Глава 4
Чонгук зашел в дом и швырнул куртку в кресло, взъерошил волосы, а от рук Лисиным шампунем пахнет, как и от рубашки. Навязчиво пахнет, так, что начинает ломать и хочется обратно мчать, без тормозов, по встречной, чтобы убедиться – он все там же, этот оригинал ядовитого запаха счастья. Все вдруг стало казаться зыбким, как замки из песка. Проходящим сквозь пальцы.
Подошел к бару, распахнул дверцы, достал рюмку и графин с водкой, плеснул до краев, залпом выпил и даже не скривился, только глаза прищурил, медленно выдыхая ядерное испарение алкоголя. Дежавю… Словно это и не он вовсе, а сам Чон-старший. На этом же месте с этим же графином. Потянулся за сигаретами, бросив взгляд на часы. Ли, падла, припрется четко по времени. Никогда, тварь, не опаздывает. Пунктуальная, скользкая сволочь. Чонгук ненавидел этот тип людей, они напоминали ему психически больных ублюдков, которые наводят стерильность вокруг себя и поднимают кончиками пальцев волоски с ковра, но запросто могут расчленить кого-то в своей ванной, аккуратненько разложив потом кусочки в полиэтиленовые пакеты, и, самое интересное, не забрызгать кровью ни миллиметр вокруг себя. Отец был знаком с Ли Дон Уком еще с далеких девяностых, особо не посвящал Гука в историю этой дружбы, троицы, которая подмяла под себя все столичные районы. Чон, Ли Бён Хо и Ли Дон Ук. Рус знал, что они поддерживают связь на протяжении всех этих лет, но особо не вникал в дела отца. Бывали встречи в доме Чона, но чаще на нейтральной территории. Все уже давно имели солидные должности, политическую карьеру, а прошлое осталось в прошлом. По крайней мере так говорилось в их биографиях для широкой общественности.
А сам Гук их не изучал, и напрасно, но кто тогда думал о биографиях корешей Чона, если жизнь малиной сказочной казалась. Секс, бабки, стволы. Власть немереная, собственное дело маячило. Сейчас ему казалось, что тогда это была не жизнь, а какой-то марафон в погоне за сукой-удачей. Поймать, отыметь во все дыры, поднять руки повыше и заорать триумфально – я оттрахал эту шлюху первым, а она юбку одернула и помахала ручкой. Потом на могилы отца с матерью смотрел и понимал, что продажная тварь отворачивается даже от тех, кто исправно платит ей проценты кровью и золотом. Свалила, словно проститутка, которая нашла себе сутенера покруче. Например, такого, как Ли Дон Ук , народный депутат автономного округа N, будущий мэр города. Тесть Чонгука, чёрт его подери!
В кабинете скрипнула дверь, но Чонгук даже не обернулся, он узнал ее по терпкому запаху духов и шагам. Раздраженно повел плечом.
– Мило, – голос томный, низкий, – изволил и дома появиться.
Плеснул еще водки и снова залпом. Напиться не получалось вот уже несколько дней. Иногда стресс выбивает любое восприятие к алкоголю, и чем больше хочется упиться в хлам, тем недостижимей эта идиотская, но такая необходимая цель.
– С утра пораньше Ван Гога стаканами.
– Предлагаешь кокса?
Усмехнулся, зная, что она сейчас зажала переносицу двумя пальцами и задумалась о том, видно ли по ее зрачкам, что уже с утра успела «заправиться топливом для богатых». А ему, Гуку, и смотреть ей в глаза не нужно, чтобы почуять смрад разлагающейся сердцевины.
И дело не в наркоте, нет, Джи Ин умная сучка, она если и нюхает, то редко, бережет себя, любимую. Но такие всегда отдают мертвечиной, как в морге, а запах ее духов напоминал стойкий и едкий запах формалина.
– Я тебе уже давно ничего не предлагаю.
– А что ты можешь предложить интересного? – ухмыльнулся и посмотрел на нее через стекло: кутается в халат. Красивая, как картинка глянцевая, и такая же неживая. Таких «копипастов», словно на одной фабрике наштампованных, в богемной столице пачками.
– Можно подумать, тебя хоть что-то интересует, Бешеный.
– В тебе? Нет. Невкусно, пресно, серо.
– Я по делу.
– Естественно.
Усмехнулся и по-прежнему продолжал смотреть в окно на проезжающие автомобили и грязь, брызгающую из-под колес. Чем мощнее и шикарнее тачка, тем больший столп вязкой черной жижи разлетается от покрышек. На людей похоже. Чем выше забрались, тем больше вокруг них брызг показушного дерьма и сильнее резонанс от звона пустоты внутри. Ему самому казалось, что его заляпало дерьмом по уши.
– Слышала, твоя приехала.
– Правильно слышала, – постучал сигаретой по подоконнику и сунул в рот. Поднес зажигалку.
Джи Ин не торопилась уходить, а ему хотелось, чтоб свалила и дверь за собой прикрыла поплотнее.
– И что теперь?
– А что теперь?
Поморщился болезненно, скривился, как от зубной боли, сильно затянулся сигаретой, пуская дым на запотевшее стекло.
– Она все узнает, естественно, – сказала Джи Ин и приблизилась на пару шагов.
– Не узнает. Завтра домой поедет.
– Так и будет продолжаться? Ты туда жить свалишь снова, а сюда раз в три месяца приезжать?
Резко обернулся и наконец-то посмотрел на молодую женщину. Очень худая, с длинными белыми волосами, блестящими, как у куклы. Похожа на супермодель, страдающую латентной анорексией. Дань моде – тарахтеть костями и выглядеть как при последней стадии туберкулеза, но сиськи силиконовые, чтоб весили больше, чем она вся вместе взятая.
– Когда ты и твой папаша повесили на меня этот брак, вы прекрасно знали, что мне на хрен не нужны ни ты, ни эта долбаная игра, которую вы затеяли с твоим отцом.
– А секс со мной тоже мой отец тебе навязал?
Бешеный криво усмехнулся.
– С таким же успехом у тебя был секс со всеми, кто ошивался в радиусе пары метров, имел связи, бабки и перспективное будущее, пока не появился я – более перспективный для Ли, чем все остальные кандидаты.
– Никого не было, кроме тебя.
Бешеный засмеялся. В лучших традициях классики жанра.
– Еще скажи, что целкой была и свою невинность мне подарила… Счастливая или несчастливая случайность, когда дочка Ли решила скрасить отравленное алкогольными парами одиночество Чон-младшего и забраться к нему в штаны как раз в тот момент, когда ее папе потребовалась поддержка в предвыборной кампании и огромный кредит за бугром.
Снова отвернулся. Санта-Барбара, бл***ь, в стиле мыльных опер.
– Когда отец прикрывал твой зад и вытаскивал тебя из дерьма, а ты отлеживался у нас дома, как на курорте, эта случайность показалась тебе счастливой, разве нет?
– Скорее удобной, Джи Ин. Для него и для тебя. Ты раздвигала ноги, отсасывала и давала мне во все отверстия вовсе не из великой любви ко мне, а с определенной целью, которую твой отец озвучил ровно после пары месяцев моего пребывания на его даче и в твоей постели.
– Что ты знаешь о любви? – вдруг взвизгнула она. – Ты приезжал раз в полгода, когда отсиживался после очередных тупых косяков, потрахивал меня периодически, а потом сваливал. Это тоже было удобно. Я, может, ждала тебя!
– Джи Ииииинн, я трахал тогда все, что шевелится, носит юбку и имеет дырку между ног, – сделал шаг к ней и схватил за худое плечо, – девочка, не парь мне мозги. Драли тебя все, кто хотел. А ты давала или из любви к искусству, или под парами своего сраного кокаина, потом решила завязывать со всем этим дерьмом, и на мне круг замкнулся…
– Скотина, – прошипела ему в лицо.
– Бл***ь, – спокойно парировал он.
– И тем не менее твоя жена, – прищурившись процедила Джи и повела плечом.
– Ненадолго.
– На столько, на сколько будет нужно мне.
– Точнее, на столько, на сколько это будет нужно мне, милая.
Она отвернулась и нахмурила тонкие брови. Холеная стерва, чистенькая, ухоженная и умная. Заработали шестеренки. Боится, что Бешеный не блефует. Правильно боится. Планы поменялись. Никакой продажи компании не будет. Ему, Гуку, нужна крыша и поддержка, и скоро он ее получит.
– Задумалась?
– Да, задумалась, – повернулась и посмотрела на Гука своими светло-голубыми миндалевидными глазами, – а что скажет твоя Лиса, когда я ей отправлю наше свадебное фото? Что скажет твоя старая кляча, на которую ты молишься, как на святую? Думаешь, если мужу рога наставила, тебе не наставит? Не боишься возле нее держать молодых охранников, вдруг ей наскучит, и она переключится на кого-то помоложе?
Чонгук вдруг сильно сжал тонкую шею женщины. Еще секунда, и он мог бы сломать ей шейные позвонки.
– Ты ничего ей не отправишь. Или это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни. И язык прикуси. Еще раз заговоришь о ней в таком тоне – вырву на хрен.
Джи Ин перехватила его руку за запястье.
– Кишка тонка, Бешеный. Никто ты, и звать тебя никак. Пыф! – Она сделала жест руками, напоминающий лопающиеся мыльные пузыри. – Пустое место, нолик без палочки. И без Чона ты вообще просто быдло.
Чонгук сжал пальцы сильнее, с удовольствием наблюдая, как расширились ее глаза:
– Ты ведь не дура, Джи, не зли меня, а то руки марать об тебя раньше не хотелось, – Гук демонстративно вытер пальцы о ее тонкий халат. – Запомни, милая, говорю последний раз – мне срать на твоего папу, на тебя. Мне по хрен, какие дела имел мой отец с твоим. Джи Ин, – он приставил к ее лбу указательный палец, имитируя дуло пистолета, – будешь мне угрожать или мешать, я отстрелю тебе башку. Твои розовые гламурные мозги будут гармонично смотреться с итальянскими бордовыми обоями. Поняла меня? Я не Чон. Церемониться не умею и не стану.
Она кивнула и судорожно сглотнула, дыхание участилось. Боится. Бешеный перевел взгляд на ее тонкую шею и подумал о том, что напрасно не свернул её год назад, когда обнаружил эту сучку в своей постели, стоящую над ним, пьяным вдрызг, на коленях и усердно поднимающую его член силиконовыми губами.
– А теперь пошла отсюда. Твой папа приехал, видно, с быдлом договор заключать. Ты лучше съезди к маме, Джи, так нам с тобой спокойнее будет.
Она скрылась за дверью, а Гук стиснул кулаки и выматерился сквозь зубы. Тварь тупая. Дернуло его отыметь ее пару раз, пока отлеживался у Ли на даче, раны зализывал и обрастал новым мясом, пока Ли с Чоном алиби ему состряпывали и откупы платили кому надо. Пока думал, что Лиса к мужу вернулась… Пока, бл***ь, не узнал о том, что Чон родилась. Только к тому времени Джи Ин уже окопалась в его постели.
Отец тогда сам приехал к Гуку поговорить, сказал, что надо грешки прикрывать и знать, в кого членом тыкать. Трахать дочку народного депутата, а заодно и лучшего друга отца, безнаказанно не получится. Кроме того, им очень выгодно дружить с Ли. Тридцать процентов акций у Ли, и связи в верхушке ментовской. Гука и отмажет, и прикроет, и кого надо там прикормит, чтоб про Азиата да составы с цистернами забыли. Списали на террористический акт, повесили на «Аль-Каиду», и дело с концами. Гук должен думать не только тем, что болтается между ног, но и мозгами.
Какими, на хрен, мозгами, если у него крышу снесло от боли и от алкоголя? Он вообще амебой был пару месяцев, потом ползал, согнувшись, по даче в поисках пойла, когда с утра выворачивало, корежило от ломки, и не от водки, а от тоски по Лисе. Отец нарочно ничего о ней не говорил, а Гук уже видел перед глазами картинки, в которых Лиса вернулась домой и забыла о нем, как о страшном сне.
Разве нужен ей такой, как Чонгук? И тут Джи Ин, сучка, смотрит как на бога, чуть что, на острые коленки падает и за ширинку тянет, на все готовая подстилка с точеным телом. Ну вставил ей пару раз, чтоб забыться, и то Лисой каждый раз называл, а та бесилась, но терпела.
Потом Ким сказал, что Лиса никуда не вернулась, а у матери с Хеком живет. Только пасут ее узкоглазые постоянно, ведут плотным хвостом, видать, Бешеного отследить хотят, а не отследят, могут и Лису прихватить снова, чтоб Гук из подполья вылез. Страшно стало, позвал отца и поставил условие – Лису в безопасное место, а он, так и быть, женится на Джи Ин.
Тогда казалось, что это верный выход из положения. Ли не только отмазал Гука, но и полностью прикрыл дело. После выборов об инциденте было забыто, потом разборки между братками, и невзначай с десяток узкоглазых на встречу с Аллахом отправили. Про Азиата и цистерны больше никто не вспоминал.
– Чонгук.
Бешеный обернулся – тесть с улыбочкой Чеширского Кота вошел в кабинет и прикрыл дверь. Одет с иголочки, в элегантном костюме, с папочкой под мышкой.
– Ну как? Все дела порешал, сынок?
От его «сынок» передернуло и захотелось всадить Ли всю обойму «Макарова», лежащего в верхнем ящике отцовского стола, промеж глаз.
– Порешал.
– Все, кроме нашего и самого важного, – сказал Ли и уселся за стол, надел очки и открыл одну из папок. – Я документы на подпись принес. Подпишешь в двух местах, и компания будет продана. Больше никакого головняка. Ее правильные люди выкупят и на ноги поставят.
– А что, сейчас компания не на ногах? – спросил Гук, внимательно наблюдая за Ли, который что-то усердно перечитывал в папке.
– Мы с твоим отцом обсуждали это дело. Он хотел избавиться от компании. Зачем ему проблемы, если доходы приносит и игорный бизнес, и горючее? Кроме того, отец твой отказывал важным людям в перевозках, а теперь никакой ответственности – продадим и пусть возят, что хотят. Одними врагами меньше.
– Про продажу компании отец мне ничего не говорил.
– Конечно, не говорил, мы не так давно пришли к такому решению. Компания не приносит прибыль, стоит на месте. Конкуренция бешеная. Не нужна она нам, сынок, а сейчас так тем более, когда управлять некому. Ты своим бизнесом занят в Испании по европейским линиям, а восточные все равно простаивать будут.
Чонгук медленно сел в кресло и придвинул к себе бумаги. Вертел шариковую ручку и поглядывал на Ли – нервничает. Правильно нервничаешь, мудак, видать бабла тебе за эти подписи пообещали немерено. Только прокололся ты, Ли, ох, как прокололся. Отец-то весь контрольный пакет акций мне отдал и бизнес мне завещал. А вот ты об этом точно не знаешь. Потому что не хотел отец, чтоб ты его бизнес просрал.
Чонгук перевел взгляд на тестя, положил ручку на стол, и та медленно покатилась в сторону Ли. Ли поднял голову и поймал ручку у самого края.
– Я не буду ничего подписывать – компания не продается. Она теперь принадлежит мне, и я ее возглавлю.