Учитель

Наруто всегда стремился понять всех, старался осознать чужую боль, переживал вместе с другими, радовался и веселился, когда этого требовала ситуация. Он никогда не льстил никому, ведь считал, что это не достойно уважающего себя человека; никогда не жаловался, когда было даже особо тяжело, а пытался во всем найти позитив. Не поел? Не беда! Зато не нужно будет лишний раз ходить в спортзал. Не выспался? Тоже не плохо, так как больше времени потратил на работу и накопление знаний.

Этот парень никогда не отчаивался, даже в самых безысходных ситуациях, в то время, как некоторые опускали руки, с немой завистью глядя ему в спину и проклиная. Никто не знал, как дотянуться до него!

Узумаки всегда старался оправдать человека, если тот сделал что-то плохое по отношению к нему, и довольно часто корил именно себя, считая, что только он виноват в сложившейся ситуации. Парень часто просил прощения, не зная за что, просто, для него так было легче: знать, что на тебя не в обиде, знать, что тебя не ненавидят как раньше.

Наруто никогда не врал. Эта черта всегда сопровождала его по жизни, с самого детства. Парень понял, что не способен на обман тогда, когда будучи маленьким, разбил любимую мамину вазу. В тот день, Наруто опустив голову, весь красный, ковыряя носком пол и страшно заикаясь, врал, что она сама упала, а он просто в комнату за карандашами забежал. Кушина тогда сильно отшлепала за любимую вещь, так как сразу все поняла, а потом стальным голосом проговорила: «Врать ты совершенно не умеешь. Поучился бы у своего отца».

Детский мозг не совсем понял, почему так сказала женщина, но взяв верную игрушку в руки с которой было не так страшно, потопал в соседнюю комнату, где отец, развалившись на диване, лениво переключал каналы.

Там всегда было грязно, неприятно и холодно. По всему помещению разносился запах крепкого алкоголя, на полу валялись различные стеклянные бутылки из-под выпивки, грязное белье, различные бумаги, мусор. Свет включался крайне редко, а единственным освещением был постоянно работающий телевизор.

Сюда нельзя было входить, да и отец выходил не очень-то часто: после увольнения с работы, которой он практически жил, мужчина забил на друзей, жену, ребенка, проблемы, охватившее его семью из-за нехватки денег. Он закрылся в темной комнате от своей жизни и больше никого к себе не подпускал, а показывался только тогда, когда желудок скрутит новый спазм боли.

Наруто неуверенно переступил порог, вглядываясь в темноту. В свете экрана мелькало бледное лицо его отца, и мальчик теперь слабо верил, что тот красивый мужчина со старых фотографий сейчас лежит перед ним во рваных спортивных штанах, засаленной футболке и дырявых носках, от которых неприятно пахло. Нет, это не тот улыбающийся блондин, который обнимал счастливую женщину с довольно уже большим животом, в котором развивалась новая жизнь. Исключено, это точно не его отец. А вдруг, если и он, тогда почему такие существенные отличия между этим мужчиной и тем, что на снимке?

— Папа, научишь меня врать? — мальчик покрепче прижал игрушечную лису, большими глазами всматриваясь на безразлично смотревшего в телевизор папу. Тот никак не отреагировал на слова ребенка, словно его здесь и не было. Он глотнул крепкого напитка и вытер губы тыльной стороной ладони. Наруто, осознав, что так на него внимания не обратят, залез ему на ноги, хоть и знал реакцию блондина на такое действие. Раздраженный взгляд просверлил во лбу мальчика несколько дырок. — Пап, я…

— Чего ты на этот раз хочешь? — сурово и зло. Голубые потускневшие глаза недобро сузились. — Я ведь уже все сказал, не трогай меня! — ребенок опустил голову и поджал губки. — Ты меня не услышал? Проваливай, давай!

— Мама сказала, — тихо начал Наруто, пряча мокрые глаза за челкой. Обида хотела вырваться потоком горьких слез, но мальчик только шмыгнул носом, и шепотом закончил. — Чтобы я у тебя врать научился.

— Что ты сказал? — грубый голос прозвучал, как гром среди ясного неба, а мужчина вскочил на ноги, не заботясь о ребенке, который упал на пол, больно ударившись. Он большими шагами направился туда, где жена гремела посудой, а в дверях, обернувшись к потирающему ушибленный бок ребенку, ядовито прошипел, после чего все надежды отпали:

— А с тобой я позже поговорю.

Громкий хлопок дверью, испуганные большие глаза, пугающие крики родителей. Отец впервые обвинял мать во всех бедах, в том, что родила рано и теперь он привязан к этой чертовой семье, которая ему кроме седины ничего дать не смогла; и в том, что из-за ранней беременности, ему пришлось бросить университет, устроится на работу и зубами держаться за это место. Мать громко рыдала, защищая себя, била посуду, напоминала, что малыша они хотели завести вместе, что раньше его не волновали такие проблемы, и он был счастлив. Она сквозь слезы спрашивала, почему он так изменился, почему стал таким мертвым по отношению к себе, к семье, ко всем.

Наруто стоял, прижавшись к стене, держа за хвост верного друга, слушал, как папа обзывает его плохими словами, значения которых он совершенно не понимает. Мальчик прижимал маленькую ручку к губам, чтобы не выдать тихих всхлипов, а родители все продолжали кричать не своими голосами. Они долго ругались, внезапно послышался звук удара, а потом разъяренный мужчина вылетел в коридор, не замечая ребенка, быстро оделся и на несколько дней покинул квартиру.

Как только хлопнула дверь, малыш без раздумий влетел в кухню, где посреди осколков сидела его мать, прижимая ладонь к покрасневшей щеке, сглатывала горячие слезы и что-то шептала про себя.

— Мамочка…

— Наруто, не сейчас… Уйди.

— Но…

— Уйди, я сказала! — выкрикнула женщина. Длинные выкрашенные волосы скрыли ее бледное лицо, тело задрожало, словно она в одном платье на морозе стояла. — Пожалуйста.

Наруто сглотнул. Он не любил, когда мать плакала, ему больше нравилась широкая улыбка, которая появлялась очень редко, но всегда была неизменно красивой. Он хотел увидеть ее не на фотографии, а в реальной жизни. Сегодня. Сейчас.

Наруто умел жалеть. В маленьком возрасте, глядя на все, что творилось вокруг него детским взглядом, он понял, что иногда без жалости человек может сломаться. Сломаться, как кукла, которую потом выбросят. Он не хотел, чтобы его мать ломалась, чтобы отец ее потом выбросил и даже не вспомнил.

Мальчик взял самый тонкий осколок и спрятал его в карман домашних шортов, а потом тихо, оминая стекло, подошел к плачущей женщине и погладил по волосам.

— Мама, не плачь. Взрослые не плачут, — со всей серьезностью заявил мальчик, повторяя заученно фразу несколько дней назад, которую теперь прокручивал в голове каждый раз, когда на глаза наворачивались слезы. — Ну, мам…

— Иди в свою комнату, — его не хотели слушать — это было ясно, как белый день. Слова ребенка никогда ничего не значили, к ним никто не прислушивался, мало кто верил, считая, что это создание слишком глупо, дабы открывать рот. Взрослые вообще редко замечают огромный океан понимания и осознания в больших глазах, навязывают свою точку зрения, а потом сетуют на неспособность детей к самостоятельному мышлению.

— Глупые они, Курама, правда? — Наруто сидел у себя в комнате на кровати, вслушиваясь в звуки копошения за тонкой стенкой. Видимо сейчас мать собирала разбитые тарелки, с досадой думая, что на новые денег нет. Узумаки пустым взглядом посмотрел вперед, где напротив него расположился игрушечный лис, который со стороны казался живым. — Вроде бы взрослые, а ведут себя хуже малышей из детского сада.

Достав тонкий осколок, мальчик долго вертел его, рассматривая с разных сторон: тонкие острые линии, которые при желании могут нанести непоправимый вред.

Показалось, что глаза игрушки блеснули. Мальчик спрыгнул с насиженного места и подбежал к небольшому треснувшему зеркалу. Через заляпанное стекло смутно пробивался облик, поэтому Наруто принялся тщательно его вытирать рукавом большеватой кофты.

— Я вот не буду плакать! Даже если будет очень больно — не заплачу, — гордо задрав нос, блондин приблизился к зеркалу, подставляя осколок к лицу. — Не буду… — тихо опять прошептал он, и сделал первый надрез. Потекли маленькие струйки крови, а щеку обожгло резкой болью. Узумаки закусил губу, но не выдал ни звука, только поочередно прорезая тонкую кожу, где появлялись симметричные линии и борясь со слезами.

Щеки были в алой жидкости. Кровавый осколок упал на пол возле маленькой ступни. Мальчик смотрел на свое отражение, на лицо, которое теперь не будет прежним, а в шрамах, которое вскоре будут придавать ему сходство с его любимой детской игрушкой — Лисом.

Этому ребенку было не больше восьми лет. У него не было друзей, не было и хороших знакомых, а любимый дедушка, уехал давным-давно, после чего от него не приходило никаких известий. Его никто не понимал, не обращал внимания, из-за чего он проказничал, выставлял себя клоуном. Этот ребенок никогда не слышал доброго слова, но продолжал выглядеть веселым, жизнерадостным.

Этому ребенку было не больше восьми лет, когда он получил шрамы. Шрамы, напоминающие о тяжелом прошлом и обещании маленького ребенка никогда не плакать.

***

— Наруто-сенсей? — Саске удивленно посмотрел на преподавателя.

— Мне было всего восемь лет, когда я сделал себе эти «усы», — тихо говорил Узумаки, глядя в пол. — Было больно, но только физически, а здесь, — блондин ткнул пальцем себе в грудь, немного повышая голос, — творилось ужасное месиво из моих детских растоптанных чувств.

Наруто провел рукой по светлым волосам, отводя отросшую челку с глаз. Он уже давно не вспоминал свое прошлое, решив жить только настоящим, с погружением в работу и отношениями, которые приносили радость и счастье. Моменты его детства — затерлись, а сейчас новым потоком обрушились на него. Все былые обиды, разочарования и переживания бурным всплеском ворвались в ноющее сердце.

— С детства я был обузой для родителей и предметом ненависти из-за своей семьи для детей. Знаешь, они порой бывают слишком жестокими, ищут изгоя, и почему-то именно я стал им, — темный кабинет осветила вспышка молнии, но теперь на нее уже никто не обратил внимания, так как каждого захватили свои мысли: Наруто — тяжелые воспоминания, а Саске — неожиданно открывшаяся правда. — Думаешь, я все забыл? До недавнего времени думал, что да, но оказалось, что вся та дрянь, от которой я пытался избавиться и оторваться — осталась внутри меня и только ждала подходящего момента для напоминания! — блондин горько улыбнулся, заметив сочувствующий взгляд Саске. — Жалеешь меня? Не нужно, моя жизнь не так уж плоха, просто сейчас судьба повернулась ко мне не самой презентабельной стороной. Однако, теперь мне открывается вид на ее прелести.

Парень замолчал, все то, что он хранил внутри на протяжении стольких лет, вырвалось на ученика, на первого попавшегося человека. Мысли запутались, и если бы он сейчас попробовал бы хоть что-то сказать, то вряд ли его бы поняли.

Саске же тщательно обдумывал то, что услышал, делал свои выводы. Становилось обидно за все, что случилось с этим человеком, и появились некая гордость, что его учитель не стал равнодушен ко всему миру, а сохранил в себе ту доброту и детскую наивность, хоть она зачастую и делала его несчастным.

— Мне кажется, — Учиха подошел ближе и, не спрашивая разрешения, обнял Наруто, несильно прижимая к себе, — что она к вам была повернута филейным местом с самого рождения, — задумчиво протянул Саске, легко перебирая мягкие пряди волос. Он получил недовольный взгляд голубых глаз, но от него так и не отстранились.

— Спасибо за хорошее наблюдение, — насупившись, ответил Наруто и, опустив голову на плечо ученика, тихо буркнул:

— Без тебя я бы никогда этого не понял.

— Всегда пожалуйста, — усмехнулся Учиха. Ему было приятно, что учитель его не оттолкнул, а наоборот, немного сильнее прижался. Было приятно ощущать теплое дыхание на плече, разницу в росте и остальные мелочи, которые сейчас соединяли их в этом кабинете. — Уверен, теперь у вас все будет на высшем уровне. Ведь теперь появился я.

— Спрячь свою уверенность и самодовольство в глубокий ящик, Учиха, — огрызнулся Наруто. Этот ученик умел испортить момент, и это был огромный минус. Своими словами он мог вывести из себя, и сейчас заставил эмоции расползаться в разные стороны, устраивать погром. Этот коктейль чувств сбивал с одной точной мысли, но подводил к чему-то странному, неестественному и дикому. К тому, чего Узумаки теперь не хотел. К тому, что заставило его отпихнуть от себя брюнета и выбежать под ливень, желая поскорее оказаться в холодной квартире. Там, где его не сможет потревожить никто, даже образ этого странного человека. Где он сможет побыть один и обдумать все, что его тревожит.

— Черт! — выругался Наруто, стоя возле закрытой двери. — Чертов Учиха! Чертова погода! Чертова забывчивость!

Ключи остались лежать в портфеле в кабинете в школе, до которой путь не так уж и близок. В такую погоду нечего и думать о том, чтобы вернуться в храм науки, не ровен час с ангиной или воспалением легких слечь, а вот надеяться на великодушие Саске бессмысленно: даже если он и заметит портфель, то уж точно не знает куда его нести, да и тем более, вряд ли захочет это сделать. Да и уже было довольно поздно, а по темным улицам ходить малоприятно, по крайней мере, для Узумаки — точно. Оставалось только одно: в подъезде было тепло, и ночь можно было переждать. Правда, в последнее время, старушки что-то о маньяке рассказывали, который орудует в этом районе, тем более, алкоголиков с наркоманами тоже предостаточно, и вот эти мысли уже наводили настоящий страх.

Да, это будет действительно длинная ночь