18 часть
тоору проснулся от того, что что-то непонятное возькалось на его кровати. нехотя открыв глаза, шатен замер. в паре миллиметров от его лица было лицо сугавары коуши. их губы почти соприкосались, но заметив, что ойква открыл глаза коуши тотчас дернулся и отвенрулся, но с кровати не встал.
- сугавара?
тот громко сглотнул и чуть погодя затараторил
- Не пойми меня неправильно, я... ты не подумай я...
замешкался, поерзал на краю кровати и еле слышно произнес
- просто, мне почему-то казалось, что если я сделаю это, то вспомню...
тоору видел, как ушки суги покраснели.
- вспомнишь свою «судьбу»?
уточнил шатен не в силах сдержать улыбку.
- Как ты узнал об этом?!
коуши вскочил с кровати и удивленно посмотрел на шатена. тотв мгновение спрятал свою улыбку. теперь ойкава видел, что не только уши коуши были красными.
- ты сам мне рассказывал, что человек, который тебя поцеловал перед тем как ты чуть не умер - твоя судьба.
- р... разве?... Я совсем не помню...
- да. когда я только сюда попал.
последнее время коуши все больше и больше вспоминает. хотя про то, что он, так скажем «делал дома», он до сих пор не может вспомнить.
это и к лучшему. каждый раз выдыхал шатен не услышав никаких новостей о воспоминаниях про дачи. честно признаться, ойкава был рад тому, что сугавара его не помнит. точнее, не конкретно его, а то, что он к нему чувствовал все это время. тоору понимал, что это было отвратительно с его стороны, отвратительно с любой стороны, но не мог ничего с собой поделать. Ну или не хотел.
дни шли, вот пришло время карасуно уезжать, и сугаваре с ойкавой выписываться, соответственно.
савамура заметил, что после инцидента, коуши стал веселее. даже с ним он стал привычно нежным. нет. слово «привычно» больше не подходило к той нежности в голосе, которую брюнет услышал спустя столько месяцев. по спине пробежал холодок. что происходит? точнее.. сугавара, видимо, действительно все забыл. а та история, которую он рассказал, как только очнулся...
неужели все настолько плохо? да, савамура отказал пепельноволосому в помощи с «отсеиванием» ложных воспоминаний, но он бы не смог. он бы не смог сказать своему лучшему другу, который из-за него чуть не покончил с собой и сейчас с невинным трепетом рассказывающий про их «свидание», что это все лож, и вообще, ты чуть не умер, потому что я встречаюсь с мичимией, а ты, по всей видимости, действительно в меня влюблен, и вообще ты меня ненавидишь, иди проветрись, вдруг получше станет.
он слушал, как коуши говорил своим мягким голосом, обычным, тем самым, голосом, которым он говорил до своего координатного изменения. голосом, который был настолько заботливым и родным, что дачи было не по себе. Коуши рассказывал другу обо все, обо всем, что мог и что бы дайчи было бы хоть чуть-чуть интересно услышать. Чувство вины начало скрести грудь, как будто что-то, что жило в савамуре, острыми когтями царапало его ребра, разрывая все внутри. заставляя его думать.
перед глазами все еще стоял тот сугавара, который всю поездку смотрел в окно и даже не поворачивался в его сторону. холод начинал обволакивать дайчи. на улице была жара, и даже коуши был в своей белой маечке, хоть и забинтованный с головы да пят, а у брюнета отмерзали ноги и кончики пальцев.
происходило что то странное.
смотря на уезжающий автобус, еще прихрамывающий ойкава чувствовал, что что-то произойдет. что-то плохое.
его утешало только то, что теперь у пепельноволосого на телефоне в быстром наборе был тоору, и он надеялся, что сможет его спасти. надеялся. все что ему оставалось - надежда.