Что он делал в моем доме?
За окном лил дождь, конец зимы выдался мокрым, холодным и неприятным. Крыша на чердаке протекала и лезть туда не было никакого желания. Главное, чтобы не поплыли страницы гримуара, восстанавливать записи ведьминской динасстии нашей семьи не было никакой возможности.
Эх, была бы рядом мама, она неприменно бы мне дала совет, даже не ведьминский, а, скорее материнский. От приятных воспоминаний мгновений совместно проведенного детства рядом с мамой приятно защемило где-то под ребрами, однако на глазах выступили две мокрые соленые капли.
Папа учил, что плакать не стыдно и даже очень сильные люди должны давать волю эмоциям. Но я каждый раз сербала носом и старалась загнать слезы как можно быстрее обратно. Плакать для меня все еще было чем-то постыдным, наверное, потому что я ни разу не видела маминых слез.
Самые теплые воспоминания, что хранились под сердцем отдавались голосом мамы в голове, хотя сколько себя помню меня воспитывал отец. Он называл меня папиной дочкой и позволял слишком многое. На него свалился тяжкий груз ответственности, ведь мама до последнего скрывала, что она ведьма, но когда родилась я и мой "дар" начал себя проявлять, деваться было попросту некуда. Ей пришлось во всем сознаться.
Отец всегда говорил, что я особенная, а он простой как пять копеек. Он говорит, что остается в тени, чтобы я сияла ярче.
Ботинки скребутся по деревяным выступам, чтобы залезть на чердак, нужно хорошенько постараться. Еще пару корявых выступов и я стою у цели. Заходящее солнце освещает лишь полоток и лишь тонкой нитью касается шкафа.
Надо быдо брать отцовский рыбацкий фонарь, на телфоне почта садится зарядка, хоть бы хватило — а ведь отсюда надо еще выбраться.
Я осматриваюсь вокруг, пытаясь найти знакомый корешок, увы, я совершенно не помню куда задевала его в прошлый раз. Вот бы найти какую-то подсказку у себя в голове.
Когда я приходила сюда последний раз, я тренировала заклинание на лягушках по смене жабр на легкие (к слову, у меня ничего не получилось). Так куда же, я могла деть гримуар, наверное, остался лежать около аквариума.
Я делаю шаг вперед и словно по щелчку пальцев — холодный вечер обдает мои щиколотки, по плечам бежит крупная дрожь, а ощущение холода мешается с чувством страха.
— Кто здесь?
Ключи от чердака есть только у отца, даже мне, чтобы получить их, приходится долго его упрашивать.
"Успокойся, ты здесь одна, тут никого нет и быть не может" - пытаюсь себя успокоить.
Пахнет чем-то знакомым — маслом оливы и неприятностями. Неужели он здесь был?
Знакомый запах не хочет выветриваться из моих мыслей. Сегодняшний день был слишком сложным, чтобы пытаться разобраться хоть в чем-то, просто хотелось лечь. Чугунная голова - неподъемно тяжелая для размышлений.
Гримуар, и прада, лежит около аквариума, теперь нужно поскорее вылезьти отсюда. Ощущение чужого присутствия по пятам следовало за мной.
'Давай же, Мира, быстрее, скоро это все закончится, надо только выбраться отсюда'.
Ноги, как на зло, не слушались, от волненения цепляясь за каждую дощечку, еще чуть-чуть и долгожданный свет коридора становился все ближе.
Холод снова пробирается по ступням и чьи-то ледяные пальцы сжимаются на ладыжке, болезнеено сковывая движения, заставляя тело онеметь от страха.
— А-а-а, отпусти - отпусти - отпусти, — страх придает увереноости. Я брыкаю ногами из стороны в сторону, фонарь на телефоне погасает, и я не могу понять что меня схватило. Чужая рука продолжает сжимать ногу сильнее, словно пытаясь утащить внутрь чердака.
Умереть в собственном же дома было бы глупо, особенно когда ты потомственная ведьма, и все твои лучшие эксперементы проводились здесь.
— Ну уж нет, я так просто не сдамся, — фраза сказанная вслух предает мне уверенности, надо найти лишь что-то, что может мне помочь. Должно быть хоть что-то, что может вытащить меня тз этой ситуации.
"Думай, Мира, думай, сейчас все зависит только от тебя" — мои руки скользять по полу, пытаясь отыскать хоть что-то, пока меня только сильнее утягивает внутрь чердака.
— Нашла, — вот оно мое спасение, в ладони оказывается черный турмалин, ведьмин камень, который всегда защитит свою хозяйку от смертельной опасности, стоит ей только оказаться в опасности. Но есть одно "но" метод спасения камень выбирает сам, превращаясь в то, что его хозяйке больше вчего необходимо. И во что он превратиться сейчас только Салемским ведьмам и известно.
Я пытаюсь разглядеть тусклое свечение сквозь темноту комнаты.
— Ну давай же, давай, мне нужна помощь, — кричу я, желая больше всего на свете оказаться в теплой комнате под одеялом, — пожалуйста, спаси меня, разве не для этого ты мне нужен.
Турмалин лишь грузом лежит в моей ладони, продолжая испускать тусклое свечение.
— Бесполезная побрякушка, — слезы выступают на глазах, камень летит в стену, я отпускаю руки, готовясь сдаться своей судьбе, — будь что будет.
Холод отступает, я еще раз дергую ногой и у меня получается, больше никто не держит. Но вместо того, чтобы бежать я просто лежу на холодном деревянном полу и пытаюсь отдышаться.
— Что только что произошло?