День 6030
Я просыпаюсь в чьих-то объятиях, от Рианнон меня отделяют всего лишь два города.
Стараюсь не разбудить девушку, которая обнимает меня. Невесомые желтые волосы падают
ей на глаза. Спиной чувствую биение ее сердца. Ее зовут Амелия, и этой ночью она
пробралась через окно, чтобы побыть со мной.
Меня зовут Зара; или, по крайней мере, такое имя выбрала себе девушка, в теле которой я проснулся сегодня. При рождении ее назвали Клементиной, и лет до десяти ей это
нравилось. Потом она начала экспериментировать: имя Зара подошло как нельзя лучше. Ее
любимой буквой всегда была «З», а счастливым числом – «9».
Амелия начинает ворочаться под простынями.
– Который час? – слабым голосом спрашивает она.
– Семь, – отвечаю я.
Вместо того чтобы подниматься, она прижимается ко мне.
– Не сходишь на разведку проверить, где там твоя мама? Не хотелось бы выбираться тем же
путем. С утра у меня координация гораздо хуже, чем ночью, к тому же мне всегда приятнее
идти к девушке на свидание, чем возвращаться с него.
– Хорошо, схожу, – говорю я, и она благодарно целует меня в голое плечо.
Когда отношения двоих полны нежности, то нежностью наполняется все пространство вокруг
них, и даже само время становится к ним нежнее. Я вылезаю из кровати, чтобы облачиться в
просторную рубашку, и мне кажется, будто все вокруг излучает счастье. Все, что происходило
в комнате этой ночью, никуда не исчезло. Я проснулся и окунулся в прекрасную ауру, которую
создали эти две девушки.
Прохожу на цыпочках в коридор и прислушиваюсь у двери в комнату матери. Из комнаты
доносится только сонное дыхание: мы в безопасности. Когда я возвращаюсь к себе, Амелия
все еще в постели. Простыня откинута, и я вижу ее всю, в майке и трусиках. Наверное, Зара
не упустила бы момент забраться к ней под бочок, но я не могу.
– Она спит, – докладываю я.
– Значит, можем спокойно принять душ?
– Думаю, да.
– Ты пойдешь первой, после меня или пойдем вместе?
– Можешь идти первой.
Она вылезает из постели и по пути в ванную останавливается, чтобы поцеловать меня. Ее
руки проникают мне под рубашку, я не возражаю. Напротив, я слегка завожусь.
– Ты уверена? – спрашивает она.
– Иди первой, – снова повторяю я.
Но лишь только она выходит из комнаты, мне ее уже не хватает; именно так чувствовала бы
Зара.
Я хотел бы, чтобы на ее месте была Рианнон.
Амелия выскальзывает из дома, пока я еще в душе. А двадцать минут спустя возвращается и
ждет меня у двери, чтобы подвезти до школы. Моя мать уже встала и зашла в кухню. Завидев
подъезжающую Амелию, она улыбается. Интересно, как много она знает.
В школе большую часть времени мы проводим вместе, но не стараемся уединиться. Скорее
наоборот: мы вовлекаем наших друзей в орбиту наших с ней отношений. Мы живем как
личности. Мы живем как пара. Мы живем как части троек, четверок и так далее. И кажется, что так правильно.
Я не могу не думать о Рианнон. Я помню, как она сказала, что никогда не сможет познакомить
меня со своими друзьями. Что никто, кроме нее, никогда не узнает о моем существовании. И
то, что есть между нами, навсегда останется только между нами.
Я начинаю понимать, что это значит и как это было бы печально. Я уже проникаюсь этим
чувством, а ведь ничего еще даже не случилось.
Седьмым уроком у Амелии самостоятельные занятия в библиотеке, а у меня – гимнастика.
Когда мы встречаемся, она показывает книги, которые взяла для меня, потому что ей
кажется, что они мне понравятся. Узнал бы я когда-нибудь Рианнон так же хорошо?
После занятий у Амелии тренировка по баскетболу. Обычно Зара ждет подругу где-нибудь
неподалеку, заодно выполняя домашние задания. Но сегодня я слишком сильно тоскую по
Рианнон; с этим нужно что-то делать. Я прошу разрешения взять машину Амелии, чтобы
выполнить кое-какие поручения. Амелия отдает мне ключи, ни о чем не спрашивая.
До школы, где учится Рианнон, десять минут езды. Занятия закончились, все машины
выезжают с парковки мне навстречу. Я пропускаю их и оставляю свою там, где всегда. Затем
нахожу место, откуда можно наблюдать за входной дверью; просто надеюсь, что Рианнон
еще не уехала.
Я не собираюсь с ней разговаривать. Не собираюсь начинать все сначала. Я просто хочу ее
увидеть.
Она появляется через пять минут. Разговаривает с Ребеккой и еще двумя подружками. Мне
не слышно, о чем они говорят, но видно, что они полностью поглощены беседой.
На расстоянии она не выглядит удрученной, будто недавно перенесла какую-нибудь утрату.
По-видимому, все в ее жизни наладилось. В какой-то момент она на долю секунды поднимает
глаза и осматривается. В этот миг можно было бы поверить, что она ищет меня. Не могу
сказать, что происходит в следующий момент, потому что быстро отворачиваюсь и смотрю в
другую сторону. Не хочу, чтобы она увидела мои глаза. Для нее все в прошлом. А раз для нее
в прошлом, значит, и для меня должно быть так же.
На обратном пути я делаю остановку у «Таргета». Зара знает вкусовые пристрастия Амелии
(та больше всего любит разные маленькие пирожные). Я покупаю их и перед тем, как
вернуться в школу и разыскать Амелию, выкладываю пирожными ее имя на приборной доске.
Думаю, Зара хотела бы, чтобы я так сделал.
Я не очень честен. Я очень хотел, чтобы Рианнон заметила меня на парковке. Хоть я и
отвернулся, я хотел, чтобы она подошла ко мне и вела себя со мной так, как вела бы себя с
Зарой Амелия после трехдневной разлуки. Знаю, что этого никогда не случится. И это знание
– как вспышка света, она ослепляет меня, и я ничего не вижу.
Амелии нравится то, что она видит на приборной доске, и она настаивает на том, что нам
нужно сходить пообедать. Я звоню домой, и мать, кажется, не возражает.
Чувствую, Амелия понимает, что я сегодня с ней только наполовину, но позволяет мне быть
наполовину где угодно, потому что мне это нужно. Во время обеда она заполняет тишину
рассказами о том, как прошел ее день. Часть из них – правда, а часть – совершенная
выдумка. Она предоставляет мне возможность догадаться, что есть что.
Мы вместе только семь месяцев. А судя по количеству воспоминаний Зары, времени прошло
гораздо больше.
Вот чего я хочу , думаю я.
А потом не могу удержаться и мысленно добавляю:
Вот чего у меня никогда не будет.
– Можно спросить тебя кое о чем? – говорю я Амелии.
– Конечно. О чем?
– Если бы я каждый день просыпалась в новом теле (если бы ты не знала, как я буду
выглядеть на следующее утро), ты любила бы меня?
Она даже не вздрагивает. Ведет себя так, будто мой вопрос звучит для нее ничуть не
странно.
– Даже если бы у тебя была зеленая кожа, борода и между ног мужские причиндалы. Даже
если бы у тебя были оранжевые брови, родимое пятно во всю щеку, а нос бы утыкался мне в
глаз всякий раз, когда я тебя целую. Даже если бы ты весила семьсот фунтов, а шерсть под
мышками была как у добермана. Даже тогда я любила бы тебя.
– И я тебя, – отвечаю.
Произнести эти слова легко, потому что они никогда не станут правдой.
Своим прощальным поцелуем она передает все, что испытывает ко мне. А я пытаюсь
ответить ей так, как хотел бы почувствовать это.
Это счастливая нота , не могу я удержаться от воспоминания.Но, встречая сопротивление
воздуха, эта нота начинает затихать, как любой звук.
Когда я прихожу домой, мать Зары говорит:
– Ты знаешь… пусть Амелия приходит к нам почаще.
Я понимающе киваю и отвечаю, что передам ее приглашение. Потом кидаюсь к себе в
комнату, потому что это уж слишком. Такое количество чужого счастья приводит меня в
отчаяние. Я запираю дверь и начинаю рыдать. Рианнон права. Я знаю. У меня никогда не
будет ничего подобного. Я даже не проверяю свою почту. Потому что не хочу ничего знать.
Амелия звонит пожелать мне спокойной ночи. Приходится переадресовать звонок на
голосовую почту, потому что, прежде чем ответить, я должен успокоиться, чтобы как можно
лучше справиться с ролью Зары.
– Извини, – произношу я, перезванивая чуть позже. – Я разговаривала с мамой. Она
настаивает, что тебе нужно бывать у нас чаще.
– А что она имеет в виду: окно спальни или входную дверь?
– Дверь.
– Ну, похоже, маленькая птичка под названием «прогресс» сидит теперь у нас на плече.
Я зеваю, потом извиняюсь.
– Да не извиняйся ты, соня. Я буду тебе сниться, хорошо?
– Договорились.
– Я люблю тебя, – говорит она.
– Я люблю тебя, – отвечаю я. И мы отключаемся, потому что после таких слов добавить уже
нечего.
Я хочу вернуть Заре ее жизнь. И хоть я и чувствую, что сам заслуживаю чего-то подобного, не
хочу, чтобы это происходило за ее счет. Я решаю, что она все запомнит. Не мое чувство
досады. А ту радость, что послужила ему причиной.