Эпилог
Валенсия. Испания. Спустя год после описанных событий
Я помешивала манную кашку для Хёка одной рукой, а другой умудрялась покачивать кроватку. Поистине, мать – это самый настоящий универсальный робот. Но если Хёк в детстве был спокойным, то Чон – просто взрывоопасная смесь вредного характера, капризности и дикого очарования. Если я хоть на секунду переставала обращать на нее внимание, она кричала, как резанная, немедленно требуя меня к себе. Ни одна нянька с ней не справлялась. Господин Чон замаялся присылать мне на помощь самых лучших, но все они были жестоко отвергнуты нашей Чон, которая кроме мамы не признавала никого, но разве что Хёка. Даже дедушка не мог долго держать ее на руках, потому что она непременно закатывала истерику.
Господин Чон приезжал к нам раз в месяц. Он привозил море игрушек детям, обязательно сувенир для меня, а потом ехал к своей жене. Я ничего не выспрашивала, но мне казалось, что они помирились, потому что последние два раза они приехали к нам вместе. В отличие от свекра, Госпожа Чон оказалась очень мягкой и нежной женщиной, которая, несмотря на возраст, была хрупкой и выглядела намного моложе своих лет. Я не знала почему, они так много времени провели вдали друг от друга, но, по-моему, сейчас их отношения вступили на новый уровень, и помирила их Чон – самое необыкновенное существо на свете.
Светловолосая, кареглазая, сущий чертенок, который едва научился сидеть, а уже «строил» все семейство. Она управляла сердцами всех, включая самого Господина Чона. Рядом с внучкой это жесткий и непреклонный человек становился мягче пластилина. Прыгал козликом, да так, что мы хохотали с Госпожой Чон до коликов в животе. А наша Чон, нахмурив бровки, и не думала улыбаться, а вот когда дедушка хватался за поясницу и хромал к креслу, она начала хохотать. Бессердечное маленькое существо с беззубым ртом, которое все просто обожали.
Меня по-прежнему мучила бессонница. Потому что ночью я снова жила прошлым. Никто этого не замечал, только мама Чонгука однажды заметила, когда я вдруг накричала на горничную, а потом залилась слезами. Бедная девушка так и не поняла, за что ей так влетело – ведь она просто перестирала грязные вещи в моей комнате. Но она тронула ту вещь, которую я не стирала никогда, потому что она хранила его запах. Потому что долгими бессонными ночами я прижималась к ней лицом и плакала. А иногда спала в ней, и мне казалось, что он рядом со мной.
– Это Чонгука? – тихо спросила Госпожа Чон и погладила меня по плечу. Я кивнула и аккуратно сложила футболку под подушку, мои руки тряслись, по щекам текли слезы.
– Ты ее ни разу не стирала, да?
Я снова кивнула и отвернулась к окну, глядя, как ветер качает воду в бассейне.
– У меня тоже есть такая, и я тоже ее не стирала, я могу привезти ее прямо сегодня.
Наверное, в этот момент я ее полюбила. Посмотрела ей в глаза и увидела отражение своей боли, своего отчаянья. И я даже не знала, кому из нас двоих больнее. Ведь она мать. Я никогда не спрашивала об их отношениях с Чонгуком. Знала, что там все было очень сложно. Знала, что с сыном она не общалась много лет. О смерти Чонгука мы никогда не говорили. Наверное, это было табу. Как для меня, так и для нее. Только однажды, когда мы вместе смотрели на звездное небо, Госпожа Чон тихо сказала:
– Когда Гук был маленьким, он знал все созвездия, и показывал мне Большую Медведицу.
Я молчала, только сердце болезненно сжалось и замедлило бег.
– Я все равно его жду. Знаю, что это глупо, но жду. Мне кажется, что он вернется… когда-нибудь. Словно уехал надолго… но непременно приедет обратно.
И я ждала. Как бы безумно это не звучало. Мы обе не смирились, не привыкли и так и не научились жить без него.
* * *
Сейчас Чон задремала в кроватке, а я собиралась накормить Ваню и заняться уборкой. Мы убирали каждый понедельник. Дом огромный, трехэтажный. Я и несколько горничных всегда с трудом справлялись, но сколько раз мне не говорили оставить эту работу слугам, я не могла сидеть, сложа руки. Мне постоянно нужно было что-то делать. Постепенно, я даже начала придумывать новые проекты и сохранять на компьютере. Оказывается, от безделья тоже можно уставать.
Я переставила манную кашу на стол, попробовала ложкой, обожгла губу и тихо выругалась. Чон уснула очень крепко, и совсем некстати мою грудь распирало от прибывшего молока. Пока остынет каша для Хёка, я успею помыться и переодеться к ужину. Зазвонил мой сотовый, я ответила, быстро поднимаясь по лестнице.
– Лиса, здравствуй, не помешал?
– Нет, Господин Чон, Чон спит, а я как раз Хёку сварила манную кашку. Вы когда приедете?
– Дня через два. Лиса, просьба у меня к тебе.
Я зашла в комнату, и прикрыла за собой дверь.
– Да, я вас слушаю.
– Лис, там один дорогой для меня человек прилетает сегодня в Манисес, а встретить некому. Сможешь съездить?
Я на секунду задумалась. Не совсем удобно, да и Чон не с кем оставить – нянька сегодня выходная.
– Лис, Чон с собой возьми, а Хёка можешь к Госпоже Чон по дороге завести, она согласна посидеть с ним.
Я немного нахмурилась. Так это некстати. Начну Чон в «кенгуру» запихивать, она непременно проснется, да и Хёка покормить нужно. Хотя Госпожу Чон Хёк очень любил и называл бабулей Ириской. Почему Ириской, никто так и не знал, только сам Хёк. А Госпоже Чон это нравилось. Как ни странно, она просто обожала Хёка. Может, из-за того, что он напоминал ей собственного сына в детстве. Я никогда не чувствовала, чтобы к Хёку относились, как к чужому.
– Съездишь, Лис? Это очень важно.
Я тяжело вздохнула.
– Если важно, то конечно встречу. А кто это?
– Дорогой мне человек, – повторил он.
– Но как я его узнаю?
– Он тебя узнает, не переживай. Просто жди его там и все, ладно? Я высылал ему твою фотографию, сказал, что ты будешь с маленьким ребенком. Так что не волнуйся.
– А куда потом его везти? В гостиницу?
– Решите по дороге. Все, мне пора, Лис. Самолет Кванджу – Манисис, рейс номер 1325 компании SwissAir. Прибытие в 16.40. Запомнишь? Или сообщение скинуть?
– Да, лучше сообщение.
Я бросила взгляд на часы 15.20. Успеть бы.
* * *
Хёк слопал кашу в две секунды, как узнал, что к Госпоже Чон едет. Обрадовался. Она всегда его баловала – то конфеты, то новые игрушки. Хёк самолетики очень любит, модельки, точь в точь похожие на реальные прототипы. От Госпожи Чон он всегда возвращался вот с таким самолетиком. Чон, как ни странно, спала очень крепко, даже когда я вытащила ее из детского креслица. И засунула в «кенгуру». Она сопела, посасывая большой пальчик.
Аэропорт Манисес был огромным зданием с громоздкими окнами, блестящими на солнце, с сияющей вывеской «Валенсия».
Я прошла в зал ожидания и посмотрела на табло – вот-вот приземлится рейс из Кореи. Мне было немного странно, что при всем штате работников Господин Чон не нашел никого, кто мог бы встретить этого неизвестного человека, и попросил об этом именно меня. Хотя, возможно, для него было важно, чтобы встретил кто-то из семьи. Да, они были моей семьей, как бы странно и дико это не звучало.
– Внимание! Прибыл рейс 1325 компании SwissAir Корея – Валенсия…
Объявил диктор на испанском языке.
Минут через пятнадцать все начнут выходить.
Я устроилась на мягком кресле в зале ожидания, иногда поглядывая на стеклянные автоматические двери.
Уже прошло больше двадцати минут, я подошла ближе, высматривая неизвестно кого. Мимо меня проходили люди, а я так и стояла, глядя на двери. Скоро проснется Чон, затребует меня в виде ужина, и что я тогда буду делать?
Двери снова разъехались, и я увидела парня с дорожной сумкой через плечо, он быстро прятал документы в карман легкой ветровки. Я почувствовала, как внезапно дернулось мое сердце. Иногда так случается, что оно реагирует намного раньше, чем ты осознаешь, что именно вызвало такую реакцию. Парень поправил темные очки и остановился, видимо осматривая зал.
Возможно, в этот самый момент я сошла с ума. Я просто лишилась рассудка, мое сердце перестало биться, а грудную клетку разорвало изнутри взрывной волной, потому что этот мужчина… с большой сумкой через плечо… он не мог быть Чонгуком. Но это он. Стоит там, среди людей, застыл, словно изваяние, потом снял темные очки, и они выпали из его рук. Это Чонгук. Возможно, я сошла с ума или у меня галлюцинации, но это Чонгук. Мимо него сновали люди с тележками, кто-то толкнул его в плечо, но он даже не пошевелился. Я судорожно глотнула воздух, но не сдвинулась с места. В животе все свернулось в узел, я онемела. Не смогла издать ни звука. Схватилась за горло. Я просто брежу наяву или сплю…
В этот момент громко закричала Чон, я вздрогнула, но оторвать взгляд от мужчины так и не смогла. Словно в замедленной пленке, я видела, как он снял сумку и бросил на пол, как медленно идет ко мне, и мое сердце постепенно начинает биться снова. Удар за ударом, кровь бежит по венам как сумасшедшая, перед глазами стоят черные точки, а колени подгибаются. И если я сделаю хоть шаг, то я упаду. Это он… Господи, это он. Настоящий. Живой. Я хотела закричать и не смогла, я всхлипнула, но из горла вырвался лишь жалкий хрип. Я почувствовала, как немеют ноги. Чонгук остановился напротив меня, и мне стало плохо. Закружилась голова, я чувствовала, как дрожит мой подбородок.
Он совсем не изменился, может, повзрослел немного. Но взгляд все тот же, та же щетина на щеках, в ухе сережка и татуировка на руке, чуть ниже локтя.
Чон, не успокаивалась, она кричала все громче. Я принялась автоматически ее качать, но она разоралась еще сильнее, чувствуя мое напряжение, чувствуя, что я на грани нервного срыва или обморока. Чонгук осторожно протянул дрожащие руки, вытащил Чон из «кенгуру» и прижал к себе. Малышка
замолчала, как по волшебству, и в этот момент зарыдала я, громко, надсадно, оседая на пол, к его ногам. Чонгук резко подхватил меня за талию и удержал. Я цеплялась за его плечо, смотрела ему в глаза и понимала, что медленно оживаю, начинаю дышать, мое сердце бьется все быстрее, тело реагирует на прикосновение его рук, согревается, дрожит. Он живой. Его глаза, родинка на виске, короткий ежик волос. Все настоящее, не мираж, не далекая мечта или сон.
Чонгук прижал меня к себе, и я повисла на нем, вцепилась в него руками и уткнулась лицом в его шею. От него пахло жизнью, моей жизнью, которая вдруг вернулась и взорвалась во мне такой дикой радостью, что мне казалось, будто я сейчас просто умру. У меня разорвется сердце, потому что оно слишком быстро бьется, потому что я счастлива, я просто задыхаюсь. Чонгук держал нас обеих: одной рукой Чон, а другой – меня. Плакала только я. Чон уснула, несмотря на мои всхлипывания. Она склонила головку к отцу на плечо и сосала большой пальчик.
Я понимала, что нужно что-то сказать, что-то спросить у него, и не могла. Просто прижималась к нему всем телом, чтобы не упасть.
Чонгук сжал меня еще сильнее и шепнул мне на ухо:
– Я же сказал, что больше не отпущу тебя, что приеду к тебе. Помнишь, я обещал? Я всегда выполняю свои обещания. Всегда.
Я кивнула и посмотрела ему в глаза. Возможно, потом я буду задавать очень много вопросов. Возможно, да. А возможно, и нет. Только сейчас я ни за что не разожму рук. И я скажу то, что так сильно хотела ему сказать.
– Я не верила, – у меня пропал голос, и я просто шевелила губами.
– Я знаю, – он улыбнулся, и я воскресла.
– Я всегда ждала.
– Знаю…
– Я люблю тебя…
Чонгук прижался лбом к моему лбу. И это он тоже знал, я в этом не сомневалась.
Я не хотела думать о том, что нас ждет дальше. Каким человеком вернулся ко мне тот, кого я так сильно любила? Вряд ли Чонгук сильно изменился, и мне, скорей всего, придется учиться принимать его таким, какой он есть. Пусть меня осудят, не поймут, плюнут в мою сторону, но я была счастлива, несмотря ни на что.
Конец первой части!