X.
Конечная цель - анорексия.
Лексия не ждёт, что её поймут. Её мотивы, желания, причины, стремления. Её цели кажутся дикими, странными. Её цели пугают других.
Она видит в этом смысл. Девизом её давным-давно является: «Боль делает тебя человеком», и так как жизнь перестала подкидывать эти самые «карты боли», она придумала себе причину быть не в порядке.
Сломленные сильнее прочих. Сломленным проще терпеть. Сломленные больше понимают и крепче стоят на ногах.
Однажды ночью Лексия решила сломаться.
Сотни вариантов крутились в те тёмные часы в её уставшем сознании, пока в голове не возникло одно: «анорексия». Синоним медленного самоубийства. Изощрённый способ страдания.
Лексия до сих пор не понимает, зачем ей нужно всеобщее внимание:
Доказать, что она может?
Почувствовать чужое сожаление?
Узреть восхищенные взгляды?
Ощутить на себе чужой страх?
То ли это погоня за вниманием, то ли очередной способ выделиться из толпы - неизвестно.
Она стала одним сплошным противоречием.
Дилемма в голове, дилемма в сердце.
Полноватые люди слышали от неё, что они прекрасны. Сама же, глядя не весы с надписью «55 кг», видела лишь «слишком много».
Зная обо всех ужасах анорексии, Лексия неустанно стремилась к ней, меняя своё восприятие действительности, которое уже давно перешло черту извращённости.
- Глубоко парадоксален человек... - шепчет она в ночи. - Не убедившись на своей шкуре, словам не поверит. Трезво оценивать ситуацию может, лишь пройдя через неё, испытав на себе. Остро. В полную силу.
Она хотела выглядеть плохо. Она знала это, признавалась себе и никогда не тешила воображение иллюзиями о прекрасной нимфе в зеркале с диагнозом «анорексия». Она знала о волосах по всему замёрзшему телу, судорогах, внезапно пронзающих конечности, вечном подсчете калорий и горячей воде на завтрак. Она знала и желала этого больше всего на свете.
Её стремление к анорексии взяло начало в извращённом восприятии.
Всё начинается с фильма, книги, любого сюжета, который воспринимается не так, как должно. Очередное мнимое отклонение от мнимой нормы кем-то когда-то «установленной».
Один фильм. Несколько сцен, изменивших понимание всего. Мир может перевернуться. За неделю можно довести себя до полного морального изнеможения.
Особенно, когда сам этого желаешь.
Не зря говорят - человек сам виноват в своих проблемах. В её случае это было максимально точным замечанием.
Она заблудилась в созданной ей же самой романтике. Мнимой романтике.
Мнимой романтике смертельной болезни, изнеможения, сигарет в трясущихся пальцах, слезах в покрасневших глазах.
Она сама не знает, когда решила, что ей нравится это. Нравится видеть себя в измотанном состоянии. Нравится срываться и уходить из школы.
Она не знает до сих пор, что стало причиной того, что она съехала с катушек. И даже это она в себе любила. Свою поехавшую напрочь крышу. Это тоже романтично.
Ей было действительно хреново, когда она ничего не чувствовала. Действительно хреново где-то глубоко внутри, когда губы непроизвольно растягивались в улыбке. Действительно хорошо, когда внутри что-то хрустело, заставляя бежать обжигающие слёзы по щекам.
Лексия потеряла счет неделям. Она больше не нуждалась ни в ком. Она жалела о том, что даже на голоде не сможет сбросить вес так быстро, как хотела бы. Она запуталась в себе, совершенно потерялась.
И перестала чувствовать.
Лексия не могла больше выражать свои мысли так, как хотела бы - сумбур в голове.
Лексия не желала, чтобы к ней прикасались.
Лучшими друзьями её стали постель и ночь в слезах.
День уже не казался ей светлым, шторы хотелось задёрнуть, приглушить свет и сосчитать секунды до момента, когда на землю опустится черное полотно тьмы.
Ребёнок, раньше задорно смеющийся над глупыми шутками, исчез.
Сова уже не помнила, каково это - быть ребёнком.
Лишь смерть ко мне протягивает длани.
Но змеи безрассудных упований
Еще живут и мечутся в груди.
С тобой, заря, увы, с одной тобой
Хотел бы я покинуть эти своды,
Чтоб в час любви из ясных недр свободы
Блеснуть над миром трепетной звездой.
Иоганн Майрхофер