Глава 7
Голоса. Мужские и женские, детские и пожилые. Голоса. Они были повсюду. Смеялись, шептали, восхищались, гоготали и даже шепелявили. Голоса. Они бились друг о друга, словно мухи, что угодили в банку. Голоса. Они давили, стучали, не давали сосредоточиться.
Голоса. Влад никогда не боялся общения с людьми, смотреть им в глаза, улыбаться, шутить до этого момента.
Голоса. Их было так много, что Мурашову казалось, что он попал в центр карусели, а вокруг на белых, деревянных лошадках весело скачут по кругу сплошные голоса, которые не имели тела.
Голоса. Они пугали, радовали и заставляли что-то в левой части грудной клетки бухать, ахать и стучать, как в колокол на часовне, когда приходит время молиться.
Голоса. Много голосов. И это было ужасно.
Владу хотелось вырваться из их плена, растолкать руками, выбежать на улицу и не оборачиваться до самого дома. Ничто его так не пугало, как эти голоса.
Плотное кольцо из людей окружило Влада и еще трех девушек, чьи работы были представлены сегодня на выставке. Они все задавали вопросы, требовали ответов, жадно вглядывались в глаза, пытаясь уловить каждую деталь. Словно это была не выставка искусств, а суд, где все эти голоса были присяжными, которые хотели узнать истину, какой бы та не была.
Голоса сменились глазами. Сотни зрачков смотрели, пытали и убивали Мурашова. Парень вспотел, сорочка под пиджаком стала мокрой, противно липла к спине. Туфли стали жать, сводя до безумия пальцы. Запонки стали жечь, как раскаленный металл, что целует преступников.
Боль пронзала голову стрелой, словно ту выпустили из арбалета. Парень был бледным, вспотевшим и сильно взволнованным, в отличие от тех девиц, стоявших рядом. Они улыбались, сверкали глазами, крутились из стороны в сторону, как куклы на витрине, крича о своей цене, привлекательности и, быть может, таланте.
Вопросы не прекращались. Ответов по-прежнему не было. Гнев закипал внутри, раскалялся до предела, готовый вырваться наружу и спалить все вокруг.
Голоса.
– А во сколько вы написали свою первую картину? – низенькая девушка в откровенном платье цвета морской волны, стояла вплотную с Владом и улыбалась, как-то по-звериному.
– Что? – переспросил Влад. Он не мог разлить ее голос, не мог понять, что она сказала. – Я вас не понял.
Девица нахмурилась, ее брови сложились домиком, а глаза сверкнули огнем. Она, ничего не ответив, развернулась на каблуках и ушла в другой конец зала. Владу полегчало.
Толпа стала растворяться, словно кто-то включил огромный вентилятор и разбросал всех по залу.
Руки тряслись. Влад ослабил бабочку, что плотно сковала его дыхание. Сигареты лежали в кармане пальто.
Влад протиснулся между женщиной огромных размеров, которая в мешковатом платье, больше напоминала ему бочку для засола огурцов. Та лишь недовольно крякнула.
Влад дошел до гардероба. Нашел среди ряда различных одежд свое пальто, опустил руку в карман и вытащил темно-синюю пачку. Сигареты – единственное спасение.
Холодный воздух ударил в лицо, действуя отрезвляюще, заставляя Влада осознать произошедшее.
Выставка проходила хорошо. Много людей пришли поглазеть на творения молодых дарований. Среди пришедших были настоящие ценители искусства, любители и те, кто ходил по таким мероприятиям для повышения своего статуса. Такие люди ничего не понимали, не ценили живописи, но слонялись по залу от одной картины к другой, громко ахая, бурча и высказывая свое мнение.
Владу было смешно наблюдать за такими фигурами, которые мучают себя тем, что им совершенно не интересно. Это то же самое, если танцора заставить петь, или балерину прыгать с парашютом.
Табачный дым ударил в нос. Никотин попал в кровь, плавно плескался по телу, даря успокоение. Сигарета тлела. Владу казалось, что слишком быстро, он еще не успел остыть, прийти в себя, не готов снова окунаться в те голоса, что буравили его голову изнутри.
Скрип двери вырвал его из раздумий. К нему приближались трое. Парень и две девушки. Такие близкие, такие родные, такие нужные.
– Я же вам говорил, что Влад решил устроить перекур, – темно-синий пиджак облегал плечи Миши. Друг широко улыбнулся и похлопал по спине Мурашова, – ты был хорош.
Влад скривился в ухмылке.
– Ты так быстро выскользнул из зала, что я даже не поняла, куда ты направился, – Аня стояла напротив брата. Платье в пол, аккуратно уложенные волосы, никакого макияжа. Она была красива, прекрасна, волшебна. – Братец, ты чего так переживаешь. Все супер!
– Все в восторге! Это успех! – Ксюша обняла за плечи Иляшина.
Влад обвел взглядом ребят. Им было не понять, что чувствовал он сейчас. Как это быть зверьком, которого загнали в угол, и со всем сторон щелкают перед ним фотоаппаратами.
– Да, все нормально, – неуверенно ответил Мурашов. – Я сейчас вернусь ко всем, просто нужно было перевести дыхание. Больно душно внутри.
«А еще ужасно много голосов. Они сводят меня с ума», – шептал Владу внутренний голос.
Ребята смотрели на друга глазами полные недоверия. Знали они, как у него все в порядке. Но решили не трогать, не оголять провода, а просто наблюдать со стороны.
– Тогда мы ждем тебя внутри, – Ксюша, схватив Мишу под руку, направилась вперед, к дверям.
– Да, я скоро, – прошептал, как можно громче, Мурашов.
Ребята зашли внутрь, а Влад выдохнул.
Сестра продолжала стоять напротив. Она буравила взглядом парня, отчего тот чувствовал себя неуютно, словно кто-то тыкал в него палкой и заставлял танцевать.
–Ну, чего? – переходя буквально на плач, спросил Влад. Ему хотелось снова закурить. Вытащить сигарету из пачки, поджечь и затянуться. – Обещаю, я приду. Никуда не сбегу.
Но сестра продолжала молчать. Она всегда так делала, когда хотела что-то донести до брата. Аня считала, что молчание само решит все за себя. Но Владу становилось только хуже от неизвестности. Он боялся слов, боялся их значимости, силы. Слово – самое опасное оружие, что есть у человека, и мы все должны это понимать.
Внутри все сгорело. Снова.
– Аня, что ты хочешь мне сказать? Твое молчание бьет меня сильнее, чем фразы, что ты хочешь произнести.
Сестра улыбнулась. Мило и, как-то, по-детски. А затем просто направилась к двери, чем еще больше напугав Мурашова.
Закурил. Не мог терпеть. Страх взял вверх. Возвращаться нужно было, но не хотелось. Боялся критики, хотя сам утверждал, что мнение другие его не пугает. Но на самом деле это было не так.
Сигарета вновь догорела. Она всегда догорала. Так было нечестно.
Делать было нечего, придется идти назад.
Ветер стал сильнее. Порывы растрепали волосы Влада, придали им естественную неряшливость.
В холле было слышны голоса. Много голосов.
Повесив пальто на крючок, Мурашов, проклиная все на свете, вошел в зал, где висели картины.
Потная, разгоряченная толпа, с деловитым видом, с бокалами шампанского в руках, слонялись из одного угла в другой.
Миша и Ксюша помахали рукой Владу, заметив его в дверях. Они стояли около холста и о чем-то шептались, смеясь про себя.
Аня сидела на белом диване в окружение двух девушек из художественного класса брата. Заметив его, она подмигнула.
Влад двинулся в глубину выставки. Решил захлебнуться в голосах, глазах и прочих частях человеческого тела.
– А у тебя милая сестра. Такая добрая, смешная и красивая, – раздалось позади Влада.
Парень, не оборачиваясь, узнал голос. Даша стояла позади. Влад улыбнулся, как ребенок, которому только что протянули конфету.
– Прости, что без приглашения, – девушка уже стояла перед Мурашовым и смотрела ему в глаза. – Ксюша сказала, что можно приходить всем. И мне же нужны новые знакомства.
Губы Влада скорчились в кривой усмешке.
– И сколько интересных знакомств ты сегодня сумела завести? – на лбу выступили капельки пота, парень нервничал, но не злился, а наоборот, ему словно пришили крылья к спине. Глупости, но ему было приятно, что Даша пришла на выставку. – Расскажи, очень интересно!
Девушка схватила Мурашова под руку и весело засмеялась.
– Давай пройдемся по залу, я заметила, что ты еще не смотрел на картины, а мне как раз нужно экскурсия.
Девушка заправила выбившую прядь волос за ухо. Ее черное платье струилось в пол. Влад поймал себя на странной мысли, что она прекрасно выглядит. Но вслух постыдился это произнести.
– А насчет знакомств, – голос Даши был негромок. Она говорила только Владу, больше никому, – я познакомилась только с одним человеком, но с каким! Это твоя сестра – Аня. Прекрасная девушка, милейшая.
– Надеюсь, она тебя не сильно утомила своей болтовней, она любит потрепаться ни о чем.
– Что ты, она великолепный собеседник, – улыбаясь, ответила Даша.
Картины сменялись картинами, стена переходила в другую стену. Лица мелькали перед глазами, застилая собой все вокруг. Снова стало душно, противно, мерзко. Кто-то толкнул Влада локтем в бок, кто-то наступил Даше на ногу, причинив ужасную боль. Кто-то разлил шампанское на пол. Везде творился ад.
– Ты не против сбежать отсюда и выпить где-нибудь кофе? – прошептала Даша, прижимаясь всем телу к Мурашову.
Тот был только «за». Он был готов сбежать отсюда хоть на Чукотку, хоть на край света, лишь бы не слышать это ворчание, эти прилизанные фразы. Ему больше не хотелось находиться здесь, среди разбросанных картин, которые служили лишь поводом собраться, а не главным действующим лицом.
Преподаватели в художественной школе часто говорили на занятиях, как важна реклама своей работы. Они считали, что грамотный маркетинг – это главная сила притяжения ценителей искусства, спонсоров, покупателей. Влад не понимал этого ни тогда, ни сейчас. Для него было странно, что он, написав картину, должен на каждом углу навязывать свое мнение о ней, заставлять увидеть в своей работе то, что другие могут и не заметить.
Это то же самое, как заставлять покупать человека с аллергией на клубнику эту ягоду в магазине, заверяя, что ты уверен, ничего страшного не произойдет. А потом, когда ваш друг будет корчиться в припадках от удушья, стоять над ним, громко вздыхая, и говоря, что немного ошиблись.
– Я не против! – Мурашов двинулся через ряд потных женщин. Аромат был не самый приятный. Тебя словно поместили в вакуумный пузырь и пустили удушающий газ.
Голова болела. Внутри тоже все болело. Тосковало, жалось, как маленький мальчик, что потерялся на улице. Ему было страшно, одиноко и неуютно. А вокруг бродили крокодилы, готовые броситься и разорвать его в клочья.
Даша шла рядом. Молчала. Правильно делала. Мурашову нужна была передышка, нужно было время, чтобы обнулиться, забыть все, стереть и начать заново этот вечер.
Неоновая вывеска кафетерия манила к себе. Ядовитые буквы прожигали глаза. Здание было ветхое, в такие заходить страшно, не то, что еду заказывать.
Стеклянная дверь была заляпана грязью. Влада передернула. Брезгливо, опасаясь, подхватить какую-нибудь заразу, он распахнул перед девушкой дверь и сделал взмах рукой, приглашая ее внутрь.
Треснувшая плитка, потертые диваны и стены с дырочками на углах – все это зацепило взгляд Мурашова. Парень чувствовал себя неуютно, не защищено, словно его выгнали на городскую площадь, где собралась добрая половина города, и приказали раздеться.
Даша и Влад выбрали место в самом дальнем ряду, куда практически не проникал свет от ламп. Кругленький, деревянный столик, два стула, друг напротив друга и тишина. Больше ничего и не нужно.
Миниатюрная девушка с рыжими волосами, собранными в тугой пучок, приняла заказ, и, напевая себе под нос странный мотив, направилась к барной стойке.
– Трудный сегодня выдался денек, – Мурашов сбросил с себя пальто.
– А мне все понравилось, было интересно. Знаешь, не думала, что ты так классно рисуешь. Вообще, не думала, что кто-то из тех парней, что учатся на финансах, могут мыслить творчески и делать такие крутые вещи, – Даша сидела напротив, улыбалась, искренни, по-честному.
Влад нахмурился. Камень был явно в его огород.
– Прости, я не то хотела сказать, – девушка принялась извиняться. Ее щеки налились путцом, а на лбу выступила испарина, словно они сидели не в кафе, а в бане.
– Да, нет, я все понимаю! Творческие люди – это та когорта людей, круг избранных личностей, которые рождаются с даром. А простые люди, как я, не могут стать творческой личностью. Статус у нас такой. Не позволяет.
– Знаешь, ты вызываешь только одно чувство, – голос Даши был наполнен злостью. Она закусила нижнюю губу, буквально, до крови.
– Интересно же, какое?
– Пнуть тебя да посильнее, чтобы искры из глаз! Ты просто невыносим.
Мурашов усмехнулся. Как он это всегда делал, когда кто-то трогал его до глубины души.
– А ты злишься, по тебе видно! Это хорошо. Любая эмоция, пускай даже самая отрицательная – признак жизни. Ты не пластмассовая игрушка, а человек.
– Знаешь, почему ураганам присваивают женские имена? – она смотрит на него, как хищник на жертву. Постепенно загоняет в свой капкан. Еще немного и пути назад не будет.
– Почему? – тихо спрашивает Мурашов.
– Потому что на этой планете нет ничего страшнее женщины в гневе. А если в этом еще и виноват мужчина, то считай, наступил конец света!
В горле пересохло. Влад нервно глотнул, не отводя взгляда от Даши. А ведь он даже не знает ее фамилию, ничего не знает про нее. Разве это нормально влюбляться в тех, кто для нас закрытые книги! А вдруг она убила человека? А вдруг она скрывается от правосудия? А вдруг она замужем и имеет детей?
Как можно влюбляться в тех, кто нас не ценит! А если и ценит, то как это узнать? Как проверить, доказать самому себе, поверить! А если принять, а потом осознать свою ошибку, интересно будет больно? Это, наверное, как снимать корочку с ранки, что недавно затянулась.
Как можно влюбляться в тех, кому мы параллельны? А такое вообще бывает? По-моему, это называется безответная любовь!
Влад чувствовал, осознавал, был уверен, что влюбился. Так быстро, что был шокирован этим, словно ему дали Нобелевскую премию за грандиозное открытие.
Официантка принесла заказ. Кофе подрагивало на подносе, пока она опускала его на столик. Жидкость темно-бурого цвета больше напоминала ржавую воду, что течет из крана во время поломок.
– Расскажи о себе, – попросил Мурашов. – Представь, я даже не знаю твоей фамилии.
Девушка улыбнулась. Кротко.
– Фамилия у меня самая, что есть обычная. С такими, наверное, уже не живут. Иванова.
Влад громко засмеялся. Действительно, самая обычная фамилия!
– Мама всегда твердит папе, что его фамилия, как клеймо для всей семьи. Нас сразу приравнивают к типичным русским, которые ходят с балалайкой, танцуют с медведями на площади и пьют алкоголь, пока их не стошнит, а после все равно продолжают его употреблять.
– А твоя мама знает толк в развлечениях на Руси, – Мурашов сделал небольшой глоток кофе. Жидкость потекла по пищеводу, противно обжигая внутренности. Отвратительно. – А чем занимаются твои родители? Как вас занесло в Англию?
Даша потупила взгляд. Собиралась с мыслями, думала, как лучше преподнести нужную информацию, не задев темные пятна, которые только начали светлеть.
– Я родилась в России. Жила здесь где-то лет до пяти. Не помню точно. Помню только, что в первый класс, я поступила уже в британскую школу для русских. С нами там изучали язык, традиции и прочее штуки, которые необходимы для жизни в английском обществе, – девушка сжала в руках круглую чашку. – Папе долго работал на заводе здесь в России, он у меня судостроитель. Зарплата была небольшая, на такую жить было сложно. А у бабушки брать отказались. Хотели доказать всем. А потом папу пригласили в Лондон. Он заключил контракт с крупным судостроительным заводом, и мы собрали чемоданы и улетели в страну туманов. Вот как-то так!
– И ты не скучала по Родине, по бабушке? – Влад не хотел, чтобы Даша останавливалась. Ему нравился ее голос, ее манера общения. Нравилось наблюдать, как она забавно морщит нос или как ее брови становятся ломаными спичками. Он хотел слушать ее вечно, растворяться в ее словах, пускай даже они и были не про него, пускай они были ни о чем. Но он хотел, жаждал, умирал от желания.
«А ты походу дружок сошел с ума» – раздался в голове у Мурашова его собственный голос. «По-моему, это называется шизофренией. Опомнись, как можно было влюбиться в человека, которого знаешь чуть больше двух недели. Боюсь, у меня для тебя плохие новости – ты спятил».
Влад улыбнулся. Голос в голове заставил его еще раз осознать, что он не просто испытывает симпатию к этой девушке, нет! И тут даже не имитация любви с его стороны. Здесь самая настоящая любовь!
«С первого взгляда!» – снова голос в голосе. Это было сказано с каким-то ехидством и презрением.
– Я не могла скучать по тому, чего еще не знала. Я не видела жизни в этой стране, не могла ее осознать. А то, что творилось тогда вокруг, происходило в нашей однокомнатной квартире, казалось ужасным. Поэтому, нет, я не скучала, – Даша прикоснулась губами к краю чашки. – А бабушка сама отказалась лететь с нами. Патриотические взгляды и прочее. Но она звонила нам часто, и мы ей. Всегда были на связи.
– А почему же ты решила вернуться обратно?
Этого вопроса девушка боялась больше всего.
Ответ из него вытекал из тех самых темных пятен, которые никак не затянуться, никак не исчезнут, и которые Даша никак может себе простить. Она хочет забыть, честно, проснуться однажды утром и не помнить, не знать, но так нельзя. Она боялась, что предаст все то, что было тогда. Предаст память, воспоминания, людей, саму себя. Она страшилась, что однажды это все-таки произойдет и что тогда? Новый день, который будет напоминать о прошлом, но помнить она его не будет? Еще один шанс? А сколько раз она давала своей жизни этих шансов, трудно сосчитать. Вечность? А зачем она ей нужна! Смерть? Пожалуй, она! Только так можно забыть все и не терзать себя.
– Не хочу отвечать на этот вопрос! – она сказала этот резко, словно отрубила голову приговоренного. Без лишних слов, фраз и объяснений. Резко! Раз и все
– Конечно, – Влад был смущен. – Прости, если сделал что-то не так. Я не хотел. Просто интерес.
Даша кивнула. Она все понимала, но от этого было не легче.
– Ну, а ты, – она обратилась к Мурашову, – чем ты живешь, Ричи?
– Чем живу я? – повторил шепотом Влад.
Он не знал, что ответить. Какие слова подобрать, как описать все то, что находится вокруг него, крутится, вертется, живет и дышит. Как сказать все это, не переходя на мат, избегая криков. Можно было ответить двумя словами, которые бы дали ответ на ее вопрос, как нельзя лучше. Лютый пиздец. Да, так, пожалуй, хорошо.
Хотя, иногда, Мурашову казалось, что он слишком сильно утрирует, преувеличивает, нагнетает. У него не все так плохо, как кажется на первый взгляд. Да, семейные проблемы, ссоры, склоки. Но это в каждой третей семье. Подумаешь, не было ласки и заботы в детстве, зато заваливали игрушками, книжками и прочими безделушками. Подумаешь, живешь под диктовку! Живи и радуйся, за тебя платят. Но было как-то паршиво, гнусно.
Да, наверное, Влад слишком преувеличивает. На самом деле, все хорошо.
– Я, – Мурашов натянул улыбку, – хорошо. Вот сама видишь, учусь на финансах. Очень важная, нужная и полезная специальность в наше время. Подрабатываю иллюстрациями, снимаю квартиру. На хлеб и молоко хватает. Все как у всех. Ничего особенного.
« И правда, ничего особенного. Все как у всех». Влад только что осознал это. Как у всех. Как у всех!
– Твоя сестра поразговорчивее будет. Она много чего рассказала.
– Надеюсь, она тебе не показывала мои фотографии из детского садика, – засмеялся Влад.
– Что ты! – отмахнулась рукой девушка. – Она сразу показала фото, где ты на горшке.
Мурашов закатил глаза. А Даша натянула на лицо довольную улыбку, как кот, что поел сметаны.
Кофе было уничтожено. Напряжение снято. Голова прошла.
Выставка подходила к своему финалу. Нужно возвращаться обратно, встать рядом со всеми и сделать фото на память. Улыбаться, благодарить всех, что смогли выделить время, что посетили нас. Смеяться над несмешными шутками, которыми будет сыпать каждый второй. Пожимать крепкие мужские руки, обмениваться поцелуями с дамами, которые пялятся на твою грудь или задницу любого другого мужика.
Надо было возвращаться.
Оставив на столике купюру, Влад помог Даше натянуть пальто, а затем сам накинул одежду, вышли из кафе и побрели по слабоосвещенной дорожке.
Было довольно темно. Даша шла под руку с Владом. Она молчала, а Влад не решался спросить. Боялся ответа, который будет отличаться от желаемого.
– Какие планы на завтра? – спросил Мурашов, борясь с нервным приступом, взявшим вверх над его телом. – Все-таки воскресенье, хороший день для отдыха.
Даша продолжала молчать. В темноте не было видно ее лица. Сердце Влада громко бухало в груди, стараясь выскочить оттуда и убежать в другой конец города.
– Ничего, – прошептала девушка. Она подумала, что, скорее всего, завтра снова явится Леша, разбудит ее с утра пораньше, чтобы вручить ненужную вещь, – абсолютно ничего.
Влад чувствовал в ее голосе тоску и какую-то скрытую печаль. Он не понимал, чем вызваны такие эмоции, но они его точно не радовали.
– Если хочешь, можем, сходить с тобой в кино. Сто лет там не был. После сегодняшнего дня нужно срочно обнулиться.
Даша остановилась. Как вкопанная. Молчала. Думала.
Влад боялся. Страшился. Кричал внутри на себя за глупое предложение, за глупые слова.
– А почему бы и нет, – выпалила девушка и продолжила идти дальше. – Я тоже давно не была в кинотеатре. Но ты купишь мне попкорн, большую порцию. Самую большую.
Влад засмеялся. Выдохнул. Все прошло хорошо. Лучше, наверное, и быть не может.
Остановились около ступенек, что вели внутрь галереи.
– Спасибо, что пришла. И извини еще раз за мою любознательность, – Мурашов потупил взгляд.
– Ты не за то извиняешься, – голос Даши был тверд.
– А за что надо? – растерянно моргая ресницами, Влад не понимал, что еще такого страшного натворил.
– За то, что не позвал меня на выставку сам.
– Прости, впредь, такого больше не повториться, – Мурашов распахнул дверь здания и пропустил вперед Дашу.
Они скрылись внутри. Ушли к голосам, что так больно терзали Влада весь вечер. Ушли, чтобы сказать слова благодарности, посмотреть на все под новым углом. Подумать, каждый о своем.