её волосы
Я не помню в каком порядке расположена цветовая хронология её волос, но мой любимый – синий. Она пришла в колледж и все ошалели от её вида. Вместе с цветом волос менялся и её характер. Именно так. Не характер формировал её внешность, а в точности, да наоборот. Будто она меняла цвет волос и начиналась новая эра её становления личностью. Как раз в период синеволосости мы и написали реп носкам. Текст сего произведения, я уверена, до сих пор хранится в её доме, но в моей памяти есть только отрывок о том, что они провоняли настолько, что стоят в углу комнаты. Наверное, мы их решили наказать за вонь, но это не точно.
В период красных волос у неё ещё были яркие приступы селфхарма. Она носила с собой лезвие от «опасной бритвы» и я делала то же самое. Но, если мои порезы были простыми царапинами, её – разрезами.
Знаешь, меня всегда тянуло к необыкновенному, вдохновляющему, такому нетакому и странному. Она воплотила в себе всё то, что я так люблю. Она стала моим ледоколом, моим воздухом и моей панацеей. Мы были друг для друга тем, чем Клайд был для Бонни, тем, чем Хлоя была для Дафниса, тем, чем вдохновлялись писатели конца девятнадцатого века. Мы были друг для друга настоящими и верными. Я пишу о ней в прошедшем времени потому, что того человека больше нет. Она изменилась, повзрослела, стала спокойнее и полюбила себя почти так же, как я люблю её. Она по-прежнему не замечает своей исключительности. Своей особенности. Своей душевной красоты.
Аня большую часть своей жизни провела под пыльным небом. Что это значит, спросишь ты. Это словосочетание означает моё виденье нашей юности. Мы думали, что мы были исключительно счастливы, будто бы ловили момент, будто ничего не было важно, кроме того, что бы встретиться и напиться. Мы тонули в алкоголе и дыму настолько, что вряд-ли видели чистое небо сквозь окна квартиры, номер и этаж которой я до сих пор не запомнила. Но мы ведь были счастливы, не так ли?
Не так.
Счастливые люди не душат себя дымом, не заливаются алкоголем и другими вещами. Счастливые люди смеются не от того, что опустили пару раз водный. Мы были тупыми, несчастными подростками, поздно повзрослевшими, поздно осознавшими свою неправильность и поломаность. Мы были теми, кого не поставят в пример младшему поколению и не скажут о них хорошо. Мы были такими и это наше прошлое, от которого не убежишь, не спрячешься. Но лично я люблю наше неправильное прошлое. Наше пыльное небо и неразлучные вечера, плавно перетекавшие в рассветы. Наши сумасбродные выходки и все наши ошибки. Тот, кто не ошибается – не живёт. А мы совершили ошибок больше, чем кто-либо в этом мире. Это значит, что мы живые. Настоящие.
- Мы выпили две бутылки, а у меня ни в одном глазу.
- А что, две бутылки шампанского должны были ушатать?
Угадай, что мы сделали. Правильно, мы пошли за добавкой. И не важно, что тогда Аня хотела навести порядок в палисаднике, не важно, что вообще-то на часах ещё было около часа дня. Мы хотели пить – мы пили. Потому, что могли выпить. Считали, что наши встречи без алкоголя невозможны или что? Но он плотно присутствовал в нашей жизни долгое время. Помню, как мы обе уже работали в «магните», в разных магазинах сети и случайно взяли отпуска на одно и то же время. Знойное лето, нам очень хочется отдохнуть и сбежать от суеты. Это был первый раз, когда мы совершили совместную поездку. Второго не было, но всё ещё впереди. Выбор пал на деревушку на юге России, в восьми часах от нашего города. Иронично ли, что эта деревушка – родина лучшего российского вина? Абрау-Дюрсо.
Три дня в коматозине. Да и ехали мы туда на жёстких отходняках. Не понимаю до сих пор, как мы выжили, напиваясь разных коктейлей на пляже днём, а вечером уже что-то покрепче, почти не ели, спали по несколько часов и вот так ловили момент. Только момент пыльного неба, а не жизни, как она есть.