Глава 10
Ты стала дальше звёзд и ближе, чем дыхание
Ты не в моей системе, но в моём подсознании
Ты алгоритм души, ты хуже всех бездушных
Ты лучшая из лучших, но каждый раз всё рушишь
Прошло три недели. Три самых лучших в жизни Яны недели, которые она точно запомнит на всю жизнь.
Лучшими новостями стали слова Олега Владимировича, что кости на конец срослись и теперь можно делать попытки, чтобы ходить. Ей помогали тренера в зале и Антон в палате.
Ожоги прошли, но оставили после себя клеймо, которое будет ещё долго, если не всю жизнь, напоминать о себе. На лице, слава богу, ничего не осталось. Но на руках было видно огромные куски красной кожи, на животе и груди остались рубцы и шрамы, а на ногах... На ногах было всё сразу. Яна не знала сколько ей понадобиться времени, чтобы привыкнуть.
Как бы ожоги не пропали, а кости не заросли, оказалось, что она всё ещё может остаться инвалидом, который не сможет самостоятельно ходить. И каждый день она пыталась встать на ноги, держась за кровать или Антона. Но ей редко удавалось стоять дольше пару секунд, вечно падала. Если она пыталась сделать это, пока была одна, приходилось звать Евгению.
Если была с Антоном, он её ловил.
В голове были не только размышления об инвалидности, но и об отце. После разговора, который был три недели назад, Антон с Яной больше не поднимали данную тему, избегая какие-либо серьёзные диалоги. Парень даже перестал рассказывать что-либо про Алену, пока Яна сама не начала говорить про своего младшего брата.
Больше всего Яну зацепила мысль о том, что отец всё ещё оставался её семьёй, даже после аварии. Яна не думала об этом после случившегося, считая, что лишилась семьи в этом несчастном случаи. Отца было невероятно просто винить — он был виноват, не был рядом с Яной и почти никогда не был трезвым (Яна так и не поняла почему его не уволили).
Но Алексей никогда не пил до этого. По крайней мере не в таких количествах и не при детях. Яна начала думать, что это просто попытка сбежать от реальности, как делала она, зарываясь в учёбе и работе. Может и здесь они были похожи? Мама часто любила повторять, как Яна и Алексей похожи.
День, когда Яна смогла вставать на ноги, Евгения и Антон точно пометили красным маркером, чтобы бы ещё несколько лет поздравлять её с этим событием. Когда это произошло, Антон был с ней в палате. Он взял её за руку, как Яна попросила, а она аккуратно спустилась с кровати.
Это произошло всего десять дней назад, а, казалось бы, целую вечность назад. Но Яна всё ещё радовалась тому, что снова может стоять на ногах без чьей-либо помощи. Она очень устала сидеть на этой ужасной кушетке. Конечно, она чаще падала, чем когда-либо, могла устать, ноги иногда застывали. Но она снова ходила.
— Завтра выписка, Яночка, — сказала Евгения, когда на ногах сделали последнюю перевязку.
Так приятно было идти рядом с Евгенией Сергеевной, а не сидеть, пока она катила её. Яна уже была с неё ростом и сейчас она не могла вспомнить правда ли медсестра не была никогда её выше или она всё ещё не привыкла стоять.
В палате её ждал Антон, сидящий на её кровати, а не той, что когда-то принадлежала Саше.
— Удачи, ужин через полчаса, — кидает Евгения Сергеевна прежде, чем Яна закроет дверь.
— Дойдешь? — заботливо уточняет парень.
Они все так спрашивают, что Яну уже начало раздражать. Естественно, ей ещё нужен будет покой и никаких сильный нагрузок, бегать марафоны и драться тоже будет нельзя, но это ещё не значит, что Яна не может пройти пару метров.
Больше она переживала за Антона, который предпочитал игры сну. Он всё больше стал напоминать скелет. Кажется, он перестал есть, когда сидел с ней. А может он ей в своей палате. Но Яна была уверенна, что нет. Когда он находится у себя? Парень уходил от неё в два-три часа ночи, а в девять утра уже сидел около неё, пока Евгения забирала у неё кровь.
— Завтра выписка, — сообщает Антону Яна.
Он заметно грустнеет, хоть не хочет этого показать. Яна его понимает. В какой-то степени он просто обязан быть рад такой новости, ведь всё же Яна выздоровела и только ужасные пятна, и боли в ногах будут напоминать ей о трагедии. Но с другой стороны, он же, как и Яна понимал, что не сможет видеться с ней так же часто, как сейчас. Это огорчало их обоих.
— И что будешь делать теперь? — спрашивает Антон, чтобы скрыть настоящие эмоции.
Яна не сильно любила разговоры о будущем. Кто как ни она знал, что бессмысленно строить какие-либо планы, ведь жизнь всё равно сделает по-своему? Мышкина не собиралась попадать в аварию («Как и отец» — мелькает в голове девушке мысль), также, как и оказываться жертвой теракта и пожара. Но вот она в больнице. Снова.
— Ну, буду учиться и работать. Закончу школу, хорошо сдам экзамены, поставлю в университет, продолжу подрабатывать у тёти Марины и буду учиться.
План жизни, который она строила после аварии. Яне показалось забавным, что ничего не изменилось после пожара.
— У тебя никогда не было мечты? — сразу догадывается Антон.
Яна пожимает плечами, хотя знает ответ. Когда мама и брат были рядом, ей было не до этого. Вверх её мечтаний было — быть рядом с ними всю жизнь. Мечта не сбылась, а других не было. Масштабных целей никто никогда не ставил перед Яной. Она всегда знала, что должна отучиться и пойти работать. Всё.
— А у тебя?
Антон производится впечатление человека, у которого в кармане лежит пара-тройка мечт, ещё за пару людей помимо себя.
— Я хотел быть фотографом и написать книгу, — чётко и сразу отвечает парень, так будто готовил этот ответ всю свою жизнь.
Кивая Яна, сгорает от желания задать вопрос. Но она не спрашивает. На языке вертеться только одно: что тебе мешает сейчас? Проблема только в том, что и Антон, и Яна знают ответ на этот вопрос. Одно слово, разрушающие все.
Болезнь.
На всю жизнь, в лучшем случае, приклеенный к больнице, Антон мало, что может делать. Получить аттестат о получение среднего образования ещё можно, находясь в больнице. Но пойти в колледж или университет уже нет. А написать книгу у парня не получится из-за проблем с памятью и своей рассеянности, на которые он уже неоднократно жаловался.
— Тебе мои цели кажутся обычными?
— Далёкими, — ответил по-своему Антон, став каким-то грустным.
Разговаривать с Антоном про будущее было странным. Нечестным. Яна в такие моменты хотела знать, чем болеет парень, чтобы не сказать, чего лишнего.
— Почему? — не поняла Яна.
Планы были далёкими для Яны или Антона?
— Тебе учиться ещё года три-четыре. Это много, — пожав плечами, объяснил Антон.
Яна кивнула.
Проблема была в том, что Мышкина не считала, что три-четыре года — это много. Те, кто идут в медицинские университеты явно не согласятся.
— Я думала ты из тех людей, что считают, что мечты должны быть не реальными.
Сделав попытку пошутить о воздушном характере Антона, Яна ждёт его улыбки. В отличие от неё он вечно улыбается, и девушка терялась, когда парень переставал это делать. И у неё получается, он усмехается.
— Я правда так считаю. Мечты должны быть невыполнимыми.
— Да, да. Иначе это просто планы на завтра.
Он закатывает глаза и предлагает смотреть фильм.
***
Уснула Яна поздно. Антон решил за одну ночь показать ей все шедевры мира кино. И несколько часов она подряд смотрела то на вампиров, то на пиратов, то ещё на непонятную нечисть.
Когда девушка открыла глаза, она не ожидала увидеть на соседней кровати лежащего Антона. Это было очень непривычно, ведь он всегда уходил к себе, когда Яна засыпала. А сейчас он лежал тут.
Странно было видеть, как Антон спит. Иногда девушка думала, что он этого совершенно не делает. Она никогда не видела его таким тихим и спокойным. Сложив руки на животе, он лежал на Сашиной кровати. Яна хотела услышать тихое дыхание, увидеть, как спокойно поднимается и опускается грудь друга.
Но этого не было.
Он просто лежал. Будто мёртвый.
— Эй, Антон, — встав с кровати, позвала Яна.
Подойдя к парню, она потрясла его за руку, чтобы разбудить. Но он даже не пошевелился в ответ. Яна наклонилась к лицу парня, чтобы услышать дыхание Антона. Но... Она ничего не услышала.
— Антон, просыпайся, — продолжала Яна.
Не понимание душит, Яна не знает, что делать. Она выбегает из палаты, падает и снова встаёт, чтобы дойти до Евгении. И какая разница, что сейчас только шесть утра, что Антона вообще не должно быть в палате и, что возможно, он просто спит.
Это всё было не важно.
Яну бросало в жар только от мысли, что на самом деле парень не спит. Она только повторяла, что это не правда.
Нет. Нет. Нет.
Она врезается в дверь, за которой находится медсестра.
— Евгения Сергеевна. Евгения Сергеевна, — не переставая, зовёт Яна.
— Что такое? — резко подскакивает женщина, которая только что спала.
— Там... Антон... Он...
Яна не может сложить цельных и нормальных предложений, чтобы всё объяснить. Но имени парня хватает, чтобы женщина резко встала и разрешила потащить себя за руку туда, куда ввела её девушка.
— Ян, что случилось?
Но девушка не отвечает, только кусает губы всё сильней и сильней, чтобы не впасть в отчаянии. Яна и сама не знает ответ. Не знает, что случилось.
— Мне кажется, что он не дышит, — впуская Евгению в палату, произносит ужасную правду Яна.
Евгения всё сразу понимает, только зайдя. И сразу выходит, забирая за собой девушку, которую начала пробирать мелкая дрожь, обещающая перерасти в ужасную истерику.
— Евгения... Сергеевна, что с ним?
Но медсестра не отвечает, кому-то звонит, ставя всех на ноги. Поднимается тихая суматоха из-за огромного количества людей на такое маленькое пространство. Яне становиться нечем дышать, когда она видит, как Антона, продолжающего всё так же без подвижно лежать, увозят куда-то на каталке.
— Яночка, — зовёт Евгения, на которой лица не была. — Он наконец уснул.
Яна сидит в коридоре, где обычно стояла за стойкой Евгения Сергеевна. Этот неудобный пуф начинает раздражать, как и всё происходящее. Яне не нравится не знать, что происходит. Лучше бы она знала, даже если это что-то ужасное. Она хотя бы знала, как реагировать. А пока она видела только стеклянные глаза медсестры, успевшая стать другом за последние два года.
— Антон болел, — начинает объяснять она.
Это Яна знала. Но кто-нибудь расскажет, чем именно?
— Я знаю. Но чем? — отчаянно спрашивает Мышкина.
Евгения делает тяжёлый вдох, чувствуется, что ей самой не приятно об этом говорить. Всё же Антон был не просто пациентом, а кем-то близким для неё, хоть Яна и не может понять кем именно.
— У него ФСБ, Ян.
У Яны перехватывает дыхание, хотя она не знает, что это значит. Она просто не понимает расшифровку и пытается вспомнить название болезней, которые бы подходили под аббревиатуру.
— Я... Простите, не знаю, что это.
— Фатальная семейная бессонница.
Бессонница...
Слово дробью отдаёт в голове.
— Он не мог спать? — складывая пазл в голове, спрашивает Яна.
Он действительно никогда не спал, понимает девушка. Ей не казалось, он не мог чисто физически закрыть глаза и уснуть. Но... Как он столько прожил без сна.
Евгения кивает.
— И давно? — кусая губы и язык, спрашивает Яна.
У неё не хватает сил, чтобы что-то сказать, чтобы поддержать. Не может принести свои соболезнования Евгении, потому что не верит в это всё. Да, он говорил, что болеет, но не говорил, что это что-то смертельное. Почему он не сказал Яне?
— Чуть больше года, — поднимая глаза вверх, чтобы не заплакать, отвечает медсестра.
— Это разве не лечится?
— К сожалению.
— Он был не похож на мёртвого, — вдруг говорил Мышкина. — Он действительно спит.
Больше Яна вопросов не задаёт. Только молча смотрит в стену, отвернувшись от Евгении Сергеевны, не мешая ей плакать.
Она не может поверить, что потеряла первого и единственного друга.
Это всё кажется каким-то ужасным розыгрышем.
Но она не плачет.
Даже после того, как сама увидела мёртвое тело.