не просто обожгусь. Я сгорю. И я очень хорош знала, каким коварным и ранящим может быть пламя огня. Когда опускаешь обожжённую руку в воду, участок кожи так жжется и дергает рану, что хочется визжать и чем больше и интенсивнее ожог, тем острее ощущения. Тем дольше я знаю, что могу существовать. Ведь душу обожжённую прошлым назвать жизнью просто нельзя. Нелепо. Глупо.
Тихая музыка ворвалась в мои мысли. Риодан любил пианино и часто играл, но никогда не позволял слышать тихую грустную мелодию, что с каждым новым звуком набирала обороты, грозя уничтожить — стереть всё живое. Мне он играл часто, но никогда не изливал душу. Всего лишь немного приоткрывал музыкой дверь в свою жизнь, но не пускал достаточно, чтобы разобраться в той темноте, что царила в мелодии. Она цепляла за душу, рвала на части, одновременно успокаивая.
— Прошло меньше времени, чем обычно. Надо полагать, случилось что?
Как только вошла, последовал вопрос. Прикрыв дверь, улыбнулась, вдыхая знакомый запах хвои и свежесрубленного дерева. Наверняка полы были натерты воском создавая тот головокружительный аромат.
— Молчишь. Ну что же ты знаешь, что нужно делать.
Опустив голову еще ниже, Риодан принялся с легкостью и грацией перебирать клавиши пианино. Легкая музыка заполнила комнату, когда я разулась и прошла к помосту. Сняла всю одежду оставив только трусики. Встала на холодную стальную поверхность, когда музыка резко оборвалась. Риодан встал так плавно, словно вместо костей у него был воск, и он лепил из себя то, что пожелает. Лепил меня каждый раз, возвращая в реальность.
Подошел не спеша, грациозно, словно хищник к своей добыче. Вот только я не убегала, а добровольно падала в его объятия. Не боялась быть съеденной, обманутой, научилась доверять ему, но не свое сердце, а свое тело и мысли. Он единственный максимально приблизился ко мне и знал очень многое из прошлого.
Поднял правую руку, показав татуировку крыла, что скрывалась за рукавом черной футболки. Я никогда не видела его обнаженным, но знала, под всей той одеждой сокрыто мощное тело мужчины. По сути, я ничего о нём не знала, но это не помешало привязаться к нему и даже возвести Риодана в ранг друга. А таковых у меня кроме него не было. Смешно для той, которая не доверяла никому. Ни одному мужчине.
— Плеть смирения.
Два года назад, когда впервые я висела прикованная железными оковами, подвешенными к потолку, просвещал меня Риодан.
— Число ударов именно этой плетью определяется в трех выражениях: нещадно, немилостиво, жестоко. Каждое последующее больнее предыдущего за счет уже нанесенных ударов и силы, которую прикладывает палач.
Не дожидаясь ответа, он ударил меня по ногам. Я скорее услышала свист рассекаемого воздуха, чем почувствовала, когда вскрикнула. Плеть смирения представляла собой несколько плетеных хвостов из черной кожи объединённых рукоятью.
Тут же последовал еще один удар, и я поняла, о чем он говорил: этот оказался намного острее. В нём присутствовала сила, которой не было в первом. Потом Риодан снова о чём-то говорил, но я уже не могла вспомнить, дрожала, ожидая нового удара. Он специально пытался отвлечь меня, чтобы нанести удар исподтишка.
«Так игра куда более острее чувствуется», — говорил он.
Последний удар хлыста по спине отозвался приятной и уже привычной болью, которая позволила мне утонуть в огромном океане и обрести свободу. Боль наркотик — это то, что позволяет жить и не сойти с ума. То, от чего я получаю настоящий кайф и только от этого могу испытать подлинные, не лживые чувства. Увидеть мир в розовых очках таким, каким я хотела, чтобы он был для меня, а не таким, каким его создал монстр, называющий себя моим отцом.
Наверное, я отключилась от болевого шока, потому что очнулась от того, что меня пытаются утопить в ледяной воде. Закричала, когда Риодан накрутил мои волосы на кулак резко выдернув из того ледяного потока воды. Но он, конечно, не обратил внимания на то, что я уже пришла в себя и мне достаточно: снова и снова окунал в ледяную жидкость, которая обжигала кожу. Я захлебывалась, задыхалась, пыталась кричать, но ничего сделать не могла: крепко-накрепко была связана.
Очередной крик сорвался с губ, когда Риодан дернул меня за волосы, заставляя смотреть ему в глаза. И я видела там то, что видела всегда. Каждый раз, когда оказывалась в подобной ситуации: темноту, жажду власти, всепоглощающую жуткую боль, которую он готов подарить мне, чтобы освободить...
*Пляска смерти (Dance of Death) — аллегорический сюжет живописи и словесности Средневековья, представляющий собой один из вариантов европейской иконографии бренности человеческого бытия: персонифицированная Смерть ведёт к могиле пляшущих представителей всех слоёв общества — знать, духовенство, купцов, крестьян, мужчин, женщин, детей.
