Глава 11
Колени девушки подкосились. Дикая боль из груди отдала во все тело, забирая оставшуюся энергию в кровь, без остановки теперь вытекающую изо рта. Тело без сил упало на холодный бетон, глухо ударяясь о твердую поверхность.
Как будто по щелчку, последние капли бешенства и ярости пропали из глаз Изаны, и за какую-то секунду он будто стал абсолютно другим человеком, и в тех же фиолетовых радужках, которые только что готовы были убивать, светились искренние нежность, забота и волнение.
Он быстро встал на колени, переворачивая уже побледневшую девушку на спину, по подбородку которой медленно стекала кровь, растекаясь по серой поверхности бетона.
- Т/и... - белые ресницы задрожали, пока глаза расширились, судорожно пытаясь найти что-то, что могло остановить вытекающую изо рта и трех ран от выстрелов на груди кровь. - Дура, что ты творишь?
- Верхний карман... - голос девушки уже был слабым, почти что еле слышным, он дрожал в попытках превозмочь невыносимую боль и донести нужную информацию. - Верхний нагрудный карман... Там бинт... Перебинтуйте... Каку-чана...
Курокава дрожащими руками раскрыл ее карман - там действительно лежал моток бинта - в небольшой голубоватой упаковке, которые обычно продаются в любой аптеке. Парень быстро раскрыл упаковку и посмотрел на Т/и.
- Сначала тебя. У тебя ранения серьезнее, и...
- Не надо... - девушка постаралась сфокусироваться на уже размытом для неё силуэте, и только очертания белых, словно "седые" одуванчики, "парашютики" с которых так любят сдувать дети, волос и такой родной голос давали ей понять, кто именно сидит перед ней. - У меня... Легкие... Пробиты... Мне осталось где-то минут... 15... В самом лучшем... Случае... Спасите... Каку-чана...
- Да бл*ть, пропустите! Расступитесь, выродки! - голоса растворялись в неопределённом лёгком белом шуме, но их было несложно опознать - братья.
Действительно, это были оба старших Хайтани. Уже бледные, как сама смерть, они разгребали руками своего рода армию гопников, пытаясь протолкаться вперёд - оба увидели, куда попали последние 3 пули Кисаки, и теперь дойти до сестры для них было чуть ли не важнейшей целью жизни.
Даже сквозь будто бы плотную пелену, Т/и увидела буквально бегущие к ней два силуэта в черных плащах. Оба буквально упали возле нее, но цвет их лиц теперь было уже сложно отличить от развевающихся прядей Изаны.
- С*ка. - Ран выматерился, быстро поднялся, достал телефон из кармана и судорожно стал набирать дрожащими пальцами 119*
(Примечание: 119* - номер вызова скорой помощи в Японии)
- Перебинтуйте... Какучё... Он не должен... Тоже... Умирать... - каждое слово давалось девушке такими усилиями, что для нее было равносильно теперь даже сложнейшему удару в шпагате.
- Идиотка, - голос Риндо дрожал и ускорился, сама же Хайтани почувствовала, как он несильно сжал ее локоть, как будто бы пытаясь удержать ее уходящую жизнь. - Никто не умрет. Ран уже вызвал скорую, она будет через минут 20 максимум. Мы выложим хоть все деньги, но тебе помогут, уяснила?
Т/и хотела еще что-то сказать, но ком подступил к горлу, и она закашлялась, от чего все больше и больше крови капало вниз, теперь уже это была не просто тонкая струйка, а заметный ее ручей.
Изана выматерился и поднял почти безжизненное тело девушки на руки и нежно переложил себе на спину.
- Помогите Какуче. - он быстро кинул, сам особо не осознав, кому именно, и в заботливой улыбкой повернулся к почти что полностью белому бескровному лицу младшей Хайтани. - Солнце, потерпи ещё немного, хорошо? Скоро приедут врачи и все будет хорошо, обещаю. И все будет так, как...
На лице девушки появилась легкая улыбка, и она, хрипя и оставляя кровавые капли на спине Курокавы, проговорила:
- Я ведь... ещё с детства поклялась... всегда тебя защищать... помнишь? Ведь ты... мой король... а я... твоя королева-рыцарь...
- Конечно помню. - Изана все так же упрямо шел к выходу, держа девушку на своей спине, с глупой улыбкой, пока по его щекам начали медленно солёными дорожками стекать слёзы. - Мы же этим бредили с самого начала, когда только начали дружить все втроём.
- Так что... - с глаза Т/и скатилась одинокая слеза и, смешиваясь с кровью, вновь упала на ярко-красный плащ. - Ты того... Не сильно грусти... Когда я умру... Хорошо?
Курокава не дал себе всхлипнуть, так что сделал глубокий вдох и всё так же продолжил идти к выходу, сопровождаясь непонимающими, даже напуганными взглядами участников что Поднебесья, что Токийской свастики.
- Ты не умрёшь, слышишь? - слёзы парня начали скатываться быстрее и уже падали на бетон, оставляя там темные следы капель. - Ты не можешь умереть. Мы ведь... Давай как мы хотели в детстве? Тебе же меньше года осталось до 16, и мы сможем жениться.. У нас будет семья, как и хотели, я - твой король, а ты - моя королева... Ты меня слышишь? Потерпи немного, пожалуйста... Братья же разрешат, я уверен! И у нас будет красивая свадьба. У нас всё будет как в сказке, ты меня слышишь?
Девушка, превозмогая боль, растянула губы в маленькой улыбке, заставляя кровь стекать по губам немного быстрее.
- Я... Я не могу... Уже перед глазами... Все блестит... Как блестят новогодние гирлянды... - Т/и тяжело закашлялась, уже судорожно глотая воздух, пока всё больше и больше остатков жизни выходило вместе с красными струйками. - Всё так светло... Но дышать... Сложно... Как-то... - она почувствовала, что Курокава повернул к ней голову, и губы растянулись шире, хоть одновременно с этим из глаз катились слёзы. Глупо было тешить себя надеждой, что она останется жива.
- Эй, не плачь, солнце. - Изана, не вытирая соленые дрожки на своих щеках, взял девушку за руку. В безымянный палец уперся аметист на её кольце. - Ты слышишь, сейчас приедет скорая. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Понимаешь?
Хайтани тихо хохотнула и еле слышно прошептала:
- Я люблю тебя... Изана.
- Я тоже тебя люблю. - Курокава поднял голову вверх, пытаясь остановить свои слёзы, которые, видимо, были слишком своенравными, раз не обращали абсолютно никакого внимания на отчаянные попытки своего хозяина их подавить. Парень снова глубоко вдохнул, снова и снова пытаясь сдержать свои всхлипы и не выдать предательскую дрожь в голосе, который уже не звучал немного нараспев, как обычно. - Слышишь? Я же с детства тебя любил. С самого начала, как только ты попала в приют и в первый же день упала в яму, а я тебя вытащил... Ты же помнишь это, правда? У тебя были сбитые коленки, и ты с головы до ног была в пыли, пока пыталась оттуда выбраться. - Изана попытался хохотнуть. - Тогда я, если честно, даже сам не понял, почему захотел тебе помочь. Наверное, просто не смог устоять перед твоими большими блестящими глазами, которые отчаянно просили помощи, хоть ты и говорила, что сможешь вылезти сама, и без чьей-либо помощи. - беловолосый больше не мог скрывать то, как колышется его голос и дрожит нижняя губа, но все так же шел с глупой улыбкой вперед. - Тогда я тебя так же нес, помнишь?..
И тут пошел снег. Белые блестящие хлопья медленно опускались вниз, колыхаемые почти что незаметным ветерком, играющим с такими же белыми прядями Курокавы. Большие, но такие по-детски игривые снежинки вились в звездном небе, исполняя легкие пируэты перед тем, как спуститься на землю и упасть на серьёзный холодный твёрдый серый бетон.
Курокава шел молча, чувствуя, как рука Т/и уже не сжимает его кисть, а болтается на его плече безжизненной тряпочкой. Парень уже не смог остановить слёзы, которые теперь дождём капали вниз и почти что с лёгким плеском приземлялись на землю.
- Эй, Т/и, солнце... Почему ты так... замерла? Почему я больше не чувствую, как ты... дышишь?
Изана остановился, не отпуская холодное мертвенно-бледное тело со своих плеч.
- Подожди, ты что? Ты заснула, да? - дрожь в голосе теперь была настолько сильной, что у беловолосого не оставалось сил её сдерживать. - Всего 12 часов ночи, не спи, солнце... Тебе нельзя пока что спать, слышишь? - Курокава на пару секунд закрыл глаза, давая соленой воде, ставшую густой пеленой, скатиться по его щекам и подбородку и вновь их открыл. - Ты что, ещё... рано спать. Подожди... ещё немножечко, хорошо? Совсем немножечко... Тебе пока нельзя спать... - Курокава всхлипнул, и лицо исказилось как от неудержимой боли. - Или ты уже... спишь? Поэтому я больше не чувствую... как ты дышишь? Ты же... Просто спишь, правда?..
Он стоял, не шевеля даже пальцем, как будто бы время поставили на паузу, и всё замерло без движения. Она же... Не могла? Она не могла... правда?
- Кто может мерять пульс? - Курокава закричал, чтоб обратить внимание абсолютно непонимающих людей на себя.
- Я! - из группы в черной форме выбежал (насколько это было в его силах теперь) Чифую, быстро направляясь к силуэту Курокавы в красном плаще, колыхаемым ветерком. Черные сапоги Мацуно ударялись о бетон, разнося глухой звук бега по всей седьмой пристани Ёкохамы, отдаваясь эхом от огромных железных ISO-контейнеров, отделяющих так называемую локацию от других. Мацуно быстро добрался до Изаны, и бережно взял тело девушки у него со спины, ложа на бетон. Бледное лицо Т/и никак не отреагировало на такое движение, сохраняя кристаллики слёз на глазах и еле заметную улыбку на уже почти бесцветных губах.
Чифую поднял ее руку и взял пальцами за запястье, пытаясь нащупать вену и ее хотя бы легкую пульсацию.
- Как она? - оба Хайтани, лица которых с просто бледных превратились в нездорово-зеленоватые, подбежали к лежащему телу девушки. Вокруг собрались свастоны, пусть и еле ходя на сломанных конечностях.
Мацуно отчаянно менял позиции, брал то одну, то другую руку девушки, нащупывая вены, нажимал на запястья то сильнее, то слабее. В один момент он просто положил ее руку себе на колени, низко опустил голову, а на бетон закапали редкие водянистые капли.
Пауза была мучительной. Перекрывающей дыхание, проносящей неприятные мурашки по коже.
- ТЫ МОЖЕШЬ ХОТЬ СЛОВО СКАЗАТЬ, ВЫРОДОК? - нервы Риндо сдали, и он заорал, пронизывая повышенным тоном своего басовитого голоса бедного паренька.
Чифую лишь поднял голову и посмотрел ему в фиолетовые глаза своими зелеными. Губа поднялась вверх и дрожала, пока слёзы прокладывали по его щекам солёные дорожки.
- Её сердце... Оно... Оно не бьется...
И так бледная кожа братьев будто бы стала прозрачной, как будто это стояли не живые люди, а души мертвецов, вернувшиеся в наш мир призраками. Кто-то из свастонов закрыл рот рукой, смотря на теперь уже бездыханное тело девушки, на которое, будто осколками упавших звёзд, сыпался снег.
Изана смотрел в одну точку, не отводя взгляда от не колышущихся ресниц, под которыми блестели будто бы стеклянные хрусталики Т/ц/г глаз.
Всё это казалось просто ужасным кошмаром, от которого хотелось как можно быстрее проснуться. Как так получилось? Почему умерла именно она?
Мозг Курокавы отказывался принимать увиденное.
Больше никогда она не прыгнет к нему на спину сзади, слегка укусив за мочку уха, отчего получит от беловолосого игривый щелбан.
Больше никогда не подойдет к нему, пока он где-то лежит, и не ляжет на него сверху, укладывая головку на его вдымающуюся грудь.
Больше никогда он не почувствует вкус вишневого бальзама на её губах, притянув для поцелуя.
Больше никогда он не улыбнется, заметив её теплые руки на своем торсе, пока он везёт её куда-то на своем мотоцикле.
Больше никогда он не зароется носом в Т/ц/в пряди, чувствуя еле заметный кокосовый запах шампуня.
Больше никогда он не достанет из заплетенных волос пряди её чёлки, чтоб те красиво упали и обрамили лицо.
Больше никогда не будет за ней гоняться, чтоб она вернула его серьги, которые конфисковала, пока он спал.
Больше никогда не укроет своей кофтой чтоб ей не стало прохладно очередным вечером.
Больше никогда не увидит её улыбки, не услышит её заливистого смеха даже от какой-то абсолютно незначительной мелочи.
Больше никогда.
Какие-то жалкие три куска железа лишили Изану почти что последнего воистину дорогого ему человека.
В очередной раз.
Каждый раз все, что он начинает ценить, исчезает из его жизни навсегда, оставляя лишь незаживающие рваные раны от болючих воспоминаний на уже и так искромсанном в клочья сердце.
Курокава последний раз посмотрел на мертвое тело девушки. Со всех сторон слышались всхлипы, но почему-то его слезы резко перестали течь. Все эмоции, одна за одной, бесследно исчезли, оставляя лишь невыносимую пустоту внутри. Как будто бы какая-то частичка самого Изаны, которая заставляла его хоть что-то чувствовать, отмерла вместе с Т/и. Он больше не чувствовал ничего. Ему хотелось только одного. Убить. Убить того, кто сделал это с ней.
Крупные хлопья снега медленно кружились в воздухе и приземлялись на землю, потихоньку покрывая серый холодный бетон пушистым белым одеялом. Белые, словно "седые" одуванчики, "парашютики" с которых так любят сдувать дети, волосы медленно покачивал холодный зимний ветер.
Жизнь Т/и безвозвратно угасла. Последний огонёк, последняя искра нежности, заботы и человечности в лиловых, теперь уже пустых глазах Изаны Курокавы угасла вслед за ней.
