День 6033
На следующее утро я просыпаюсь Александром Лин. На будильнике звучит песня, которая
мне действительно нравится. Поэтому вставать гораздо легче.
Его комната мне тоже нравится. На полках полно книг, у некоторых корешки обтрепаны от
неоднократного перечитывания. В углу – три гитары, из которых одна электрическая, и
усилитель, с вечера не выключенный из сети. Повсюду наклеены стикеры с разными высказываниями. На верхней части корпуса его компьютера – цитата из Джорджа Бернарда
Шоу: «Танцы – это вертикальное выражение горизонтальных желаний». Одни цитаты
написаны его почерком, другие оставили ему друзья. «Я – морж» [24] . «Я никто! А ты кто?»
[25] «Пусть мечтатели разбудят народ» [26] .
Еще до того, как я узнаю Александра получше, он заставляет меня улыбаться.
Родители рады его видеть. Мне кажется, они всегда ему рады.
– Ты уверен, что у тебя все будет в порядке? – спрашивает его мать. Она открывает
холодильник, продуктов в котором, похоже, хватило бы на месяц. – Думаю, здесь всего
достаточно, но если тебе что-то понадобится, бери деньги из конверта.
Чувствую, что в этой ситуации чего-то не хватает, я что-то должен сделать. Покопавшись в
памяти Александра, я узнаю, что завтра – годовщина свадьбы супругов Лин. Они собираются
отправиться на выходные в поездку, чтобы отметить это событие. А подарок Александра
лежит наверху, в его комнате.
– Подождите минутку, – говорю я.
Бегом поднимаюсь к себе и нахожу подарок в шкафу. Это подарочный пакет, весь
обклеенный стикерами, которые исписаны высказываниями родителей, собранными сыном за
долгие годы, начиная с «Азбука – ступенька к мудрости» до «Аккуратность человека красит».
И это только упаковка. Когда я отдаю пакет мистеру и миссис Лин, в нем они обнаруживают
диск с десятью часами записанной музыки, как раз на время их десятичасовой поездки, а
также печенье, которое Александр для них испек сам.
Отец благодарно обнимает сына, а затем и присоединившуюся к ним жену.
На мгновение я забываю, кто я такой на самом деле.
Шкафчик Александра тоже весь обклеен стикерами с цитатами, написанными самыми
разнообразными почерками. Его лучший друг Микки, проходя мимо, протягивает ему полкекса
(нижнюю половинку, потому что сам Микки любит верхушки). Это, как я понимаю, их обычный
утренний ритуал.
Микки начинает рассказывать мне о Греге, в которого он влюблен уже целую вечность;
«вечность» в его понимании означает по меньшей мере недели три. Я чувствую упорное
желание рассказать Микки о Рианнон. Проверяю память Александра и узнаю, что на данный
момент сам он ни в кого не влюблен, а если бы и был влюблен, то в девушку. Микки особенно
не любопытствует. Их очень быстро находят приятели, и разговор сворачивает на тему
приближающейся «битвы групп». По-видимому, Александр играет по крайней мере в трех
разных группах, включая и группу Микки. Уж такой он парень: всегда рад поучаствовать, если
дело касается музыки.
По мере того как продолжается день, все чаще приходят мысли о том, что Александр – тот
человек, каким я хотел бы быть. Однако я понимаю, что его личность проявляется во многом
через общение, в живых отношениях с людьми, в его способности быть рядом с ними изо дня
в день. Его друзья полагаются на него, а он на них – вот основа, на которой строится так
много судеб. Не могу отделаться от искушения, которым заразил меня отец Пул: если бы я
имел возможность задержаться в жизни Александра, стал бы я это делать? Каждый раз,
когда я задаюсь этим вопросом, меня выкидывает из жизни Александра в мою собственную. У
меня появилась мысль, и, зародившись однажды в моем сознании, она уже не отпускает
меня.
Что, если действительно существует способ остаться?
Я посылаю письмо Натану и прошу его сообщить адрес электронной почты Пула. Быстро
получаю ответ. Задаю Пулу несколько простых вопросов. И получаю еще один быстрый
ответ.
Отправляю письмо Рианнон, в котором сообщаю, что сегодня днем заеду к ней.
Говорю, что это важно. Она отвечает, что придет.
Александру приходится сказать Микки, что он не сможет принять участие в репетиции,
которая начнется после занятий.
– Неожиданное свидание? – подтрунивает он. Александр отвечает озорной усмешкой, и на
этом тема закрыта.
Рианнон ждет меня в книжном магазине. Он стал уже постоянным местом наших встреч.
Она узнает меня, как только я появляюсь в дверях. Следит за мной взглядом, пока я иду к
ней. Она не улыбается, в отличие от меня. Я так благодарен, что могу снова видеть ее!
– Привет, – говорю я.
– Привет, – отвечает она.
Она хочет быть здесь, но не считает это удачной идеей. Она тоже благодарна мне за встречу,
но уверена, что эта благодарность обернется огорчением.
– У меня есть одна мысль, – сообщаю я.
– Какая?
– Давай сделаем вид, что мы сегодня встретились в первый раз. Ты зашла сюда за
какой-нибудь книжкой, а я на тебя случайно налетел. У нас завязался разговор. Ты мне
понравилась. Я понравился тебе. А теперь мы сидим и ждем кофе. Это похоже на правду. Ты
ничего не знаешь о том, что я каждый день меняю тела. Я не знаю о твоем бывшем, да и
вообще ничего о тебе не знаю. Мы просто двое, которые встретились впервые.
– Но зачем это?
– Так мы сможем порадоваться этому дню. И нам не придется говорить ни о чем другом. Мы
просто сможем побыть вместе. И получить от этого удовольствие.
– Не понимаю, в чем суть…
– Никакого прошлого. Никакого будущего. Только настоящее. Давай попробуем!
Похоже, ее терзают сомнения. Она подпирает кулаком подбородок и смотрит на меня.
Наконец решается.
– Приятно познакомиться, – говорит она.
Я улыбаюсь:
– Мне тоже очень приятно познакомиться. Куда пойдем?
– Тебе решать. Где ты больше всего любишь бывать?
Я сканирую память Александра и сразу вижу ответ. Как будто он сам мне его подсказывает.
Чувствую, как улыбаюсь еще шире.
– Есть тут одно местечко, – говорю я. – Но сначала нужно закупить продуктов. Раз это наша
первая встреча, мне не нужно ничего рассказывать ни о Натане, ни о Пуле, вообще ни о чем,
что случилось или вот-вот должно случиться. Прошлое и будущее – сложные темы. А то, что
происходит сейчас, – это просто. И эта простота – в ощущении того, что есть только мы: я и
она, здесь и сейчас.
Хотя в магазине нам нужно не так много, мы берем тележку и гуляем по всем рядам,
рассматривая полки. Проходит совсем немного времени, и вот уже Рианнон встает впереди
тележки, я – сзади, и мы катим ее так быстро, как только можем.
Мы устанавливаем правило: в каждом следующем ряду нужно рассказать историю,
соответствующую его названию. Так что в зоотоварах я больше узнаю о Свиззле, зловредном
карликовом кролике. В овощном я рассказываю ей о том дне, когда в летнем лагере мне
пришлось участвовать в конкурсе, где нужно было вырвать из рук противника смазанный
маслом арбуз. Закончилось все печально: арбуз выскользнул из чьих-то рук и кусочек от него
угодил мне прямо в глаз, я попал в больницу. В лагере это был первый случай травмы в
результате неосторожного обращения с арбузами. В отделе бакалеи мы описываем свои
биографии, припоминая, какие ели хлопья и когда, стараясь точно установить год, в котором
сам факт окрашивания молока в голубой цвет при добавлении хлопьев уже не казался
прикольным и стал вызывать отвращение.
Наконец мы набрали достаточно продуктов для вегетарианского обеда.
– Мне нужно позвонить маме, сказать, что я буду обедать у Ребекки, – говорит Рианнон,
вытаскивая свой телефон.
– Скажи ей, что останешься на ночь, – подмигиваю я.
Она замирает:
– В самом деле?
– В самом деле.
Но она не набирает номер.
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Верь мне, – говорю я. – Я знаю, что делаю.
– Ты ведь понимаешь, что я чувствую.
– Понимаю. И все же хочу, чтобы ты доверяла мне. Я не собираюсь причинять тебе боль. Я
никогда не причиню тебе боли.
Рианнон звонит матери, говорит, что она у Ребекки. Затем звонит Ребекке и принимает меры
к тому, чтобы прикрытие сработало как надо. Ребекка интересуется, что происходит. Рианнон
отвечает, что подробности сообщит позже.
– Скажешь, что встретила парня, – говорю я, дождавшись, пока она отключится.
– С которым только что познакомилась? – Да, – отвечаю я, – с которым только что
познакомилась.
Мы идем к дому Александра. В холодильнике едва хватает места для продуктов, которые мы накупили.
– И о чем мы беспокоились? – спрашивает Рианнон.
– А я утром не обратил внимания, что здесь лежит. Поэтому хотел быть твердо уверенным,
что у нас будет именно то, что нужно.
– Ты умеешь готовить?
– Не особенно. А ты?
– И я не особенно. – Думаю, что-нибудь сообразим. Но сначала хочу тебе кое-что показать.
Спальня Александра нравится ей так же, как и мне. Уверен в этом. Она совершенно
отключается от внешнего мира, читая надписи на стикерах, потом проводит пальцем по
книжным корешкам. Ее лицо выражает живейшее удовольствие.
Затем она поворачивается ко мне: нельзя отрицать тот факт, что мы в спальне и в ней стоит
кровать. Но я привел ее сюда не для того. – Пора обедать, – говорю я. Беру ее за руку, и мы
выходим.
В кухне стоит колонка для iPod, так что можно включить музыку, пока мы готовим. Мы
двигаемся согласованно, работаем в тандеме. Прежде мы никогда вместе не готовили и
сейчас вырабатываем наш собственный темп работы, устанавливаем разделение труда. Не
могу не думать о том, что так могло бы быть всегда: мы спокойно трудимся бок о бок и
молчим, потому что и так все знаем друг о друге и это так приятно. Родители в отъезде, и моя
подружка пришла помочь мне приготовить обед. Вот она стоит здесь, режет овощи и не
обращает внимания на свою позу, на то, что волосы у нее растрепались, и даже не видит, с
какой любовью я на нее смотрю. За пределами нашего мирка, ограниченного стенами кухни,
все очевиднее признаки подступающей ночи. Я вижу это в окно, и еще вижу ее отражение в
оконном стекле. Все так, как и должно быть, и мне всем сердцем хочется верить, что так
будет и дальше. Я жажду, чтобы это стало правдой, однако знакомое мрачное чувство тянет
меня обратно к реальности.
Мы заканчиваем готовить в девять с минутами.
– Накрывать на стол? – спрашивает Рианнон, указывая в сторону столовой.
– Нет. Я отведу тебя в свое любимое место, помнишь, ты спрашивала?
Я отыскиваю два подноса и загружаю на них нашу еду. Нахожу и прихватываю с собой
дюжину подсвечников. А потом через заднюю дверь веду Рианнон из дома.
– Куда мы идем? – интересуется она, когда мы выходим во двор.
– Посмотри-ка наверх, – предлагаю я ей.
Поначалу она ничего не может разглядеть: единственное освещение во дворе – это свет,
льющийся из окна кухни, будто из другого мира. А затем, когда наши глаза привыкают к
темноте, она замечает его.
– Какая прелесть! – восклицает Рианнон, подходя к домику на дереве, который смутно
вырисовывается в темноте над нашими головами. Мы нащупываем ведущую вверх лесенку.
– Тут есть система блоков, – поясняю я, – для подъема подносов. Я сейчас залезу и спущу ее
вниз.
Я беру пару свечей и взлетаю вверх по лесенке. Александр хорошо помнит расположение
предметов внутри, потому что это не просто домик на дереве, а еще и место для репетиций.
В углу – еще одна гитара, блокноты с текстами песен и нотами. Хоть над головой и висит
лампочка, которую можно включить, я зажигаю свечи. Потом я посылаю вниз подъемник и
один за другим поднимаю оба подноса. Как только второй поднос благополучно оказывается
наверху, ко мне присоединяется Рианнон.
– Ну что, круто? – спрашиваю я, пока она осматривается.
– Да-а…
– Это все – его. Родители сюда не заходят.
– Мне здесь нравится.
Здесь нет ни стола, ни стульев, так что мы устраиваемся на полу, скрестив ноги, и
принимаемся за еду. Мы сидим друг против друга, и пламя свечей освещает наши лица. Мы
не торопимся, давая себе время проникнуться ощущением момента. Я зажигаю еще
несколько свечей и наслаждаюсь тем, что смотрю на нее. Здесь нам не нужно ни солнца, ни
луны. Рианнон прекрасна и в этом свете.
– Что? – спрашивает она.
Я наклоняюсь и целую ее. Только один раз. – Вот что, – отвечаю я.
Она моя первая и единственная любовь. В большинстве своем люди знают, что их первая
любовь не будет единственной. Но для меня она – первая и единственная. И это будет мой
единственный шанс, я так решил. Такое никогда не повторится.
В домике нет часов, но я чувствую, что время уходит. Даже свечи как будто сговорились с
ним: они укорачиваются по мере того, как убывает время. И напоминают мне, напоминают,
постоянно напоминают.
Я хочу, чтобы сегодня мы встретились в первый раз. Хочу, чтобы мы были просто двумя
подростками на первом свидании. Но я должен еще кое-что сказать, должен еще кое-что
сделать.
Когда мы заканчиваем с едой, она отодвигает подносы. Садится ближе ко мне. Мне кажется,
что она хочет меня поцеловать, но вместо этого она сует руку себе в карман. Вытаскивает
упаковку стикеров. Достает ручку. На верхнем рисует сердце, отклеивает его от остальных и
прилепляет мне на грудь, напротив сердца.
– Вот так, – говорит она.
Я смотрю на него. Потом поднимаю глаза на нее.
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – начинаю я. То есть я должен сказать ей все.
Я рассказываю о Натане. О Пуле. Рассказываю о том, что могу оказаться и не единственным.
О том, что может существовать способ задержаться в одном теле на более длительный срок.
Может существовать способ, как не покидать его вовсе.
Свечи догорают. Я потратил слишком много времени. Когда я заканчиваю свой рассказ, уже
почти одиннадцать.
– Значит, ты можешь остаться? – спрашивает она. – Ты говоришь о том, что можешь
остаться? – Да, – отвечаю я. – И нет.
Когда проходит первая любовь, многие люди понимают, что со временем они полюбят снова.
Любовь не покинет их. Она не будет такой, как в первый раз, но в некотором смысле она
будет даже лучше. Я лишен такого утешения. Вот почему я так сильно прикипел к ней душой.
Вот почему мне так тяжело.
– Способ остаться существует, – говорю я ей. – Но я не смогу им воспользоваться.
Убийство. Если хорошо подумать, остаться – означало бы совершить убийство. Никакая
любовь не сможет это оправдать.
Рианнон отодвигается. Встает. Поворачивается ко мне спиной.
– Ты не можешь со мной так поступить! – вскрикивает она. – Примчаться ко мне, привести
меня сюда, дать мне надежду, а потом сказать, что все бесполезно. Это жестоко, А. Просто
жестоко.
– Я знаю. Вот потому-то сегодня у нас первое свидание. Потому-то сегодня мы и видим друг
друга первый раз в жизни.
– Как ты можешь так говорить? Как ты можешь уничтожать все, что было?
Я поднимаюсь. Подхожу к ней. Обнимаю. Поначалу она пытается сопротивляться, хочет
вырваться из моих объятий. Потом сдается.
– Он хороший парень, – произношу я прерывающимся шепотом. Я не хочу так делать, но я
должен. – Даже, может быть, просто классный. И сегодня вы встретились в первый раз.
Сегодня ваше первое свидание. Он запомнит, что заходил в книжный магазин. Он запомнит
то мгновение, когда увидел тебя и как его к тебе потянуло, не просто потому, что ты красива,
а потому, что он смог ощутить в тебе силу. Он понял, как сильно ты хочешь быть частью этого
мира. Он запомнит, как разговаривал с тобой, как легко это было и как увлекательно.
Запомнит, что ему не хотелось, чтобы на этом все и закончилось, и как предложил
куда-нибудь пойти. Запомнит, что ты спрашивала его о самом любимом месте и что он сразу
же захотел показать тебе этот домик. Тот магазин, все те истории в отделах, первый раз,
когда ты увидела его комнату, – все останется у него в памяти, и мне не придется менять ни
единой детали. Его сердце бьется так же, как мое. С той же скоростью. Я знаю, что он будет
высоко ценить тебя как личность, так же как и я. Я это знаю.
– А как же ты? – спрашивает Рианнон, и ее голос прерывается.
– Он похож на меня, – говорю я ей. – Ты обнаружишь в нем те же качества, что видишь во
мне. Это будет совсем не сложно.
– Я не могу так просто переключиться.
– Понимаю. Каждый день ему придется доказывать, что он достоин тебя. А если ему не
удастся – что ж, так тому и быть. Но думаю, у него получится.
– Зачем ты так поступаешь?
– Потому что мне нужно уходить, Рианнон. На этот раз – по-настоящему. И уходить далеко.
Мне нужно кое-что выяснить. И я не могу постоянно вмешиваться в твою жизнь. Тебе нужно
что-то большее.
– Значит, это прощание?
– С чем-то – прощание. С чем-то – встреча. Я хочу, чтобы он запомнил, что чувствуешь,
обнимая ее. Хочу, чтобы запомнил, на что это похоже – жить в мире, где есть она. Хочу, чтобы тот, кто где-то там, внутри меня, запомнил, как сильно я ее люблю. И я хочу, чтобы он
научился любить ее так, как может любить только он один.
Я должен был спросить у Пула, действительно ли это возможно. Я должен был спросить у
него, сможет ли он и в самом деле меня научить.
Он обещал, что сможет. Он сказал, что мы могли бы работать вместе.
Он не колебался. Не предостерегал. Не упоминал о жизнях, которые мы, возможно,
уничтожим. Вот тогда-то я и решил окончательно, что должен бежать.
Она обнимает меня. Обнимает так крепко, что кажется, никогда не сможет отпустить.
– Я люблю тебя, – шепчу я. – Так, как никогда никого не любил.
– Ты всегда так говоришь, – отвечает она. – Но разве ты не понимаешь, что я чувствую то же
самое? Я тоже никого никогда не любила так, как тебя. – Но ты полюбишь. Ты обязательно
полюбишь снова.
Если внимательно вглядеться в центр вселенной, там можно увидеть только холод. Пустоту.
Вселенной, в конечном счете, нет до нас никакого дела. И времени нет до нас никакого дела.
Вот почему мы сами должны заботиться друг о друге.
Минуты бегут. Приближается полночь.
– Я хочу заснуть рядом с тобой, – шепотом говорю я.
Это мое последнее желание.
Она согласно кивает.
Мы покидаем домик на дереве, быстро пробегаем через темный двор и возвращаемся в
освещенный дом, где все еще звучит музыка, которую мы не выключили. 11:13. 11:14. Мы
идем в спальню и скидываем обувь. 11:15. 11:16. Она забирается в постель, и я выключаю
свет. Ложусь рядом с ней.
Я лежу на спине, она прижимается ко мне. Вспоминается пляж на берегу океана.
Как много осталось недосказанного! Но в словах больше нет смысла. Мы уже все знаем.
Она дотрагивается до моей щеки, поворачивает мою голову к себе. Целует меня. Долгие
минуты длится поцелуй.
– Я хочу, чтобы завтра ты об этом помнил, – говорит она.
И мы снова дышим вместе. Мы снова лежим рядом. Приближается сон.
– Я запомню все, – обещаю я ей. – И я запомню все, – отвечает она.
Я никогда не смогу носить в кармане ее фотографию. У меня никогда не будет письма,
написанного ее почерком, или дневника, где будет описано все, что с нами происходило. Я
никогда не поселюсь с ней в одной квартире, в большом городе. Никогда не узнаю, слушаем
ли мы в одно и то же время одну и ту же музыку. Я никогда не стану тем, кого она позовет,
когда у нее случатся какие-нибудь неприятности. Она никогда не будет той, кому я позвоню,
чтобы поделиться новостями. Мне никогда не удастся сохранить ничего из того, что она мне
дала.
Я смотрю, как она засыпает рядом со мной. Смотрю, как она дышит. Смотрю, как она спит.
Это воспоминание.
Только оно останется со мной. Оно навсегда останется со мной.
Он тоже запомнит все это. Он это почувствует. Он будет знать, что мы прекрасно провели
день и у нас был прекрасный вечер. Он проснется рядом с ней, и проснется счастливым.
Время идет. Вселенная простирается передо мной. Я снимаю с себя стикер с сердечком и
переклеиваю на нее. Смотрю на это сердечко. Закрываю глаза. Говорю «прощай».
Я засыпаю.