На языке стекла

Бутылка соджу стояла пустая на полу, опрокинутая, как последний свидетель их пьяного безумия. Одежда была разбросана по всей комнате — черная рубашка Хёнджина на лампе, ярко-рыжий ремень Феликса на дверной ручке.
А на кровати...
На кровати они проснулись в шоке.
Феликс первым открыл глаза. Голова раскалывалась, тело ныло, а теплое, голое тело Хёнджина было прижато к нему спиной. Его рука лежала на его талии, пальцы слегка сжаты, как будто даже во сне он не хотел отпускать.
— О... охуеть.
Он попытался осторожно отодвинуться, но в тот же момент Хёнджин зашевелился, резко вдохнул — и замер.
Тишина.
Густая, давящая.
— ...Феликс?
Голос Хёнджина был хриплым, сдавленным, как будто он только что проглотил битое стекло.
Феликс закрыл глаза.
— Да.
— Мы...
— Да.
— Блять.
Хёнджин резко сел, простыня сползла, обнажая его торс, следы ногтей, укусов. Феликс невольно глотнул, вспоминая, как эти красные полосы появились.
— Это не должно было... — Хёнджин провел рукой по лицу. — Мы были пьяны.
— Очень, — согласился Феликс, но голос его дрогнул.
"Секс на пьяную голову — это как спичка, зажжённая в темноте. На секунду всё освещает, а потом оставляет только пепел и ощущение, что ты что-то безвозвратно спалил."
Хёнджин повернулся к нему, глаза темные, почти черные.
— Ты... помнишь?
Феликс покраснел.
— Да.
— Всё?
— Всё.
То, как они целовались у стены, срывая друг с друга одежду.
Как Хёнджин прижал его к кровати, голос низкий, хриплый: "Ты уверен?"
Как Феликс засмеялся, пьяный и дерзкий: "Ты трусишь?"
И как потом...
Потом было больно.
Потому что ни один из них не был готов.
Потому что Хёнджин не знал, как быть нежным.
А Феликс не знал, как просить.
И теперь...
Теперь они сидели здесь.
Разбитые.
Голые.
В полном молчании.
— Нам... нужно поговорить, — наконец сказал Хёнджин.
Феликс закусил губу.
— О чем? О том, что ты трахнул меня в пьяном угаре?
Хёнджин вздрогнул, как от удара.
— Я не...
— Не что? Не хотел? Не думал? — Феликс резко встал, натягивая штаны. — Боже, давай не будем.
— Феликс...
— Нет.
Он не хотел этого.
Не хотел видеть стыд в глазах Хёнджина.
Не хотел слышать оправдания.
Потому что где-то в глубине души...
Он хотел этого.
Трезвым.
Сознательным.
Не случайным.
И это больше всего пугало.
Он уже тянулся к ручке двери, когда она сама открылась.
На пороге стоял Сынмин.
С пакетом еды.
С поднятой бровью.
И с абсолютно невозмутимым лицом.
— ...Я принёс рамен, — сказал он просто.
Феликс замер.
Хёнджин закрыл глаза.
"Иногда самые неловкие моменты жизни застают тебя без штанов. И единственное, что остаётся — принять это с достоинством. Или без."
— Можно я умру? — спросил Феликс.
— Нет, — ответил Сынмин.
— Чёрт.
Он шагнул внутрь, поставил еду на стол, оглядел их обоих.
— Вам нужно поговорить.
— Мы уже... — начал Хёнджин.
— По-настоящему.
Тишина.
Феликс опустил голову.
— Ладно.
— Хорошо, — Сынмин повернулся к двери. — Я ухожу.
— Подожди! — Хёнджин вскочил. — Ты... никому не скажешь?
Сынмин остановился.
— Я не Банчан.
И вышел.
Дверь закрылась.
Феликс медленно выдохнул.
— Ну что, — он посмотрел на Хёнджина. — Теперь ты будешь делать вид, что ничего не было?
Хёнджин сжал кулаки.
— Нет.
— Тогда что?
— Тогда... — он шагнул вперёд. — Тогда я хочу попробовать ещё раз.
Феликс замер.
— ...Что?
— Трезвым.
И прежде чем Феликс успел что-то ответить, Хёнджин притянул его к себе и поцеловал.
Нежно.
Медленно.
Совершенно трезво.
"Иногда нужно разбиться, чтобы понять — из чего ты на самом деле сделан."
Феликс закрыл глаза.
И ответил.