14.
Домой Тео возвращался пешком. Ноги налились свинцом, голова была тяжёлой и гудящей. Ночью, в спешке, он схватил первое, что попалось под руку — старое пальто. Почти забытое, оно почему-то всё ещё висело в коридоре. В кармане обнаружилась пачка сигарет. Тео потряс её. Что-то есть. Две сигареты. И зажигалка.
Чёрт знает, сколько они там пролежали. Он зажал сигарету губами, с третьей попытки зажёг. Нужно было просто вдохнуть. Глубоко. Спокойно. И это получилось только вместе с горьким дымом.
Уже светало. Улицы начинали наполняться движением. Солнце робко пробивалось сквозь облака, выхватывая из серости линии крыш и витрин. Но для Тео ничего не менялось. Силуэты оставались смазанными, звуки — приглушенными, а земля под ногами — чужой.
Он двигался на автопилоте. Рука с сигаретой двигалась по инерции. Словно он и не бросал.
Страх всё ещё шевелился под кожей. Не сжимал грудь, но жил где-то внутри, колол изнутри невидимыми иглами.
Тео никогда никого не терял. Так вышло, что смерть всегда проходила мимо. И почему теперь она смотрит в сторону Сэма? Просто мимоходом? Или уже прицелилась? Он надеялся — нет. Надеялся, что всё пройдёт. Потому что Сэм... он умел жить. Он заслуживал жизни. Ещё рано. Ещё слишком рано.
Мысль об этом сбивала с ног сильнее, чем усталость. Тео ловил себя на том, что сомневается в собственных чувствах. Может, он всё преувеличивает? Раздувает? Сэм жив. Он дышит. Состояние стабильное. Всё обошлось. Так почему мысли крутятся только вокруг смерти?
Да, риск был. Да, он остаётся. Но хватит. Нужно взять себя в руки. Надо верить в лучшее. Может быть, тогда хоть какие-то высшие силы — любые — услышат.
Глупо. Ничего не станет как прежде. И всё же — он имел право на свои чувства. Он не робот. Он подавлен. И не торопится от этого избавляться. Он просто шёл по городу, позволял тревоге и сожалению течь через себя.
...
На работе Тео не появлялся несколько дней, ссылаясь на плохое самочувствие. Он не был болен — по крайней мере, физически. Но в зеркало смотрел человек с бледной кожей, с синяками под глазами и пустым взглядом. Сон исчез. Аппетит — тоже. По квартире стояли кружки: недопитый чай, остатки остывшего кофе. Он носил одну и ту же одежду.
Большую часть времени Тео проводил в кровати, изредка проверяя телефон. Просто чтобы убедиться: все еще тишина.
В очередной раз он взял в руки телефон из-за входящего звонка. Не задумываясь, ответил.
— Алло, Тео? — Голос был мягким. Узнаваемым.
— Да... я тут. Привет, — он сразу понял, кто это.
— Как дела, дорогой? Как работа? — пролепетала мама.
— Всё нормально, — прозвучало хрипло. Еще бы. Он ни с кем не разговаривал несколько суток. Тео откашлялся. — Варю кофе, немного рисую... — взгляд скользнул в сторону стола, к которому он не подходил уже неделю. — А вы как? Здоровье?
Мама, будто не замечая его заминки, рассказывала о привычных вещах: соседи, погода, продукты. А Тео слушал и чувствовал стыд. Родные беспокоятся. А он... отвечает коротко, будто держит их на расстоянии.
Он попытался вспомнить что-то лёгкое, забавное — хоть один случай из кофейни. Пусто. Про Сэма — ни слова. Не мог.
Нет, сейчас он не способен быть «хорошим сыном». Ему было стыдно это признавать. Но он просто не мог.
Разговор получился скомканным. Диалога не вышло — один сплошной монолог. Но, может, иногда нужно просто слушать.
«Ага, оправдывайся дальше».
Напоследок, мама сказала:
— Помни: ты не один. Даже если тяжело, если кажется, что в тупике — ты важен и любим. Хорошо?
Тео опешил. Казалось, она знала все.
Забывшись, он кивнул. А потом вспомнил, что это не личная встреча.
— Хорошо, мам... Спасибо.
И показалось, что она тоже кивает, там, на том конце.
Это были просто слова. Но иногда именно они становятся якорем. Простым, но крепким. Тонкая нить. Сигнал: ты не сломан. Ты есть. Ты можешь двигаться.
И пока сила этих слов ещё держала, Тео поднялся. Быстро собрался. Поехал в больницу.
«Несправедливо, Тео, — думал он по дороге. — Это нечестно по отношению к Сэму. Ему тяжело. А ты позволяешь страху рулить собой. Бред. Ты ведь нужен».
Он успел. Часы посещения ещё не закончились. Сэма перевели из реанимации.
Палата была неожиданно тёплой. Тео остановился на пороге, будто боясь нарушить хрупкое равновесие.
Сэм лежал на боку, лицом к двери. Грудь медленно поднималась под одеялом. Одна рука — безжизненно свисала с кровати, вторая — под капельницей. Монитор за головой рисовал зелёные линии жизни.
Он выглядел не хуже и не лучше, чем Тео ожидал. Просто иначе.
Бледное лицо. Сухие губы. Чуть небритый подбородок. Слишком тих. Слишком настоящий.
Тео подошел и сел рядом. Ничего не сказал. Просто смотрел. Потом взял Сэма за руку. Холодную, вялую. Прислонился лбом к их сцепленным пальцам. Замер.
Сколько прошло времени — неясно.
— Эй, — хриплый голос прозвучал почти шёпотом.
Тео вскинул голову. Сэм смотрел на него. Узнавал. Улыбался краем губ.
— Ты выглядишь так, будто на твоих глазах меня сбил автобус.
Тео выдохнул, выдав короткий, сдавленный смешок:
— Почти. Но ты, как всегда, драматичнее всех.
— Я жив?
— Пока да.
— Это обнадёживает.
Ненадолго повисла тишина. Спокойная, как после шторма. Тео всё ещё держал его за руку. Не отпускал.
— Сэм, — сказал он тихо. — Больше никаких фокусов. Ни ночных дорог, ни скрытых симптомов. Обещай.
— Обещаю, — выдохнул Сэм. — Прости.
— Не извиняйся. Просто... будь.
Опять тишина. Не давящая. Мягкая.
— Спасибо, — произнес Сэм. — То, что ты здесь... это много значит.
Тео отвел взгляд.
— Сэм, мне... Я погано себя чувствую.
— Почему?
— Я стараюсь быть хорошим другом. Правда, — слова удивительно легко полились. — У меня нет никого ближе тебя. Но... всё это. Оно сбивает с ног. Я не знаю, как себя вести. Что говорить. Как чувствовать. Я будто... застрял. И прячусь.
Сэм слушал молча. Но не отстраненно — с какой-то почти физической вовлеченностью. Будто ловил каждое слово, каждую паузу.
— Послушай, — заговорил Сэм. — Твоя забота важна. Но ещё важнее — видеть тебя настоящим. Не сильным. Не идеальным. Просто собой. Слушать, как ты в очередной раз путаешься в вопросах, хотя ответы на них знаешь, — он замолчал, переводя дух. — Обычный, не слишком эмоциональный кофеман, который долго прятался за маской безразличия.
— Не такой уж я и кофеман, — хмыкнул Тео.
— Ага, а у меня не было инфаркта, — усмехнулся Сэм. — Знаешь, что ты для меня сейчас?
— Что?
— Обезболивающее.
Тео нахмурился.
— Что?
— Ты отвлекаешь меня от боли. От страха. От мыслей, которые я не хочу думать. От ощущения, что всё может не получиться.
— Ну, спасибо, конечно, — Тео попытался улыбнуться. — Рад быть твоим парацетамолом.
— Ты не просто отвлекаешь. С тобой я помню, каково это — жить. Не выживать. Жить.
Тео выдохнул. В первый раз за долгое время — не в панике, не в усталости, а просто потому, что почувствовал: его услышали. Приняли.
— И ты тоже не обязан быть крепче, чем можешь, — добавил Сэм. — Мы не на войне. Здесь можно быть уставшим.
Некоторое время они просто молчали.
Тео посмотрел на Сэма:
— Я правда думал, что теряю тебя.
— Я тоже. Но, видишь, пока держимся. Вместе.
И снова — тишина. Но теперь она была наполнена чем-то важным. Как будто между ними снова натянулась нить, которую мир пытался порвать — но не смог.
Дружба — интересная шутка. Когда рядом, чувствуете безопасность. Вы видите друг в друге то, что сами не замечаете. Друзья способны выделить в тебе тот свет, что ты закрывал сомнениями. Разумеется, мы многого о себе не знаем. Мы постепенно вскрываем тайники своей души, иногда радуясь найденному, а порой и разочаровываясь. Но сколько времени необходимо, чтобы узнать о себе все?
Тео вышел из больницы — не сразу осознав, что на улице. Что сменился воздух. Что нет больше запаха антисептика. Что нет стены за спиной и белых коридоров, поглощающих время.
Небо — тяжелое, бархатное, с осколками света от фонарей. Город шуршал где-то на заднем плане, приглушенно, будто через вату.
Тео остановился. Вдохнул глубже.
Пошёл вперёд — медленно, механически. Сел на скамейку у выхода, обхватил голову руками. Пальцы дрожали, но внутри уже не было паники. Только опустошение.
Он провёл рукой по лицу, ощутил холод щёк и сухость глаз.
Он посмотрел на небо — не в поисках смысла. Просто потому что не знал, куда еще смотреть.
«Сэм дышит. А я пока — просто есть. Этого хватит».