Вереск больше не одинок

Примечание: идею я позаимствовала из популярного и самого лучшего в мире ау "Жнецы". Приятного чтения❤‍🩹

- Сынмин, в отделение прибыл очередной умерший. Думаю мне не стоит озвучивать что делать дальше, вы и сами знаете. - на слова одного из заведующих отделения, Жнец кивнул головой и поблагодарил за новость.

Каждый день погибших людей направляют к мосту распределения, где главный в том месте жнец смерти - Ким Сынмин, определяет куда смертной душе ступать, в адский карцер, или на перерождение. Сделав глубокий вздох усталости, Жнец последовал на свое рабочее место.

Работник передал ему информацию о неком Ян Чонине, которому было 26, что умер от пулевого ранения в череп отрядом полицейских. "Видимо натворил парнишка дел, за такое обычно прямая дорога в ад." Работа давно лишила Жнеца каких либо чувств, поэтому расправляться с такими особями не составляет труда от слова совсем. Но все же следует разобраться, по какой причине полицейские застрелили парня.

Широкими шагами, верховный Жнец добирается до лифта и отправляется на самый верхний этаж - отдел распределения душ. От ветра его плащ развивается в разные стороны, лицо выглядит невозмутимым и спокойным, а шаги уверенными. Ничего ведь не мешает ему быстро расправиться с маленкой 26-летней проблемой, отправив ее на долгие годы мерзнуть в ад, и пойти допивать свой мятный чай. Как ни странно, но выражение "каждый день такое", сюда очень даже вписывается.

Дойдя таки до места назначения, перед глазами Сынмина вырисовывается щуплый силуэт худого парня. И чем ближе Жнец становится к нему, тем все менее устрашающим, как по идее должен был, Чонин кажется. На вид обычная душа, как и все те души, что должны направляться на перерождение или пост Жнеца, но не в Ад. Худощавое тельце покрыто порванной футболкой, что больше юноши на несколько размеров. На руках ссадины и раны, на ногах синяки, на лице мелкие шрамы, а в виске глубокая кровавая дыра, бездна, с пулей в ней. Вот только кровь больше не хлыщет, а сердце не бьется. Теперь это абсолютно мертвое тело. На человека, свершившего преступление, малой не походит. Невинное лицо, что выражает всем своим видом страх, и глаза, что наровят выплеснуть горячие слезы. Словно маленький мальчик, которому страшно, который чувствует боль. Но никак не из разряда убийц, что выглядят в край оборзевшими и хамскими.

- Куда же отправится твоя душа, а, мальчонка. Рассказывай что натворил. Мне тут сказали что ты души своей лишился то пулей в череп. - Сынмин достает из кармана пачку сигар и поджигает хрустальной алмазной зажигалкой дорогие Black & Gold. Вдыхает в легкие дурманящий запах и успокаивается под его воздействием. Каким бы он не был не человеком, но малейшая капля сострадания к живым и мертвым у него сохранилась, и из-за этой капли жалости тяжело слушать истории умерших, как бы он старательно не пытался этот факт отрицать. Поэтому каждый раз не обходится без любимых черных сигар. Выдыхая дымку пара через рот, Ким пилит взглядом мелкую душонку. А у того дрожь, стоит весь трясется, совсем безобидный. Совсем не кажется существом, способным нарушить закон.

- Я слушаю. - напоминает о своем присутствии Жнец. Чонин заходится страхом и качается из стороны в сторону, не способный держаться на ногах. Тяжело сглатывает, пока в глазах щипает, и начинает:

- Г-где я? И к-кто вы? - типично, банально, не удивил. За что только тому мелкому Жнецу платят, раз он даже инструктаж не провел, пока тащил ребенка сюда? Ким лишь втягивается снова, выдыхает кольцевую дымку и произносит:

- Чонин, ты умер и находишься в месте, в котором узнаешь куда попадешь дальше. Но для этого мне нужно услышать историю твоей смерти. - вздыхает Ким. Тяжело это все, и так было всегда, но будто у него есть выбор. Тоже ведь когда-то здесь стоял, прямо такой же трусливый, глупый, маленький.

- Я, погодите я... Умер? - для бо'льшей убедительности, спрашивает Ян своим дрожащим голосом. Такое странное дежавю. А ведь Сынмину тоже было примерно столько же лет в день его смерти.

- А ты думал что находишься в санатории? - издает совсем невеселый смешок Жнец. Защитная реакция - шутить даже в тяжелые моменты. Жизнь научила и смерть продолжила.

- Но как я? Где м-моя сестра? - повышает тон опасаясь, пока задает вопрос Чонин.

- А это мне не известно. У тебя есть сестра? - Black & Gold летит под ноги на асфальт, и потухает от каблука, что притаптывает тлеющий окурок. Дыхание Яна сбивается и он начинает тяжело дышать от нарастающей паники. От кома, повисшего в горле. От тошноты. От подходящей желчи. - Спокойно, мелкий. Дыши. Хотя ты и не можешь умереть здесь, будучи мертвым, но все же. Ты не договорил. - Ян падает на колени, не в силах держаться на израненных ногах, которые больше не болят, лишь чувствуются ватными. Жнец не продолжает стоять в стороне и наблюдать за несчастным, а подходит ближе. Он слегка обеспокоен состоянием своего подопечного, но отчего-то не из-за того, что ответственнен за его смерть, а скорее из-за сострадания, жалости.

Плащ извивается в воздухе от неожиданной резкости и приземляется на землю, концами тычясь в грязный асфальт. Холодные руки придерживают не менее холодное тело мальца. Пальцы поглаживают щеки, в попытке успокоить неунимающую дрожь. Но парень продолжает задыхаться. Вообще-то Сынмин - Жнец с сотнями лет опыта за спиной. Сынмин - Жнец, что не способен испытывать чувства. Он - жнец, которому отныне, уже как 593 года, плевать на человеческие судьбы. Сынмин - Жнец, который никогда и не для кого не пел, только лишь для своей любви когда-то в жизни, сейчас же пропитывает собственным мелодичным голосом атмосферу, навивая ей спокойствие. Сигареты не повлияли и не выработали хрипцу на удивление, ибо голос чист, как банный лист.

Колыбельная обволакивает мертвого своей нежностью и просит забыться хотя бы на мгновение. Поддрагивающие века опускаются, а поджавшиеся губы расслабляются. Щуплое тело словно плавится на руках Жнеца подобно зефиру на костре. Вот только Сынмин давно не излучает тепло, а температура тела продолжает скакать от 0° градусов до -12° и меньше. Голос затихает и становится тихо. Буквально витает мертвая тишина, ибо ничего живого в этом месте нет.

- Спасибо. - выдавливает из себя Ян. - Но кто вы? - по-прежнему задает этот же вопрос удивленно, открывая мокрые лисьи глаза и продолжая находиться в хватке Жнеца.

- Я твой Жнец смерти. - непринужденно отвечает Ким. Чонин громко сглатывает вязкую слюну. - Моя цель узнать почему ты здесь. Расскажешь? - мягко интересуется Сынмин. Отчего он вдруг такой добрый, самому не ясно. Если бы он имел сердце, то наверняка сказал бы что именно оно - сердце, шепчет ему так поступать. Но оно навеки замороженно. Навсегда ледянное, навсегда мертвое. Эти глаза, точно ведь лисьи, напоминают о кое ком, кого уже давно нет в живых. Этот, точно ведь, лисий разрез.

- Не бойся, не торопись. Просто поделись тем, как ты попал сюда. О какой сестре ты говорил? - спрашивает Жнец и замечает отчаяние в темных глазах напротив.

- Один урод он... пытался убить мою сестру. - отрезает Ян, а Сынмин внимательно слушает, всматриваясь прямо в глубь бездонных очей. Погаснувших очей. - она лежала из-за него в больнице, восстанавливалась, но увы осталась инвалидом. - вздыхает, а картина у него перед глазами престает страшная, словно вчера все было. - Он - её бывший, издевался над ней, избивал до такой степени, что одна из её ног, правая, отказала. Они расстались уже как пол года и у сестры новые отношения, а тот начал ревновать. Я, я не смог смириться с этим. Его ведь даже оправдали благодаря связям. Он, этот сукин сын, продолжил жить припиваючи, пока моя сестра уже стала обреченной. Он угробил ее жизнь! - повышает тон младший. - Я решил его убить, но он оказался быстрым и резким, успел вызвать полицию, а мне до их приезда так и не удалось его грохнуть. Я держал нож у его горла, когда полиция уже находилась в здании, и когда я слегка надавил на его кожу, в меня полетела пуля. Так я и умер. А дальше звон в ушах, тьма, кровь и страх. - заканчивает свою историю умерший. У Сынмина глаза округленные, в две копейки. Что-то его ужаснуло и потрясло в этой истории. Что-то дало щелчек. Что-то прокрутило шестеренку в голове и Ким стал догадываться, что с Чонином он был знаком в его прошлой жизни...

- Т-твоя история... - заикается Ким.

Его любовь была убита, а он мстил за нее и убил того, кто совершил с любимым подобное. Такая же ситуация, настолько сюрреалистично. Ведь Чонин расстался со своим парнем и начал новые отношения с Сынмином, но бывший отреагировал жестко и убил младшего.

Кровь хлынула с груди виновного в смерти любимого, и кровь хлынула с собственных вен в тюремной камере на обеденном перерыве. Так он и промерз в аду 256лет. Так он и разорвал нити со своей судьбой, ведь если человек совершает суицид, то любовь его больше не связана с ним красными нитями. Они обрываются. Насовсем. Он грешник и теперь платится за это без какой либо возможности воссоединиться с любимым и вновь стать человеком.

- Ты... был связан со мной судьбой, но из-за меня теперь все конченно. В прочем забудь, это больше не имеет смысла, ты все-равно ничего не помнишь. - чеканит Жнец.

- Мы были знакомы в другой жизни? - прямо в лоб. Сказанные слова заставляют Сынмина пожалеть о том, что начал диалог на эту тему. - Почему ты виноват?

- Тебе то откуда известно про прошлые жизни? Забудь. А если не забудешь, то я сотру тебе память. - больно. Сынмин поднимается на ноги и отряхивает плащ. А затем протягивает свою руку к до сих пор сидящему Чонину. - Вставай. Пошли. - слова режут сильнее лезвия, ещё тогда в тюрьме.

- Куда? - удивляется умерший и хватается за руку.

- Ты убил того человека, Чонин. Ты поступил глупо. - "Как и я когда-то" остается не озвученным.

- Я его убил? - серьезно не понимает Ян. - Куда мы? - спрашивает он обреченно. "Если догадался, зачем спрашиваешь? Мне вообще-то больно будет тебе это озвучить и туда отправить. Моя маленькая копия."

- В Ад, Чонин. Таковы правила. - Ян не удивлен, просто убежден на всякий случай. "Ты дурак" - думается Жнецу. Жизнь жестока, смерть ещë того пуще. Провожать в Ад на столетие свою единственную любовь, которую искал всю долгую и утомимую смерть. Эронично. Очень даже.

Каблуки Жнеца стучат об каменную поверхность серого асфальта и продолжают стучать и в лифте, и у двери в Ад.

- Мы были знакомы в прошлой жизни, да? - спрашивает Чонин у самой двери, по другую сторону которой он обречен мерзнуть столетие. Век. В уголках глаз копятся слезы - в лисьих глазах и в Жнецовых, которые уже давно позабыли о существовании влаги, ведь мокрыми они становились лишь единижды. И это был день смерти его первой и последней любви.

- А что если да? Что тогда? Уже ничего не изменить. Наши нити оборвались, а все из-за.... - Чонин прерывает плачь, сменившийся на крик. Берет одну родную руку в свою и оглаживает костяшки пальцев.

- Ты ни в чем не виноват и никогда не был. Уж не помню что произошло в прошлой жизни, но ты не из плохих парней. Я вижу это по тебе. Я чувствую что ты хороший. А теперь расскажешь мне что тогда случилось? - плачущий Сынмин стирает собственные слезы и тянется руками, чтобы стереть их с любимого лица. Ему никогда не шли слезы. Когда Ким умер, ему стерли воспоминания о прошлой жизни, ибо он сам оборвал единственную связь - судьбаносные нити. Потому запомнились ему лишь глаза лисьего разреза. Их невозможно забыть и тяжело помнить. Раньше они светились, искры освещали все на своем пути, а сейчас они потухли, подобно свече. Ничто не вечно.

Сынмин начал рассказывать об их трагичной истории, не в силах сдерживать собственных слез. И когда закончил, обессиленный, он крепко вцепился в плечи своей любви, втягивая его в объятия, и тяжело произнес:

- Я не хочу отправлять тебя в Ад, прости.

- Ничего. - Ян осторожно отрекается от объятий, и говорит дрожащим голосом: - давай встретимся здесь через век? - Слова режут кровоточащее сердце. Сынмин уверенно кивает и ощущает на своих губах нежный и робкий поцелуй, подобно сахарной пудре тает на его губах и испаряется все так же быстро. - Если не судьба, пойдем против судьбы. И до встречи, Сынмин. - шепчет в самые губы и отходит от Жнеца медленно, нехотя. Отворяет дверь и заходит в Ад. Там его встретит стойка с главой отделения, который отведëт парнишу к вечной мерзлоте, к холодным обременяемым цепям и смертельным температурам, что никак не грозят жизни мертвого. А Сынмина ждут долгие сто лет в ожидании любимого. Всю жизнь и смерть он только то и делает, что ищет и ждет его. Его одного, который вечно от него уходит и оставляет в одиночестве.

***

- Я в шоке! Как ты понял что это тот самый парень из твоей жизни? У тебя же даже документов, подтверждающих домысел, не было!! Жнецы и такое умеют? - поражëнно, через чур громко, произносит Чанбин - работник из отдела снов.

- Я просто почувствовал что это он. - непринужденно отвечает Ким.

- Ты же знаешь что прождал его 99лет, 11месяцев и 28дней? Скоро он выйдет!

- Я прождал его 693 года. Я всю свою жизнь и смерть жду только его. - чеканит Жнец и продолжает идти в сторону кафе с его любимым мятным чаем без сахара.

Прошло много времени с тех пор. Многое изменилось, но неизменной всегда оставалась и остаëтся любовь Сынмина, что с каждым днем лишь нарастала. Когда-то он любил, потом попробовал забыть, почти привык, но стоило тому прекрасному созданию, с лисьими глазами вновь появиться в его, теперь, смерти, он не может попытаться забыть снова. Не позволит. И пускай никогда и не забывал, но ведь пробовал. А сейчас даже пробовать не надо, и так понятно: это невозможно. Его любовь лишь усилилась. Это словно мятный чай, один раз попробуешь - никогда больше не сможешь забыть чуткий вкус. Никогда больше не посмеешь нос воротить. Это зависимость, и Жнеца все устраивает.

Он проходит к своему любимому столику у растения Вереска. Оно красивое, и к тому же такое же одинокое, как и Ким. С языка цветов оно обозначает таки одиночество с безнадежностью. Олицетворение Сынмина эти долгие годы. Но неужели через несколько дней все изменится? Даже не верится.

Вот только Жнец продолжит садиться именно за этот столик, рядом с этим растением, но уже со своим драгоценным Чонином. Покидать этот стол не станет, иначе Вереск вновь останется в одиночестве. Ведь никто не садится в конце кофейни, в самом углу, в самом не освещенном месте. Во тьме. Но Сынмин знаком с тьмой и одиночеством, потому всë в его стиле.

- Ладно, пей свой чай здесь, мутный тип, у меня дельце нарисовалось. Адиос. - машет своей крупной ладонью Чанбин и удаляется из поля зрения.

Ну по крайней мере Сынмин не один, он сидит рядом с одиночеством.

Три дня спустя.

Сынмин с самого утра сидит у двери Ада, дожидаясь освобождения Чонина. В руках у него мягкие вязаные пледы, купил у какой-то милой старушки. Пышные, дорогие. Будет греть свою холодную любовь. Ему ведь не сладко пришлось, и от этой мысли Киму не по себе. Поэтому он отдаст все свое тепло только ему. Он помнит Ад, помнит ледяные цепи и темный карцер, с которым он упокоился на сто лет холода. За убийство себя или другого человека, дают одинаковый срок. Что же, самоубийство действительно равняется убийству человека. Выходит суидидники настоящие убийцы.

Три пледа мятного цвета и баночка клубничного желе. Ким не знает как сейчас, но раньше Чонин его безумно любил. Остаются считанные минуты, которые Жнец ждал сто лет, и тяжелая железная дверь отворяется, запуская в коридор холодный ветер. Настолько сильный поток морозной стужи непривычен, потому Сынмин еле удерживается на ногах от силы температур. Он прищуривает глаза из-за холода, но пытается разглядеть силуэт любимого, что покидает это отвратительное место, где он не заслужил находиться. Яна сопровождает глава отдела, но без наручников. Он свободен. Чонин выглядит измотанным и уставшим. Ресницы его покрылись инеем, губы засохли, нос покраснел, а вид его на грани обморока. Еле держится на своих тоненьких ногах.

В глазах Сынмина выступают слезы, буквально несколько капель, хотя он и обещал себе, что когда все станет хорошо, он не будет плакать. Когда все хорошо - нужно улыбаться. Ведь встречаются с улыбкой на лице, а не с мокрыми глазами. Но как же улыбаться при виде такого измотанного мертвеца? Губы его стали еще синнее, чем тогда, когда он видел их в последнюю встречу.

Тот машет устало рукой и пытается улыбнуться, но вот ноги его подкашиваются и тело падает на пол. Рушится. И Сынмин вновь видит, как его любви больно. Это причиняет неумолимую боль и его сердцу, что истошно ноет при виде несчастного лиса. Жнец подбегает мимолетно и схватывает несущее вниз тело в свои крепкие руки, пропахшие табаком. Ох, как же много он скурил за эти сто лет. Укрывает Яна тремя пледами подряд и поднимается с ним на руках. Не отпустит. Никогда больше не сможет пережить смерти без него. Никогда.

Чонин уснул прямо на руках Жнеца, а тот понес его домой. Правда по пути пришлось подписать несколько документов о том, что Ян отсидел свой срок и его отпустили, ибо без этого никак. И как же Сынмин был зол, никогда так быстро не заполнял листы. И зол так был лишь единижды, когда его любовь убили. Тогда он сильно обозлился. Тогда взгляд его был сверепее любого волка и пугал до дрожи костей. Прямо как сейчас. Он так обозлен что его любовь отправили мучиться в Ад из-за какого-то упыря, который должен был сдохнуть. Да он бы сам его прикончил голыми руками и заставил давиться алой кровью до самой кончины. Он бы наслаждался местью и попал в Ад ещë на сто лет с удовольствием, со спококойной душой, зная, что тому ублюдку пришлось таки поплатиться за страдания любимого.

Чонин сейчас лежит на его кровати, уставший, такой маленький и несчастный, спит теплым сном на двух подушках и под пятью одеялами, чтобы наверняка отогрелся.

- Надеюсь тебе тепло, лисенок. - произносит с нежность, тихим голосом, грустный Жнец, сидя на полу у кровати. Он поднимает руку и оглаживает пальцами острые скулы на маленьком личике. Холодный. Как и Сынмин. Его постигла та же участь. Он больше никогда не сможет переродиться в человека из-за убийства. Его единственный путь - Жнец. Не уберег, не спас, дурак. А ведь вдруг Ким мог все исправить? Но во всяком случае корить себя глупо, ибо он даже не помнил на тот момент как выглядел его суженный. "Сестра. У него есть младшая сестра и ей нужно помочь." подумал про себя Сынмин. Он отправился заваривать свой любимый мятный чай для Чонина. Взяв одну свою единственную белую кружку с изображением лисы, Сынмин положил в нее пакетик ароматного мятного травянного зелья и залил все кипятком, после чего оставил его вместе с клубничным желе и запиской на полочке рядом с кроватью, поцеловал в щеку и исчез.

***

Чонин проспал целый день и целую ночь. В глаза попали первые утренние лучи солнца, что заставили пробудиться ото сна. Ян несмело открыл очи и удивился своему месту нахождения. Темная комната с деревянной мебелью и уютной атмосферой оказывали успокоение на душевное состояние Чонина, но он все ещё не мог понять где находится.

Остановив свой взгляд на тумбе рядом с кроватью, обнаружил вкусности и записку. Чай давно остыл и перестал излучать терпкий запах мяты, лишь желе по прежнему пахло клубникой, и голодный Чонин несмело потянулся за ним. Он взял ложку из-под чая и отломил желе, после чего засунул в рот сладкий десерт. Пока он лакомился, а желе во рту таяло, решил таки взять записку с свои холодные руки. " От твоего Жнеца" написано на нем. А дальше шëл не маленький текст с несколькими мокрыми пятнами, схожими на мелкие капли слез, что заставили испытать мурашки. Плохое причувствие овладело Яном.

"Здравствуй, дорогой Чонин. Моя любовь, мой лисенок. Я надеюсь что ты проснулся и поел желе. Клубничное. Оно все еще твое любимое? Прости за все. Мне так жаль что я не смог спасти тебя ни в нашей прошлой жизни, ни в твоей последней, ни в твоей смерти. Я ужасен, мне так жаль, я так виноват. Ты слишком много страдал. Я хочу хоть немного загладить свою вину, поэтому заберу болезнь у твоей сестры. За то, что я вмешаюсь в человеческую судьбу, меня отправят в Ад. Не беспокойся, туда я попаду всего года на три. Это очень мало, я привык, уже бывал там. Тебе все-равно пришлось там сидеть 100 лет, я каких-то 3 года выдержу. Обещай встретить меня тепло. Скоро ты станешь Жнецом и сможешь работать в любом отделе, который выберешь, будь к этому готов. Отдел находится неподалеку от дома. Не бойся, я сказал Чанбину, чтобы он зашел за тобой и сопроводил до здания. Ты ещё сможешь увидеться с младшей сестрой, и теперь она не будет сидеть в инвалидном кресле. Это, так скажем, мои извинения. Вот только видеть она тебя будет как другого человека, нельзя ей знать что стал ты Жнецом. Надеюсь ты будешь счастлив, любовь моя. Не беспокойся, я скоро вернусь. Люблю, и готов отсидеть здесь за тебя ещё хоть тысячу лет, хоть сотни тысяч, лишь бы ты был в порядке. Не плачь, я ушел не навсегда. И еще раз прости что приношу столько боли в твою жизнь и смерть. "

Слезы хлынут из лисьих глаз, бумага с посланием намокает от мелкого дождя. Клубничное желе остается больше не тронутым. Чай будет стоять здесь еще несколько дней, пока не испортится и Чонин не придёт прибираться в этот дом. Кто-то же должен за ним следить, пока хозяина нет. Через несколько часов Чонин официально станет Жнецом. Через несколько недель Чанбин станет его лучшим другом. Через месяц он увидит свою младшенькую, сидя в кафе у того самого цветка, ибо кроме него за столик, находящийся в темноте с Вереском, никто везит не наносит. А через три года за этим столиком будут сидеть счастливые Жнецы смерти из одного отдела, попивая мятный чай. Один будет пить сладкий, чередуя с клубничным желе. Другой без ничего, абсолютно. А потом этот второй выйдет и выкинет в мусорный бак возле кафе свои любимые Black & Gold, ибо не нужно больше курить из-за страданий, а просто так, когда все хорошо, курить не хочется. И станет он целовать свою первую и последнюю любовь в губы. Своего лиса, самого теплого и самого едиственного. Вместе будут бесконечно долго, ведь у них впереди целая вечность.