part 17
Прошёл месяц.
Ровно тридцать дней с той самой ночи, которую невозможно забыть. Тридцать дней боли, лечения, тишины, капельниц, ежедневных процедур, едва различимого шепота врачей и редких улыбок. Тридцать дней, за которые Пау и Этери снова научились дышать — не только грудью, но и сердцем. Вместе.
И вот, в один из солнечных весенних дней, наконец-то наступило утро, которого ждали все — день выписки.
Белые больничные стены будто отступили в прошлое. Вещи были собраны, врачи попрощались лично — с добрыми словами и тёплыми взглядами. Няня, которая почти каждый день приносила Этери свежие цветы, обняла её на прощание. Палата, в которой прошёл последний месяц их жизни, теперь казалась чужой.
Они стояли у дверей, одетые в простую, удобную одежду: Этери — в светлую худи и джинсы, Пау — в чёрную толстовку, капюшон которой был небрежно спущен на плечи. На улице стояла весна. Тепло. Ясное небо, лёгкий ветер и первое настоящее солнце, которое казалось — ждало именно их.
— Готова? — Пау посмотрел на неё, мягко сжав её пальцы.
— Всегда, — ответила Этери, улыбаясь ему.
Они шагнули за порог больницы, взявшись за руки. Как одно целое. Как будто всё, через что они прошли, сжалось до этой одной точки — до момента, когда они снова вместе, живы, держат друг друга за руку и идут навстречу миру.
У выхода их ждал гул. Десятки голосов, вспышки камер, яркие микрофоны — журналисты выстроились почти в шеренгу, словно армия ожидания. Кому-то, возможно, это бы показалось навязчивым, даже жестоким. Но не им. В этом внимании была забота, искренняя тревога — вся страна следила за их историей, за спасением, за борьбой за жизнь.
— Это они! — послышался чей-то взволнованный голос.
— Они идут вместе!
— Как вы себя чувствуете?
— Пау, Этери, вы вернётесь в футбол?
— Как пережили тот вечер?
— Этери, правда, что вы прикрывали друг друга от пуль?
Но вместо растерянности или испуга, Этери и Пау остановились. Он — чуть позади, держа её ладонь. Она — уверенно шагнула вперёд. И с той самой хрупкой, но искренней улыбкой, что уже стала знаком её силы, она сказала:
— Спасибо, что переживали. Мы очень благодарны. Сейчас... мы в безопасности. Мы живы. И, главное, мы вместе.
Пау добавил:
— Сейчас всё хорошо. А дальше — будет только лучше. Обещаем.
В этот момент за их спинами появились родители. Камилла и Ханси с одной стороны, Глория и Роберт — с другой. Обе пары шли чуть позади, но их взгляды сияли от гордости и облегчения. А за родителями — их компания: Гави, Эктор, Фермин, Ламин, Анита, Берта. И даже Але и Педри. Все они приехали. Ради них.
Журналисты снова зафотографировали их всех вместе. Команду. Семью. Всех, кто прошёл через ад и вышел из него, держась друг за друга.
— Ну, всё, пошли, — Гави хлопнул Пау по плечу. — На улице тепло, а вон уже минивэны стоят. Дом ждёт.
Они дошли до машин. Всё так же вместе. Никто не спешил, никто не отпускал руки.
Этери села у окна, Пау — рядом. За стеклом мелькали знакомые улицы, весенние деревья, прохожие, живущий город. Но теперь всё казалось другим. Будто мир начал с нового листа. Чистого. Но с глубокими прожилками в памяти.
— Помнишь, как я мечтала о просто... тишине? — прошептала она.
— Теперь у нас её будет столько, сколько захочешь, — ответил Пау, переплетая их пальцы.
Сзади ребята переговаривались, родители делились планами, кто что приготовил, кто какие фильмы скачал на вечер. Дом встречал их — не стены, а люди. Любовь. Тепло.
Этери прижалась к плечу Пау. Они смотрели в окно, а солнце пробивалось сквозь стекло и ложилось на их лица.
Жизнь продолжалась. И теперь она была по-настоящему их.
***
Барселона в этот день дышала иначе. Весна почти полностью уступила место лету — в воздухе стояло тепло, которое касалось кожи, словно обещание чего-то нового, лёгкого, светлого. День был особенный — матч, на который ждали не только из-за таблицы и турнирных очков. Сегодня был день, когда на трибуны «Монжуика» вернулись двое: Пау Кубарси и Этери Флик.
И пусть Пау был не в форме, не на поле, не среди стартового состава — появление его и Этери вызвало такой же взрыв эмоций, как если бы они вышли в финале Лиги чемпионов. Их лица показали на большом экране, и вся трибуна взорвалась: аплодисменты, флаги, крики, имена. Кто-то держал плакаты с надписями «Vosaltres sou la nostra força» — Вы — наша сила. Другие — просто стояли, глядя с неописуемой теплотой. Этери и Пау сидели на VIP-трибуне рядом с родителями, а рядом с ними — Берта, Анита. Остальные — внизу, у кромки, готовились к стартовому свистку.
Барса победила. Не без труда, не без нервов, но победила. А после финального свистка, когда Эктор, Ламин, Фермин и Педри подходили к трибунам, первое, что они сделали — это показали пальцами вверх, туда, где сидели Пау и Этери. Подняли ладони. И улыбнулись. Всё ради них. Всё ради жизни.
Позже, уже вечером, Барселона казалась почти домашней. Солнечный день сменился мягкой синевой, улицы залились огнями — кафе, уличные музыканты, летящие сквозь воздух запахи морепродуктов и кофе. Они шли все вместе. Их маленькая армия из восьми человек.
Пау держал Этери под руку. Она шагала рядом, улыбаясь, с узким платком на шее и лёгким ветром в волосах. Гави болтал с Фермином и Ламином о каком-то эпизоде матча, где, по его словам, «судья был куплен». Анита и Берта шагали чуть впереди, обсуждая какое-то платье, которое та видела на витрине, пока ждали кофе. А чуть позже к ним присоединились и Але с Педри — они отписались в общий чат и просто пришли по геолокации.
— Я в шоке, ты действительно уже на ногах, — сказал Але, хлопнув Пау по спине. — Тебя пуля прошила, а ты ходишь, как будто только что растянул лодыжку.
— Не хочу даже вспоминать, — отмахнулся тот, — но врачи сказали, если бы я был не таким упрямым, до сих пор бы лежал.
— А я рада, что ты упрямый, — Этери обернулась к нему. — Без этого... ну, ты знаешь.
Пау сжал её пальцы.
— Не начинай, Флик, я расплачусь прямо здесь.
— Тогда в кафе за горячим шоколадом?
— Именно.
Они засмеялись, и даже прохожие невольно оглядывались. В этих ребятах было что-то магнитное: их голос, их свет, то, как они шли вместе, говорили, дразнили друг друга. И за всем этим — история, которую знал почти каждый житель города.
Кафе, в которое они зашли, было на одной из старых улочек. Уютное, с кирпичными стенами и деревянными стульями. С витриной, полной пирожных, и маленькими лампами на каждом столике. Им выделили целый угол — там, где можно было раскинуться, смеяться, не боясь мешать другим.
— Шоколад мне, латте ей, и... — Гави пытался записать весь заказ, но Анита вырвала у него телефон и добавила: — Дай сюда, ты опять перепутаешь всё, как в прошлый раз.
— Окей, окей! — сдался он.
Когда напитки пришли, а с ними и десерты, на столе уже царила уютная, настоящая жизнь: кто-то рассказывал, как чуть не проспал утреннюю тренировку, кто-то жаловался на погоду, кто-то обсуждал предстоящий отпуск.
— Мы думаем с Эктором поехать в Андалусию, — сказал Ламин, — просто сменить обстановку.
— А мы с Бертой собираемся остаться здесь, — ответила Анита, кивая на подругу. — Барселона летом — магия. Особенно ночами.
— А вы? — спросил Педри, повернувшись к Пау и Этери.
Те переглянулись.
— Мы... — Этери слегка улыбнулась. — Просто хотим выспаться. Дома. В тишине. Вместе.
— Самый лучший план, — сказал Пау.
Они сидели ещё долго. Барселона за окнами жила своей жизнью, но внутри всё замедлилось. Не было страха, боли, шума. Только голоса, свет, крепкие объятия и тепло чашек, в которых ещё долго остывал шоколад.
***
Вечер над Барселоной опускался мягко, будто заботливая ладонь на усталые плечи. День выдался длинным, но особенным — ведь сегодня был тот самый первый вечер, когда семьи Этери и Пау собирались за одним столом. Без больничных палат, без испуга и тревог, без камер, репортёров и белых простыней. Только близкие. Только жизнь, которая, кажется, медленно возвращалась.
В квартире у Пау стояла лёгкая суета. В спальне Этери стояла у зеркала, застёгивая на запястье тонкий браслет. Пальцы дрожали — от волнения, от предвкушения, от того, что это было по-настоящему. Застегнув браслет, Этери принялась застегивать платье, которое никак не могла застегнуть в одиночку. Рядом, сев на край кровати, наблюдал за ней Пау, слегка улыбающийся.
— Знаешь, — сказал он, — ты можешь не делать вообще ничего, и всё равно будешь красивее всех на этой планете.
— Я ещё даже тушь не нанесла, — пробормотала она, покосившись на него через зеркало.
— Тем более.
Он встал, подошёл ближе, провёл пальцами по её плечу, где заканчивалась бретелька платья, и шепнул:
— Дай, я помогу.
Его пальцы ловко подняли застёжку на спине, аккуратно зафиксировав её. Этери чуть подалась вперёд, чтобы облегчить задачу, и почувствовала его дыхание у шеи.
— Ты пахнешь как весна, — пробормотал он. — Цветами и... спасением.
Она улыбнулась. Повернулась к нему, медленно застёгивая верхние пуговицы на его рубашке — белой, строгой, но чуть мятой.
— Ты тоже пахнешь, — сказала она, не поднимая взгляда. — Как кто-то, кто слишком быстро выскочил из ванной, чтобы снова не опоздать.
Он рассмеялся. Тихо, искренне, с тем особым оттенком смеха, который бывает только в очень мирных, очень тёплых местах. Затем, когда она закончила с пуговицами, он вдруг резко нагнулся и чмокнул её в нос.
Этери снова взялась за макияж, осталось всего пару штрихов.
Заканчивая, она нанесла блеск на губы, как сзади послышался голос.
— Готова?
— А если скажу «нет»?
— Всё равно поведу. И спрячусь за тебя, если Ханси начнёт снова рассказывать, как я плохо пасовал в прошлом сезоне.
— Он просто любит тебя. Только немного... по-отцовски строго.
Пау покачал головой, взял её за руку, и они вышли.
За столом уже был шум — весёлый, по-семейному тёплый. Камилла расставляла тарелки с запеканкой, Роберт наливал вино, а Глория раскладывала салфетки, попутно рассказывая анекдот про тренировки в дождь. Ханси сидел у окна, с бокалом воды, и сдержанно улыбался, но его глаза светились — редко, но искренне.
Когда Пау с Этери вошли в гостиную, разговор на мгновение прервался.
— Вот и молодожёны, — в шутку сказала Глория. — Выглядишь прекрасно, Этери.
— Спасибо, — та улыбнулась. — Вы тоже сегодня прекрасно выглядите.
— А Пау даже пуговицы все застегнул, — вмешался Роберт. — Редкость.
— Это я его заставила, — подмигнула Этери.
Они расселись. Воздух был полон запахов еды, смеха, лёгкого волнения и чего-то ещё — ощущения целостности. Как будто эти семьи давно должны были быть рядом, но судьба упрямо мешала, уводила в сторону. А теперь всё становилось на свои места.
— Я когда тебя в больнице увидел, — сказал Ханси, обращаясь к Пау, — думал, не прощу себе, если...Но потом — ты держался, как лев. Как будто для неё.
— Так и было, — тихо ответил Пау, беря Этери за руку. — Только для неё.
На мгновение повисла тишина. Но она была правильной — не гнетущей, а той, что даёт отдохнуть сердцу. Камилла улыбнулась, и, потянувшись, поправила прядь волос дочери:
— Ты всегда была сильной, девочка моя. Но теперь ты стала и мудрой.
— Я не одна, — сказала Этери. — Он — моя сила.
Глория шмыгнула носом.
— Ну всё, Роберт, доставай десерт, а то я расплачусь и будет стыдно.
За столом раздался дружный смех. Вечер продолжался — то смеялись, то спорили, вспоминали старые истории, кто как познакомился, кто впервые сказал «люблю». Роберт рассказал, как Пау в детстве пытался убежать с тренировок к морю. Камилла вспоминала, как Этери в шесть лет устроила дома модный показ из штор. Смех лился свободно, как будто они знали друг друга тысячу лет.
А когда вечер стал близиться к ночи, когда свечи на столе уже начали плавиться вниз, а вино было выпито до дна, Этери взглянула на Пау и прошептала:
— Это и есть счастье, да?
Он кивнул.
— Да. И пусть никто не посмеет у нас его забрать.
Дом встретил их тишиной. Не угрожающей и не давящей — просто глубокой, почти осязаемой. Такой, что даже шаги по полу звучали громче обычного, а шорох одежды при снятии пальто казался слишком ярким. Этери прошла в гостиную, сбросив туфли у входа, и на секунду замерла, глядя в окно. Ночной город жил своей жизнью — с фарами машин, отдалёнными голосами и светом витрин, но у неё внутри было ощущение, будто время остановилось.
Пау следом тихо прикрыл дверь и подошёл ближе. Он всегда чувствовал, когда ей нужно было немного тишины. Но на этот раз она не нуждалась в паузе.
Она повернулась.
— Пау?
Он остановился в шаге от неё.
— М?
Этери немного помолчала, глядя куда-то вдаль.
— Я... Я знаю, мы всё это время избегали говорить. — Она сглотнула. — Я сама просила, сама отворачивалась, когда ты хотел... Но мне кажется, мы не сможем двигаться дальше, пока мы не... пока я не скажу вслух всё, что жгло изнутри весь этот месяц.
Он кивнул. Спокойно. Но в его взгляде промелькнуло что-то — тревога, боль, готовность.
— Пойдём, — мягко сказал он и взял её за руку.
Они прошли в комнату, в которой сейчас не горел ни один свет. Только уличные огни прорывались сквозь шторы, ложась золотистыми полосами на стены и пол. Они сели рядом на диван. Тихо. Близко. Так, чтобы плечо касалось плеча.
— Я думала, мы умрём, — сказала Этери. — Там, на той дороге. Когда он стрелял... когда я почувствовала, как всё гаснет внутри... — Её голос дрогнул. — Я думала: вот и всё. Вот и конец.
Пау молчал. Он слушал.
— Но больше всего... больше всего я боялась не смерти. А того, что ты можешь умереть раньше меня. Что я останусь... одна. — Она покачала головой. — Мне казалось, если ты исчезнешь, я просто не смогу... дышать.
Пау осторожно коснулся её руки.
— А я боялся, что ты посмотришь на меня — и испугаешься. Что я не успею сказать тебе, как сильно люблю. Что ты не услышишь это снова.
— Я слышала. Даже тогда, когда всё в глазах темнело. — Этери слабо улыбнулась. — Я слышала, как ты звал меня. Как ты держал меня за руку. Даже когда мне казалось, что я уже не здесь.
Он наклонился ближе, прижав лоб к её виску.
— Прости, что не смог защитить.
— Нет. — Она резко повернулась к нему, сжав его ладонь. — Нет, не говори так. Ты был рядом. Ты сделал всё, что мог. Даже больше.
Они замолчали. Тишина в комнате сгустилась — не тяжёлая, но наполненная чем-то важным.
— Я иногда просыпаюсь ночью, — призналась Этери, — и у меня паника. Что всё это был только сон. Что я снова там, на дороге. Что он стоит с пистолетом, и ты... — голос сорвался.
— Я тоже, — прошептал он. — Но потом я открываю глаза. И ты рядом. И это самое главное.
Она повернулась к нему всем телом, уткнулась лбом в его грудь. Он обнял её крепко, но не с силой — как будто держал что-то хрупкое. Самое ценное.
— Обещай мне, — прошептала Этери. — Что мы никогда не станем молчать, даже если страшно. Даже если больно.
— Обещаю, — ответил он. — Всегда говорить. Всегда быть рядом.
И в этот момент они оба поняли — настоящая жизнь началась именно сейчас. После огня. После пуль. После страха. В этот вечер, в этой комнате, где никто не слышал их слов — кроме стен, которые, кажется, наконец вздохнули спокойно.
***
Всё было тихо. Город остался позади, растворившись в мягком мареве ночных огней, а впереди — только тьма, запах пыльной дороги и шорох деревьев по обе стороны. Пау вел машину молча, с одной рукой на руле, а другой — в ладони Этери. Его пальцы были теплыми, крепкими, и, несмотря на ночь, от них веяло спокойствием.
— Ты специально выбрал это место? — спросила Этери, когда он съехал с трассы и остановился у подножия холма.
— Ага, — тихо ответил Пау. — Тут небо видно лучше всего.
Он заглушил двигатель, выключил фары. Наступила глубокая, настоящая тьма. Только звёзды наверху — тысячи, миллионы — вспыхнули в своей вечной тишине. Ветер пробежал по траве, заставив Этери поёжиться, и Пау сразу потянулся к багажнику, доставая плед.
— Идём, — сказал он, подмигнув. — У меня тут ещё одна идея.
Они поднялись немного выше, и Пау расстелил плед на сухой траве. Этери села, поджав под себя ноги, и он тут же укрыл её. Потом сел рядом, обняв её одной рукой, и оба уставились в небо.
— Никогда раньше не видела столько звёзд, — прошептала она.
— Они всегда были здесь, — мягко сказал Пау. — Просто иногда мы слишком заняты, чтобы смотреть наверх.
Несколько минут они молчали. Этери слушала, как бьётся его сердце — спокойно, ровно. Это было настолько далеко от того, что они пережили, что казалось почти нереальным.
— Мне иногда кажется, что всё это... было не с нами, — проговорила она тихо. — Что-то вроде страшного сна. Но когда ты просыпаешься — синяки остались.
— Я знаю, — ответил Пау, прижимая её ближе. — Я чувствую то же самое. Знаешь... Я часто прокручиваю в голове тот момент. Последний. Там, на дороге.
Она посмотрела на него, и в его взгляде была эта же тоска — и нежность, и страх.
— Я думала, что это конец. Я правда так думала. И ты держал меня за руку... — Этери с трудом сглотнула. — Я слышала твой голос до последней секунды. Я даже не знаю, как мы выжили, Пау.
— Наверное... — он пожал плечами. — Потому что мы не могли по-другому. Мы слишком упрямые. Или... потому что не отпустили друг друга.
Он повернул голову, взглянул ей в глаза.
— Я обещал, что буду держать тебя. И я сдержал. А ты — держала меня за руку. Даже тогда, когда всё было против нас.
Она кивнула, глаза её наполнились слезами.
— Мне было так страшно... Не за себя. За тебя.
— Этт... — Пау провел рукой по её щеке. — Мы живы. Мы здесь. И не потому что нам повезло, а потому что мы боролись. Вместе.
Она усмехнулась сквозь слёзы.
— Это звучит как начало какой-то книги.
— Может, когда-нибудь ты её напишешь.
— А ты нарисуешь обложку?
— Я лучше подпишу первую страницу, — сказал он, нежно поцеловав её в висок. — «Тому, кто стал всем моим миром».
Этери закрыла глаза и улыбнулась.
— Ты знаешь... — прошептала она. — После того, как мы выбрались, я какое-то время думала... А вдруг это нас сломает. Всё, что случилось. Эти раны, этот страх, эти воспоминания.
— И?
Она снова посмотрела на него. Небо отражалось в её глазах.
— И я ошибалась.
Пау молча взял её руку, переплёл пальцы. Они сидели так ещё долго. Не говорили. Только дышали, вместе, под тысячами звёзд.
Они сидели рядом, плечом к плечу, окутанные тёплым пледом и тишиной. Небо над ними будто дышало — так же медленно и тяжело, как они оба в этот момент. Где-то вдалеке пронеслась машина, и свет от фар на секунду коснулся их лиц, но мгновение спустя всё снова погрузилось в темноту.
— Знаешь, — тихо сказала Этери, — мне кажется, мы ещё не поставили точку. Мы живём, мы продолжаем, но всё это... тянется за нами. Как тень.
Пау медленно кивнул.
— Ты права. Мы отпустили боль, но не закрыли дверь.
— Нам нужно это сделать, Пау. — Она взглянула на него прямо, без страха. — Мы должны поехать. К ним. Поставить точку. Навсегда.
Он сжал её руку.
— Да,я знаю, это может быть странно. Но... мне нужно. Нам нужно. Не для них. Для нас.
Пау смотрел на неё долго, а потом просто сказал:
— Тогда мы поедем. Вместе.
И в этом «вместе» было всё: обещание, прощение, окончание и начало. Они больше не боялись говорить об этом. И именно в этот вечер под открытым небом, среди звёзд и трав, они решили — пора прощаться с прошлым.
Завтра — дорога. А потом всё станет легче.
И всё действительно станет лучше.
***
Они приехали рано. Барселона только начинала просыпаться, солнце ещё не село в зенит, и над землёй стелился лёгкий туман. Машина остановилась чуть в стороне. Здесь было тихо — почти свято. Воздух пах сырой травой и чем-то терпким, как будто всё это место пропитано историей сотен жизней, не доживших до новой весны.
Пау вышел первым, открыл Этери дверь. Она взяла его ладонь, но пальцы её дрожали.
— Точно хочешь? — мягко спросил он.
Она кивнула, не глядя ему в глаза. Её лицо было спокойным, почти отрешённым. Но в этой тишине всё внутри будто звенело — мысли, воспоминания, тени, которые не уйдут.
Путь к могилам был вымощен старой плиткой, местами потрескавшейся. По сторонам — кресты, каменные таблички, букеты, выцветшие от солнца и времени. Пау нёс с собой небольшой букет — нечто простое, без пафоса. Белые лилии. Он знал, что София любила именно их.
Когда они подошли к нужному участку, Этери замерла. Две новые могилы, совсем свежие. Один крест — с табличкой «Матео Р.» Ни дат, ни эпитафии. Второй — скромный камень с гравировкой: «София М. Ты ушла с тенью в сердце, но осталась в свете памяти».
Пау подошёл ближе, опустился на колено, положил лилии. Помолчал. Потом произнёс:
— Я не знаю, прощаете ли вы нас. Или ненавидите. Возможно, вам казалось, что месть принесёт вам мир. Но... только боль осталась. — Он посмотрел на надгробия. — Я не желаю никому пройти через то, через что прошли мы. Даже вам.
Этери не сдвинулась с места. Ветер колыхал подол её пальто. Она смотрела на камень Софии. На те буквы, что ещё месяц назад казались чем-то невозможным. Тенью из дурного сна.
— Знаешь... — она заговорила неожиданно хрипло. — Я стою здесь, и не чувствую злости. Ни капли. Только... пустоту. И, может, немного жалости.
Пау встал рядом, не дотрагиваясь, просто давая ей пространство. Она продолжала:
— Ты всё разрушила, София. Всё, что было у тебя, и у нас. Я долго винила себя, пыталась понять, где мы свернули не туда. Но, может быть... ты просто не знала, как жить без боли. — Она посмотрела вниз, губы дрожали. — А Матео... я не прощу, не сейчас. Но я не дам ему больше власти надо мной. Над нами.
Она шагнула ближе, почти касаясь пальцами холодного мрамора. Потом тихо прошептала:
— Я не желаю вам покоя. Но, может, вы его найдёте. Без страха. Без мести.
Пау подал ей руку. Она взяла её — крепко. Как будто боялась снова провалиться в тот ужас, из которого они выбрались.
— Мы не вернёмся сюда. — Голос её был ровным, но твердым. — Это было нужно. Чтобы поставить точку. Но теперь — всё.
Они повернулись, пошли обратно к машине. И с каждым шагом становилось легче. Не радостно — нет. Но чище. Тише. Молчание между ними не давило, не тревожило — оно было про единение. Про то, что самые тяжёлые вещи в жизни не всегда нужно разбирать по кусочкам. Иногда их нужно просто оставить позади. Осознанно. Навсегда.
Когда машина тронулась с места, Пау глянул в зеркало заднего вида. Могилы скрылись за кипарисами. Как будто никогда не было.
Он сжал пальцы Этери в своих.
— Спасибо, что пришла со мной, — сказал он.
— Спасибо, что держал за руку.
Они ехали молча, но в их молчании больше не было боли.
***
Утро выдалось редким — ленивым, нежарким, с мягким светом, который струился через шторы, будто боялся потревожить спящих. Но Пау уже не спал. Он лежал на боку, наблюдая, как Этери медленно просыпается. Она прищурилась, натянула одеяло повыше, но не без улыбки — знала, что он смотрит.
— Ты всегда так смотришь на меня по утрам? — пробормотала она, голос ещё сиплый от сна.
Пау усмехнулся, двинулся ближе и уткнулся носом в её висок.
— Каждый раз думаю, что никогда не устану просыпаться рядом с тобой.
— Даже если я выгляжу вот так? — она сонно потёрла глаза и растрепала волосы.
— Особенно если вот так.
Она фыркнула, но по глазам было видно — ей приятно. Потом повернулась к нему полностью, положила ладонь на его грудь.
Они не спешили. Завтрак — прямо в постели. Тосты, кофе, клубника. Этери пыталась намазать джем, но уронила ложку — на Пау. Он делал вид, что обижается, а она зацеловывала его в ответ, обещая выстирать футболку, хотя оба знали, что он всё равно её не снимет.
Потом валялись на полу, разбирая старые фото — нашли снимок с их поездки в Париж, где они впервые поцеловались. Также они нашли смешные совместные фотографии, Этери хохотала так, что даже закашлялась. Пау только качал головой:
— Кто нас такими выпустил в люди?
— Мы были счастливы. Это главное.
После обеда они устроились на балконе. Снизу доносился шум улиц, но здесь, наверху, всё казалось отдельным миром. Этери сидела, поджав под себя ноги, и рисовала в блокноте — просто каракули, но это её успокаивало. Пау читал, иногда отвлекаясь, чтобы погладить её по спине.
— Помнишь, как всё начиналось? — спросила она вдруг, не отрывая взгляда от бумаги.
— Очень хорошо. Я думал тогда, что ты — самая загадочная девушка на свете. А ты посмотрела на меня и сказала: «Не вздумай влюбиться».
— А ты не послушал.
— Никогда не слушаю, когда сердце уже решило.
Наступил вечер. Закат окрасил стены в оранжево-розовые оттенки. Они стояли у окна, Пау обнимал Этери сзади, подбородком касаясь её плеча. Она покачивалась из стороны в сторону, глядя вниз, на машины, прохожих, огни. Всё так спокойно, будто никогда не было трагедии, боли, выстрелов и взрывов.
— Я бы хотела, чтобы вот такие дни были чаще, — прошептала она.
— Они будут, Этт. Обещаю.
— И всё же... — Она замолчала, потом выдохнула. — Всё, что мы прошли, оно в нас. Оно часть нас. Но мне хочется, чтобы мы научились жить не с грузом, а с памятью. Тихой, спокойной. Без боли.
— Научимся. Вместе.
Позже, уже перед сном, она прижалась к нему, тихо прошептав:
— Спасибо за сегодняшний день.
Пау поцеловал её в висок и крепко обнял.
И так они уснули. Без страха, без тяжести, в обнимку, как будто за окном не мир, а только они двое.
_________________________________
[Тгк: alicelqs 🎀] узнавай первым о выходе глав, задавай вопросы и делись впечатлениями о главе 💗
Не забывайте про звездочки! И я всех вас жду в своем телеграмм канале 🫂🤍