Глава 9
Зимы в этом городе, наверное, никогда не бывает. Оставалось чуть меньше недели до нового года, но ни заснеженных улиц, ни морозов не наблюдалось. Везде была угрюмая серость, липкая кашица грязи, что постоянно пачкала сапоги. Никакого праздничного настроения. Даже елка, установленная на центральной площади, не спасала ситуацию.
Торговые центры, магазинчики, кафетерии пытались посеять в людях семя торжества, но атмосфера там была больше похожа на некачественную имитацию, иллюзию. Внутри все равно было очень пусто. Казалось, что отняли что-то очень важное, родное, теплое.
Даша сидела, вжимаясь в вязаный свитер, который хоть как-то спасал от холода вокруг. Но девушка боялась признаться самой себе, что от внутренней мерзлоты не спасет ни один, даже самый теплый, свитер.
Прошло две недели с той прогулки по ночному городу, с того похода в кинотеатр, и с того момент, когда Даша поняла, что сильно вляпалась в любовь.
На протяжении всего этого времени в ее голове мусолился один и тот же вопрос: утром, когда она только открывала глаза, днем, поедая бутерброды, вечером, принимая обжигающий кожу душ, и даже ночью, во снах. Она просыпалась с этим чувством и засыпала с ним. Ей казалось, что она начинает потихоньку сходить с ума, выживать из разума.
Тот злосчастный вопрос, что задала ей бабушка, стал преследовать Дашу круглосуточно везде.
« А он тебе нравится?» – твердил голос в голове. Монотонно, въедливо, словно вода из крана, каплями, постепенно разъедая оболочку мозга.
Даша так и не смогла найти ответ на этот вопрос. Она боялась сделать неправильные выводы, обнадежить себя или, наоборот, разочаровать. Обратного хода потом не будет.
– Так нравится ли он мне? – пробормотала девушка себе под нос. Рядом не было никого. Студенты только заполняли просторную комнату. – Черт, как же сложно!
Сложно, невероятно сложно. Он определенно ей нравился, даже больше, ей казалось, что она влюбилась. Но эта мысль пугала, убивала, терзала. Такого просто не может быть. Раны на сердце ведь не затягиваются, не исцеляются. Там больше нет места для такого сладко-ванильного чувства, как любовь.
Но тогда, как объяснить, что когда она смотрит на него, ее сердце танцует на все возможных языках тела. Как объяснить, что она хочет записать его голос на диктофон и гонять в наушниках на постоянном репите. Как объяснить, что она хочет постоянно касаться его, держать за руку, чувствуя тепло его кожи, запускать пальцы в его волосы, и даже целовать.
Это симптомы, очевидные, настоящие. Это клиника, клиника любви.
Миша приходит первым. Парень выглядит плохо, можно даже сказать, хреново. Красные, слезящиеся глаза, опухший нос и кашель.
– Ты плохо себя чувствуешь? – Даша пододвинулась ближе к парню.
– Как свинья перед забоем, еще немного и пока, пойду на котлетки!
«Шутит – значит еще все хорошо!» – подумала про себя девушка.
– Может быть, тебе что-нибудь нужно из лекарств. Ты не стесняйся, я помогу.
– Спасибо большое! – Улыбается Иляшин. – Но Ксюша просто напичкала меня все различными антибиотиками, меня уже тошнит от них.
– Бедный, – с неподдельным сожалением произносит Даша.
– А ты что такая грустная? – Иляшин достал из сумки бутылочку с прозрачной жидкостью, открыл крышку и отпил. – Не волнуйся, это просто вода.
Даша засмеялась. Она хотела рассказать ему правду, но во время одумалась. Он может и проболтаться, и что тогда? А ничего!
– Да так, девчачьи думы, проблемы, не бери в голову, – отмахнулась девушка.
– Не знаешь, какое платье подобрать к красным туфлям, или какая фотография лучше, чтобы запостить в инстаграмм, – усмехается Миша.
– Что-то типа того.
Студенты набиваются в аудиторию, как килька в банку. Раз, и пустых мест становится меньше. Два, уже невозможно протолкнуться среди рядов. Три, и просвета больше не видно.
Влад заходит с Ксюшей в числе последних. Они бредут по направлению к своей парте, весело о чем-то споря.
– Я всегда тебе говорила, что ты чертов извращенец, – доносится до Даши реплика Ксюши.
– Да, что ты говоришь, – смеется Влад, обнажая белоснежные зубы. – Это говорит мне человек, который ест йогурт с огурцами. По-моему, ты путаешь понятия.
– Да, путаю. Ты не извращенец, а мазохист! – парирует Ксюша, присаживаясь рядом с Мишей.
– Мазохист – это, по-моему, тот, кто кайфует от причиняемой ему боли.
– Мурашов, ты меня бесишь! – злится Ксюша и бросает угрожающий взгляд в сторону друга.
– И я тебя тоже сильно люблю! – усмехается, парень в привычной для себя манере.
Ксюша обняла за плечи Мишу и что-то прошептала на ухо. Парень достал из кармана брюк мобильный телефон и протянул ей. Девушка слегка улыбнулась, как заговорщик, а затем просто встала и вышла из аудитории.
– Тебе холодно? – Мурашов сидел так близко к Даше, что она чувствовала жар его тела, легкие нотки парфюма. Этот запах дурманил, пленил, требовал прикоснуться, попробовать на вкус.
Даша слегка мотнула головой, отогнав эти страшные мысли.
– Немного замерзла, особенно руки, – девушка незаметно отодвигается от Мурашова.
– Странно, в аудитории жарко. Я в одной футболке сижу и чувствую себя, как на вулкане. – Влад снова смеется. Черт! Это сводит девушку с ума. – Может быть, ты заболела. Как ты себя чувствуешь?
«Как я себя чувствую?» – сама себе задает вопрос Даша.
«Хреново, словно по мне проехался грузовик!» – отвечает внутренний голос.
Даша чувствует себя какой-то поломанной, ее знобит, лихорадит, внутри все сжимается в тугой узел и падает вниз, в глубину живота. Губы пересохли и все потрескались. Иногда, девушка чувствует привкус крови. Что с ней творится, она не понимает!
Такое уже было. Давно. Но в итоге все закончилась трагично, больно. И теперь она сидит вот здесь, в душной аудитории рядом с парнем, который может стать еще одной роковой ошибкой. Таким проверенным сценарием, который всегда заканчивается одинаково. В черных тонах.
– Я здорова, правда, здорова, – у девушки колотится сердце.
Ксюша возвращается, приплясывая на месте. На ее губах играет сумасшедшая улыбка, будто она выиграла миллион долларов в лотерею.
– Друзья! – девушка запрыгивает на парту. – Все помнят насчет новогоднего бала?
Присутствующие громко кричат, свистят.
– Так вот, я договорилась. Новогодний бал пройдет в том же клубе, что и в прошлом году! – Так что жду весь факультет экономики через четыре дня в клубе!
Ребята громко хлопают, кричат. Они радуются, словно отменили все экзамены, словно всем подняли стипендию.
– И они так легко согласились снова принять нас после того, что случилось в прошлом году? – заливаясь хохотом, спрашивает Влад.
– А да, точно, спасибо, что напомнил. – Ксюша снова приподнимается со скамьи. – Матвеев, – девушка обращается к долговязому юноше с черными кудрями, – и чтобы в этом раз без своих фокусов. Я понятно объясняю?
Тот молча кивает.
– А что случилось в прошлом году? – сама не понимая зачем, интересуется Даша.
Миша пытается выдавить улыбку, но его потрескавшиеся губы начинают кровоточить. Ксюша не слышит вопроса, она увлечена мобильным телефоном.
– Да, Матвеем в прошлый раз решил салют пустить, – смеется Мурашов.
– И что в этом плохого. Это же так красиво и по-настоящему празднично, – пожимает плечами девушка.
– Ну да, это очень красочное зрелище, но не только тогда, когда фитиль хотят поджечь прямо в помещение клуба.
Даша резко замирает. Переваривает услышанное. Затем прокручивает в голове яркие картинки данной ситуации. И ее пробирает смех. Такой звонкий, что, кажется, сейчас все оглохнут. Но никому нет до этого дела. Все слишком увлечены собой, только Влад подмигивает глазами.
– Хотела бы я на это посмотреть, – шепчет Даша.
– О, ты тоже можешь приходить, если, конечно, хочешь? А ты хочешь? – Мурашов поймал ее, зацепился за слово и теперь тянет свою сеть.
Она очень хочет пойти, провести еще один вечер в его компании, смеясь над его шутками, даже хочет себе позволить что-то большее: прикосновение, объятие, поцелуй. Но ей нельзя. Проходили уже такое развитие событий, и это не привело ни к чему хорошему.
Внутренний голос орет, кричит, чтобы девушка отказалась, сослалась на нездоровье, на помощь бабушки. Но душа и сердце просят, молят пойти. Они хотят вылечиться, хотят снова видеть свет и чувствовать тепло. И внутри Даши идет борьба, результатом которой будет одно короткое, простое, сухое слово «да».
– Да, – не размыкая губ, отвечает девушка. – Я бы с удовольствием сходила на праздник. Но, – сердце начинает колотиться, нужно отказаться, – не думаю, что мне так будут рады, тем более это мероприятие только для студентов финансов, а я, к сожалению, таковой не являюсь.
Влад смотрит на нее с неподдельным интересом, словно пытается что-то понять, разгадать, узнать. Он слишком сконцентрирован на Даше, чем приводит ее в испуганное состояние.
– Ксюша, – он продолжает смотреть на Иванову, – а можно же Даше прийти на вечеринку? Я очень тебя прошу!
На его губах появляется ехидная улыбка, как у королей жизни, которые получают все, что хотят.
– Да, какие вопросы! – отмахивается Ксюша. – Она нам уже родная.
– Ну, вот, видишь, и никаких проблем!
«А лучше бы они были сейчас, чем потом», – не унимался внутренний голос Даши.
– С твоего позволения, я заеду за тобой. А потом мы вместе отправимся на такси. Ты не против?
И снова этот взгляд. Снова эти странные, до боли паршивые воспоминания.
« Вызови мне такси, я хочу уехать отсюда! Мне нельзя самой за руль, я пила вино. А, к черту все! Ты все равно больше не мой!», – внутри все сжалось. Даша закрыла глаза. Держалась из последних сил, чтобы не заплакать.
– Хорошо, – она улыбнулась. – Может быть, ты оставишь своей номер телефона, а то без связи нынче никак?
– Гениальная идея! – засмеялся Мурашов. – И почему я это не предложил первым!
«Наверное, потому что ты никогда не был так близок к бездне», – ответила про себя Даша.
***
От утюга исходил жар. Влад нехотя передвигал миниатюрную наковальню по поверхности ткани. Складки около швов футболки никак не хотели расправляться, чем жутко раздражали.
В углу, напротив, в кресле, поджав под себя правую ногу, и сложа руки на груди, улыбалась Аня. Девушке было смешно наблюдать за тем, как брат корчится в муках, страдает, но продолжает гладить белье.
– Давай – давай, не расслабляйся! Вон еще, сколько вещей хотят, чтобы их отгладили утюгом, – Аня засмеялась.
Влад бросил в ее сторону взгляд полный горькой обиды, злости и закипающего гнева. Он терпеть не мог гладить одежду. Стоять, сгорбившись, потеть над разноцветными тряпками, которые, словно нарочно не хотели расправляться, собирались в еще большие складки, полосы. Смертная казнь, по мнению Мурашова, гуманнее, чем глажка.
– Какая ты злая! – Мурашов процедил сквозь зубы. – А с виду такая приятная, умная, интеллигентная девушка.
Аня надула щеки, нахмурила брови. Затем привстала с дивана, подошла к гладильной доске.
– Знаешь, братец, – Аня растягивала каждое слово, словно нарочно оттягивала момент, который точно не понравится Владу, – я тоже тебя обожаю и люблю всем сердцем.
А затем девушка схватила несколько вещей из ровной стопки белья, что Влад перегладил, и смяла так быстро, что Мурашов даже не успел осознать весь ужас ситуации.
Мурашов громко простонал.
– Ты просто невыносима, – Влад схватил рубашку из стопки и принялся наглаживать ее заново.
Прошло, наверное, больше часа, прежде чем Влад вытащил из розетки вилку от утюга. Переложил ровные стопки в шкаф и задвинул гладильную доску далеко от глаз.
Сестра нашлась на кухне. Она сидела на стуле и поглаживала Фицджеральда, который сопел на ее коленках.
– Он такой милый, как и ты. Всегда мечтала о котенке.
Горькая тема, которая поднимается в любом разговоре, причиняет немалое количество боли.
– Как они там? – хрипит Влад.
– Кто они? – спрашивает Аня. – Стулья? Светильники или, может быть, дрова в камине? Если ты имеешь в виду их, знай, они догорели.
Мурашов понимает, что сестра злится на него и на родителей. Потому что взрослые люди не могут решить свои проблемы, а вместо этого показывают характер, меняют номера телефонов, обрывают все связи, молчат и в конце, даже бывает, что умирают, так и не разобравшись в ситуации.
Это больно. Но больнее, когда все хотят поговорить, прийти к мирному разрешению конфликта, но никто не может сделать первый шаг. Гордость! Еще один побочный эффект этой жизни.
– Ты знаешь, о ком я спрашиваю, – Влад дышит ровно, пытается держать себя в руках.
– Представь себе, нет! Не могу даже догадаться! – Аня продолжает водить рукой по шерстке кота. Тот мирно сопит.
– Родители, – это слово, словно запрещенный препарат, который от всех нужно прятать. Произнес и жди, когда тебя поймают.
– Родители – какое сухое и без эмоциональное понятие. Как в учебниках по психологии. Зачем же так, можно ведь, на уровне биологических инстинктов общаться. Поправь меня, если я ошибусь, ты спрашиваешь меня о наших с тобой пробандах?
«Хороший удар! Звонкая пощечина! Заслужил», – внутри Мурашова все горит.
– Не передергивай! – шипит Влад.
– А то, что? – Аня поднимается со стула. Фицджеральд занимает ее место. – Тоже перестанешь со мной общаться?
– Аня...
Но девушка не дает договорить брату. Она раздражена, огорчена и очень зла.
– И из–-за ваших тупых распрей, в стиле не поделили корову, страдаю я. Вам плевать на себя, ибо вы гребанные эгоисты. Вам ваша гордость, внутренний стержень важнее семейных уз, любви и простой, человеческой заботы. Да, наши родители не идеальны. Но они такие, как есть. И ты должен их принимать. Но, увы, ты слишком эгоистичен, чтобы принять это, – девушка вылетает в коридор, натягивает пальто. Влад стоит около плиты, не веря своим ушам. – Я не говорю, что ты плохой, братец! Я тебя очень сильно люблю. Но ты еще та бессердечная сволочь. Знаешь, мама плачет по ночам. Я слышу это каждую ночь, потому что сижу около ее двери, и душу в себе порыв ворваться вовнутрь и обнять ее, успокоить. Потому что это не вылечит ее боль, а только сгладит. Но сегодня я не буду сдерживать себя. А ты можешь оставаться здесь один. Катись к черту, Владислав!
Хлопок дверью, тишина. Она погружает в холодный пот. А что потом? Ничего. Простая пустота. Квартира два на два, и котенок, который ни в чем не виноват.
До Мурашова наконец-то доходят эти страшные слова, что сейчас в порыве гнева и отчаяния выплеснула его сестра.
Она права во всем.
Мурашов в одной футболке вылетает из квартиры. Стремительно бежит по лестнице вниз, распахивает тяжелую, подъездную дверь. Холод сковывает тело, легкий озноб проходит по спине. Но слишком поздно.
Такси увезло его сестру домой.
***
Таисия Петровна аккуратно помешивала коричневую жидкость в стакане. Пахло довольно приятно. Такой сладкий, терпкий запах, даже не подумаешь, что песочек из пакетика за двадцать рублей, может приносить такое удовольствие.
Полуфабрикаты, продукты быстрого приготовления, супы из пакетиков – всего это в нашей жизни стала так много, что мы не представляем наше существование без них. Как это самому разделывать тушка курицы, или как самой можно приготовить приправу, это же нереально!
Мы так привыкли жить на легкой ноте, что иногда забываем, что нужно делать что-то самим. Да, иногда бывает больно, когда ваше творение, никому не нужно, когда его никто не оценивает. Но ведь это хороший пинок под одно место, чтобы встать и идти дальше.
Ведь сложно рушить именно тот замок, который ты построил сам. А до фантиков нам нет никакого дела: одним больше, одним меньше.
Таисия Петровна вовсю готовилась к главному празднику года. Женщина обожала загадывать желание под бой курантов, готовить новогодние салаты, пить шампанское и слушать новогоднее обращение Президента.
Даша весь день была сама не своя. Бегала по квартире, засиживалась часами в ванной комнате, таскала из одного угла комнаты в другой зеркало, заявляя, что так лучше падает свет. Женщина молча воспринимала данную ситуацию, никак не реагировала, пыталась сдержаться, но в глубине души весело смеялась, хохотала над внучкой.
А та все равно продолжала с маниакальной целеустремленностью носиться по квартире, разбрасывая вещи, и громко матерясь на английском языке.
Но вот сейчас, когда солнце спряталась за серые многоэтажки, город погряз в непролазных пробках, а в лужах стала отражаться луна, Дашенька успокоилась. Она сидела напротив своей бабушки и пила чай.
Легкий макияж, довольно привлекающее платье, небрежная прическа, но Таисия Петровна знала, что на данную укладку внучка потратила добрых пару часиков. Это пугало женщину, страшило. Она знала, что пережила ее маленькая девочка в той прошлой жизни. Сколько боли перенесла, и сколько боли еще может перенести. Но что могла поделать старая женщина, которая отчетливо понимала, что сильную боль может излечить только болью сильнее.
Раздалась дверная трель. Такой противный звук. Словно кто-то грызет стекло. Таисия Петровна всегда хотела его заменить, но то руки не доходили, то ли как-то смирилась.
– Бабуля, открой, пожалуйста, а то я не успею допить, – Даша принялась быстрее размешивать сахар в стакане.
За дверью оказался Влад, тот парень, что помог доставить внучку с растяжением домой. Паренек был хорош собой, это Таисия Петровна заметила еще в их первую встречу. Он улыбался. Держал в руках букет цветов. Очень символично.
– Добрый день, Владислав! Проходите, – и женщина отступила немного в сторону, освобождая проход в квартиру.
– Спасибо, – он мило улыбнулся, и женщина поняла, почему ее внучка снова наступила на старые грабли. Такова жизнь, такова реальность. – Это вам.
Мурашов протянул букет женщине. Лилии. Красивые цветы. Не из дешевых. Внимательный парень, это хорошо.
– Дашенька на кухне, проходи!
Мурашов стянул с себя пальто, сапоги. Белый свитер, темные джинсы, легкая щетина – с таким легко пропасть, с таким легко везде и во всем раствориться.
Даша, заметив Мурашова, заметно покраснела, немного напряглась.
– Смотри, какие красивые цветы мне подарил Владислав, – похвасталась букетом Таисия Петровна.
– Очень красивые, бабуля! – Девушка расправила плечи. – Подожди немного, я сейчас быстро соберусь.
Девушка вышла из комнаты, оставив Влада один на один с Таисией Петровной.
Женщина присела рядом. Она молчала, но ее взгляд прожигал насквозь. Это Влад чувствовал отчетливо, словно в нем жги дырку паяльной лампой.
Молчание затягивалось. Мурашов чувствовал себя неуютно. Ему хотелось встать и выйти из квартиры, спуститься к подъезду и закурить. Выдохнуть, успокоиться.
– И почему мир так сложно устроен, – произнесла вслух женщина.
– Вы что-то спросили? – Влад подумал, что вопрос был адресован ему.
– Нет, это так мысли вслух, – отмахнулась Таисия Петровна. Но затем добавила. – Владислав, а вас когда-нибудь предавали?
«Странные вопросы», – подумал Мурашов.
Но женщина жаждала узнать ответ.
– Бывало, – выдохнул Влад.
– Ох, это, наверное, больно.
– Неприятное чувство! Особенно, когда предают близкие, родные люди, которым ты открываешь свою душу, как входную дверцу.
– И что было с теми, кто натоптал в твоей душе? – Таисия Петровна сама не заметила, как перешла с пареньком на «ты». Это было немного неправильно, но беседа приняла личный мотив. – Вы прощали их потом?
Мурашов усмехнулся.
– Прощение довольно эгоистичная вещь. Оно делает лучше того, кто прощает. Но ничему не учит прощенного, – Влад небрежно пожал плечами. – Поэтому предателям всегда направо, а мне, увы, всегда только прямо.
– Ничему не учит прощенного, – пробормотала Таисия Петровна, а затем резко поднялась с табурета и вышла прочь из комнаты, оставим Мурашова одного.
Влад не понимал, к чему был весь этот разговор. Но после него парню стало не по себе.
Он всегда был уверен, что нельзя прощать обиды, предательства, злобы по отношению к себе. Ведь это показывает твою слабость, твою уязвленность. А в современном мире любая болевая точка приравнивается к ахиллесовой пяте.
Даша вернулась спустя пару минут. Влад продолжал сидеть за столом.
– Идем? – спросила девушка из-за спины.
Мурашов обернулся и кивнул.
В прихожей стояла Таисия Петровна. Она улыбалась, отчего Владу стало еще страшнее. Он никак не мог догадаться, к чему были те вопросы.
– Дашенька, на минуточку можно тебя, хочется посекретничать.
Девушка пожала плечами и подошла к женщине, а Влад не в силах больше находиться в квартире, вышел из нее.
– Что ты делаешь? – женщина была зла.
– Иду на вечеринку, – девушка не понимала причину агрессии со стороны своей бабушки.
– Зачем ты его обманываешь? Ты же знаешь, как это больно терять любовь, пытаться спасти ее, но слишком поздно – мертвые не исцеляются, а живые не забывают предательств.
– Бабуля, я знаю, знаю. Но ничего не могу поделать с собой. Это сильнее меня, меня что-то тянет к нему. Словно он... А в прочем к черту, в одну воронку снаряд дважды не стреляет.
– Вот именно, вот именно...