Первая Глава
Моим любимым местом на земле была моя спальная комната. В ней я чувствовала себя в безопасности, и могла полностью раскрепостится — как никогда не могла будучи с кем-либо. Большая кровать посередине, шкаф у стены, мягкий коврик в уголке, сверху которого разбросаны плед и подушки. На глаза не попадалось ничего, что могло сообщить о моих предпочтениях и хобби: ни тебе бросающихся в глаза предметы, ни постеры на стенах.
Мне и не нужно было украшать комнату любимыми вещами, чтобы чувствовать себя здесь уютно.
Я подолгу могла проводить время на коврике за старым отцовским ноутбуком, или просто лежать и смотреть на золотое мерцание гирлянды, свисающей над головой. Я любила это место, оно было моей отдушиной.
Но как только я переступала за порог своей комнаты, меня одолевал неподдельный страх. Страх внешнего мира, к которому я никак не могла приспособиться. Я чувствовала себя парией, которая ищет смысл своего никчёмного существования, но жизнь насмехается надо мной сталкивая со скалы наивных надежд в пучину ненависти к себе и ко всем окружающим.
Противный женский смех заставил меня вернуться в реальность, а нос внезапно заполнил едкий никотиновый дым, от чего начал гореть, заставив меня закашлять и рефлекторно прикрыть рот запястьем. Смех из-за этого только усилился.
— Чеён-а, ты чего? — с иронией спросила Ли Наын, нагнувшись ко мне, чтобы разглядеть лицо прикрытое волосами. — Я думала, что ты уже привыкла к сигаретам.
Она хищно начала меня разглядывать, будто изучая, и подумав о чем-то известном лишь ей, скривила один уголок губ в мерзком оскале.
— Тебе неприятен этот запах? — тихо спросила меня она. — Хочешь чтобы я потушила сигарету?
В помещении было темно, лишь тусклый свет с улицы проходил через единственное не прикрытое занавесками окно, и давал возможность разглядеть происходящее внутри.
Только от этого становилось не легче.
Я молчала, боясь издать лишний звук и сильно сжимала зубами внутреннюю сторону щёк.
Любой мой ответ эта девушка могла принять как наглость и... наказать за неё.
— Тебе дымом уши заложило? — голос изменился и в мгновение стал строгим. Свободной рукой она добралась до моих длинных волос и потянула назад, заставляя закинуть голову наверх.
Я знала что она видит, с каким трудом я сглатываю и как при этом двигается моя гортань, но не могла заметить её завороженный взгляд, с которым она рассматривала мою шею; ибо в моем поле зрения был лишь белый потолок с трещинами штукатурки.
— Я... мне не мешает запах... — голос дрогнул и одна из девушек, наблюдающих со стороны, усмехнулась.
— О нет, милая Чеён, — лукаво обеспокоенным голосом заговорила Наын. — Одноклассницы должны заботиться друг о друге. Как я могу курить рядом с тобой, твоё здоровье ведь может пострадать. Девочки, — она повернула голову назад, обратившись к своей свите: — тушите сигареты.
Они переглянулись, и затем одна из них заговорила:
— Но как мы их потушим? Если мы сделаем это об парты, то учителя могут заметить.
— Ты права, — согласилась Наын. — нам не нужны проблемы. Чеён-а, может ты нам поможешь с этим? Мы ведь ради тебя это делаем.
Я затаила дыхание — сказанные ею слова подействовали на меня как спусковой крючок: мои ногти впились в кожу внутренней стороны ладоней, а голос никак не хотел выходить изо рта, будто в одно мгновение я стала немой. Кожа покрылась холодным потом, а сердце забилось быстрее из-за воспоминаний, приносящих фантомную боль в тех местах, в которых её уже не было.
— Раз ты не возражаешь, сочту это за согласие. — улыбнулась Наын.
В мгновение меня окутал животный страх, а перед глазами появилась сцена из прошлого. Разум, как и само тело, помнил невыносимое ощущение и среагировал: я начала дёргать головой, из-за чего хватка на затылке стала яростнее, показывая весь гнев одноклассницы, причиной которой, стало моё неповиновение. В следующею секунду я почувствовала невыносимую агонию в районе шеи и, не сдерживая себя, закричала. Свободная рука Наын легла на мой рот, заглушив горестный вопль. Земля ушла из-под ног, и согнувшись в коленях, я осела на пол, пока в руке Наын все ещё держала мои волосы цепкой хваткой, чуть ли не срывая скальп с головы. Но эта боль была ничем, по сравнению с тем, что я чувствовал на шее.
— О, сработало. — издевательски воскликнула она, смотря на потушеный окурок, а затем перевела восторженный взгляд на своё творение. — Девочки, теперь ваша очередь.
Она встала позади меня и пригласила других, поднимая мою голову за волосы всё выше, хотя казалось, что выше уже некуда.
Лицо стало мокрым от слёз, а я не могла перестать скулить, прикрывая глаза и молясь, чтобы этот кошмар побыстрее закончился. Умолять было бессмысленно: чем сильнее я просила остановиться, тем жестче становились мои пытки.
Организм будто отказывался принимать действительное за реальность и дальше всё было как в тумане: Девушки, одна за другой, подходили и тушили свои сигареты об мою кожу. У некоторых не выходило с первого раза, из-за чего они начинали раздражаться, а злоба их сказывалась на силе нажатия сигарет — в таких местах раны были глубже.
Когда сигарет больше не осталось, Наын убрала руку с моих волос и опустилась на корточки, поравнявшись со мной. Она видела слабость и страх в моих стеклянных глазах, которые смотрели в пустоту, пока разум пытался внушить, что рядом больше никого нет. Но ненавистных голос, который стал для меня кошмаром, разрушил надежду на спасение:
— Молодчина Чеён, ты хорошо справилась с ролью пепельницы. — похлопав меня по плечу, она встала и вместе с остальными поплелась к выходу.
Я согнула колени и обняла их руками, будто загоняя себя в защитный кокон. Как только раздался звук захлопнувшейся двери, я дала волю чувствам и заплакала навзрыд. Боль от ожогов сгущалась с паршивым чувством беспомощности.
В этот момент мне хотелось лишь одного:
Умереть.
***
Я медленно, точно призрак, плелась по пустым коридорам и смотрела себе под ноги, мыслями пребывая совсем в другом месте. Раны на коже горели и я, уже зная что с этим делать, направилась в сторону медпункта.
В кабинете я никого не замечаю, поэтому начинаю звать госпожу Ли, но в ответ лишь тишина. Видимо она куда-то вышла, что мне только на руку: не хотелось чтобы она расспрашивала о произошедшем.
Не стесняясь, я начинаю шарить по полочкам в больших шкафах, стоящих у стены, в поиске нужных мне медикаментов: раньше я всегда могла найти их в одном и том же месте, но сейчас их там нет. Видимо госпожа Ли переложила их.
Мои поиски останавливает посторонний шум. Я замираю, сразу перебирая в голове варианты того, кто может быть здесь. Поворачиваю голову в сторону источника недавних звуков, но вижу только белую ширму, на которую падал свет заходящего за горизонт солнца, переливающегося оранжевыми оттенками на белой ткани.
За ширмой стоит односпальная кровать. Обычно там никто не лежит — будто та исполняла здесь исключительно в роль декора. Иногда я могла сидеть на ней до конца уроков, чтобы очередной день полный издевательств прошёл спокойно.
Любопытство — которое обычно не настигнет меня — внезапно одолевает мой страх быть замеченной, и я медленно двигаюсь в сторону ширмы. Тень, которую я ожидала увидеть, но заметила с опозданием, за ней не двигалась, а её обладатель не издал больше ни звука.
Оказавшись совсем рядом, я легонько приоткрываю ширму и моему взору падает спящий на спине парень. Его чёлка каштановых волос с одной зелёной прядью, прикрывает всю часть лба и густых бровей, одна рука закинута за голову, а вторая покоиться на животе; грудь умиротворенно поднимается вместе с вдохом и опускается не выдохе.
Моё сердце, не подающееся контролю, забилось в разы быстрее, а дыхание участилось. Я не могла оторвать взгляд от парня, жадно изучая каждую деталь его лица: его острый подбородок, розоватые и слегка приоткрытые губы, ровный нос с родиной на кончике; смугловатая кожа, подрагивающие ресницы слегка приоткрытых янтарных глаз...
Стоп.
Что?..
Я осекаюсь, видя как парень полностью открывает глаза и молча смотрит на меня, кажется и не собираясь заговаривать вовсе. Я даже не увидела должного удивления или замешательства на его лице, в то время так невозмутимо пялилась на него.
Спасает меня звук внезапно открывающихся дверей. Я быстро поворачиваюсь лицом в их сторону и вижу зашедшую в кабинет женщину тридцати с лишним лет. Она, заметив меня, сразу же настораживается.
— Чеён, что-то случилось? — спрашивает, неосознанно окидывая меня глазами в поисках новых ссадин.
Но она не сможет их увидеть, ведь на мне спортивная форма с накидкой, которая прикрывала большую часть шеи.
— Я... просто пришла забрать лекарства. — опускаю взгляд и пытаюсь проговорить это так, чтобы было достаточно громко.
— Давай я помогу тебе с этим? — предложила она, подходя ближе и беря меня за руку.
— Нет! — я резко выдёргиваю её, заставляя госпожу Ли удивленно расширить глаза в недоумении, из-за чего начинаю понимать, каким грубым было моё действие. — Извините... Я сама справлюсь...
Она некоторое время смотрит на меня, а потом с тяжелым вздохом направляется к своему письменном столу; открывает тумбочку и достаёт оттуда то, что я попросила, и до этого так долго искала. Почему нельзя хранить всё на прежних местах?
— Держи.
Я забираю из её протянутой руки мазь и таблетку обезболивающего и поблагодарив, направляюсь к выходу. Тяну вниз ручку и приоткрываю дверь, собираясь выйти, как слышу за спиной:
— Так не может продолжаться вечно.
Знаю, что госпожа Ли смотрит мне в спину и ждёт ответной реакции, но мне просто нечего сказать...
Я молча выхожу из медпункта и иду в раздевалку, чтобы забрать свои вещи и пойти домой, ибо не собираюсь оставаться на последних уроках.
***
Дома царила тишина — внутри никого не было. Из-за блеклых тонов мебели атмосфера казалась более гнетущей, а меня саму одолевало чувство пустоты и одиночества. Иногда я представляю, как кто-то заходит в ванную и натыкается на меня — стоящую у зеркала и обрабатывающею свои гематомы; но понимаю, что никто не захочет знать правду, ведь тогда на их плечи падёт груз чужих проблем, и возможно они выразят своё беспокойство, но оно будет таким же поддельным, как снег в нашем городе, который даже не успевая накрыть дороги, тут же исчезает.
Вот и сейчас, я стою и вижу в зеркале уставшую и искалеченную себя, такую же искалеченную душу в грустных и покрасневших от слёз глазах. Волосы растрепаны и даже кажутся чуть короче, чем являются на самом деле — расчесывать их и приводить в порядок нет сил. Но я делаю это, чтобы создать видимость будто ничего не случилось. И не для окружающих, а для себя. Я попытаюсь вырвать этот отрывок из своей жизни так, как множество других, хоть воспоминания и проносится вихрем перед сном, точно не хотят быть забытыми.
Наблюдая за своим отражением в зеркале, я чувствую будто это не я. Будто девушка, которую я вижу — кто-то другой. Незнакомка, запечатанная по ту сторону стекла. Она в мире, где люди не хотят думать о чужих чувствах, не ставят себя на их место, потому пытаются раздавить всеми придуманными способами, пролетающими в их недалёких головах. Я схватилась руками за раковину и прикрыла глаза. Эта незнакомка — Я. Страх давно отступил: ещё тогда, когда я оказалась внутри своего дома и обнаружила что никого нет. Но, к сожалению, на смену ему пришли более угнетающие эмоции — злость и стыд. И обе они были направлены отнюдь не в сторону обидчиков, а именно не себя. Снова я начинаю угрызать себя за то, что ничего не попыталась сделать. На то были свои причины — из меня выбили всю способность защищать себя. Но я всё равно не могла принять мысль, что ничего не могу сделать.
Меня не сделали жертвой.
Я сама позволила себе быть их жертвой.
К старым шрамам прибавляются новые в виде болячек такого цвета, от которого перехватывает дыхание. Мне больно смотреть на такие жестокие вещи, особенно когда они связаны с моим телом. Я чувствую каждую его клетку, каждый сигаретный ожог приносит мне боль, но я, дрожа, не хочу зацикливаться на физических ощущениях — те всегда были мне невыносимее моральных.
Обработав свои раны и переодевшись в домашнюю одежду, я оказалась в своей комнате. Такой родной, такой прекрасной; в единственном месте, в котором мне не было больно.
Я не позволила себе думать о негативных вещах в настолько сакральном месте. Школа, мои личные проблемы, Ли Наын и её шайка — всё в этой комнате обретало ярлык «табу» и не затрагивалось в плоть до того момента, когда я снова оказалась один на один с жестокостью и несправедливостью этого мира.
Я была не способна думать о боли вечно.
Прикрыв темно синие занавески, дабы не видеть ничего за гранью моего помещения, я присела на на ковёр с мягкими подушками. В комнате стало значительно темнее, но золотистая гирлянда создавала ощущение уюта и волшебства.
Облокотившись на стену, я прикрыла глаза, чтобы воспроизвести, даже сейчас будоражащий моё сердце, момент.
В голове начинают вырисовываться воспоминания сегодняшнего дня. Но то были светлые картинки, которые заставляли чувствовать себя чуточку живой. Взгляд мужских омутов, который не так часто падает на мою неприметную персону, был единственным волнующим меня изнутри. Где-то там теплилась надежда, которая на деле казалась столь наивной, что мне становилось стыдно за саму себя.
Но я не могла ничего с собой поделать, и понимала, что чувства длиною в два года сложно из себя вычеркнуть также, как тот страх, что сковывает меня рядом с людьми.
Однако сейчас я была в своей комнате. В своей крепости, в которой никто не мог меня достать, поэтому разум сплёлся в чувственном танце с непорочной фантазией, в которой нет той трусливой Чеён с уродскими ранами на бледной, словно неживой, коже; в которой зрачки моих карих глаз не блеклые, а напротив — искрятся предвкушением; в которой большие тёплые руки накрывают мои мёртвенно холодные и крепко сжимают, давая понять что этот мир больше не посмеет сделать мне ничего из того, что так долго причиняло боль.
Но глаза неожиданно открываются и ко мне приходит осознание того, что реальность довольно мрачна.
В моей крепости темно, а в душе пусто.