Глава 4. Без права на слабость
---
Была уже почти полночь, когда Хёнджин вернулся в кампус. Он только что закончил встречу с друзьями в клубе, но не чувствовал привычной лёгкости. В голове крутилась Эмили. Нет, та, другая — холодная, автоматичная, бесконечно далёкая.
Он зашёл в свою комнату, швырнул ключи на стол и машинально подошёл к окну. Хотел было задернуть шторы, но что-то зацепило его взгляд.
Снизу, на спортивной площадке, в тусклом свете уличных фонарей, кто-то бегал.
Один.
В ночи. По кругу. Словно в наказание.
Он прищурился.
Эмили.
Она была в спортивной форме. Волосы собраны в хвост. Лицо мокрое от пота. Движения точные. Беспощадные. Словно каждое повторение было частью сделки с самой собой. Словно от этого зависела её жизнь.
Она делала отжимания. Потом снова бежала. Потом приседания. Потом доставала из рюкзака тетрадь и начинала читать, стоя. Прямо посреди поля.
Потом — снова бег.
Цикл. Без передышки.
Он смотрел, не веря. Минут десять. Пятнадцать. Потом выдохнул, как будто всё это время не дышал.
— Ты, чёрт возьми, наказываешь себя, — прошептал он.
В груди было тяжело. Грудная клетка будто сжалась. Он не знал, кого он ожидал увидеть, но точно не это. Не человека, который будто застрял в аду, из которого не может выйти, потому что… не знает, что можно.
Эмили остановилась. На секунду. Прислонилась к стене. Тяжело дышала. Он подумал, что она упадёт.
Но она не упала.
Достала из рюкзака бутылку воды, сделала глоток и… открыла учебник.
В полночь. После тренировки.
И стояла под фонарём, как солдат на посту.
Он не знал, когда начал одеваться. Просто в какой-то момент оказался у выхода из комнаты, натягивая худи и кроссовки. Он должен был сказать ей что-то. Остановить. Подойти.
Он выбежал из здания. Ветер ударил в лицо.
Но когда добежал до площадки — её уже не было.
Только пустая бутылка у стены и листок бумаги, который сдуло ветром к его ногам.
Он поднял его.
Это был её конспект. Весь исписан формулами. А внизу, в уголке, он увидел мелкими буквами:
"Ошибки — роскошь. Слабость — смерть. Сломаться нельзя."
Хёнджин стоял с этим листом в руках, сжимая его до дрожи в пальцах.
— Кто тебе это внушил, Эмили?
И в голове у него промелькнула мысль, страшная и честная: "Я не позволю им тебя сломать."
Он стоял перед дверью её квартиры и чувствовал, как странно дрожат пальцы. Сначала он думал, что это от холода. Потом понял — нет. Это тревога.
Он никогда не нервничал. Ни перед экзаменами, ни перед сделками отца, куда его иногда втягивали, ни даже на свиданиях с высокомерными девушками из таких же семей, как его.
Но сейчас — было другое.
Он позвонил в дверь.
Открыла женщина. Прямая спина, тонкие губы, глаза, в которых не было ни тепла, ни любопытства.
— Добрый вечер, я... — он слегка улыбнулся. — Я учусь с Эмили. Мы в одной паре по проекту. Она дома?
— Да, — коротко сказала женщина. — Подожди.
Никакого «проходи», никакого «разувайся», даже не посмотрела, как его зовут. Он остался в коридоре, стоя на холодном коврике, чувствуя себя... лишним.
Через минуту появилась Эмили.
— Ты пришёл без предупреждения, — ровно сказала она. Лицо каменное.
— Я звонил. Ты не брала.
— Я была занята.
Он вдруг понял: она будто снова исчезла. Та, с кофе, с дерзкой фразой про «разобьёшься об стену» — её не было. Перед ним стояла обновлённая версия Эмили. Сжатая, собранная, стерильная.
— Мы можем поговорить о проекте хотя бы двадцать минут? — спокойно спросил он, хотя внутри всё бурлило.
Эмили посмотрела через плечо. Мать стояла позади, с папкой в руках.
— Только в кухне. И не больше пятнадцати, — строго произнесла женщина. — У неё дальше индивидуальная работа. Она и так уже отстаёт от графика.
Хёнджин напрягся.
— Отстаёт? Вы шутите? Она зубрит материалы в полночь. Она бегает до упаду. Вы это вообще видите?
Мать посмотрела на него с холодной вежливостью.
— То, что вы называете "усердием", — это просто норма. Эмили знает, что успех — это дисциплина, а не жалость к себе.
И тогда, откуда-то из глубины, поднялась злость. Настоящая. Чистая.
— Нет, — сказал он тихо. — Успех — это когда человек остаётся собой. А не превращается в существо, которое боится улыбнуться, потому что боится быть наказанным.
Тишина.
Мать чуть щурится.
— Думаю, ты сказал достаточно.
Он повернулся к Эмили.
— Скажи. Ты действительно хочешь жить так? Каждую секунду своей жизни быть идеальной? Никогда не падать? Никогда не смеяться? Никогда не...
Она резко перебила:
— Ты не понимаешь. Мне нельзя иначе.
— Почему?
— Потому что я не ты! — сорвалось с неё. Голос дрогнул. И в нём было не раздражение, а боль. — Ты можешь опоздать. Тебе простят. Ты можешь быть смешным, глупым, свободным. А мне — нет. Если я однажды оступлюсь, они будут правы. Все. И я… исчезну.
Он шагнул ближе.
— А ты уже исчезаешь, Эмили.
Она отвела взгляд.
— Уходи. Пожалуйста.
Он понял: она говорит это не потому, что хочет, а потому что не может иначе. Потому что сейчас она окружена стенами, которые строились годами. И разрушить их за одну ночь невозможно.
Он кивнул.
— Хорошо. Я уйду. Но я всё равно приду снова. Потому что настоящая ты — ещё там. Где-то внутри.
Он развернулся и вышел.
---
А за его спиной Эмили стояла с каменным лицом. А внутри... всё трещало.
Как хрупкое стекло, на которое слишком долго давили.