Виолетта | 5
Лера заказывает шоколадный смузи, а я – свой обычный кофе. Меня ненадолго отвлекает девчонка из моей команды, и когда я кладу несколько купюр на прилавок, бариста сообщает, что счет уже оплачен. Не знаю, зла я или крайне впечатлена. Я подхожу к Лере, которая добавляет взбитые сливки в свой смузи, и говорю:
– Это было в последний раз, когда ты за что-то платила.
Она отмахивается от меня и идет выбирать столик у окна, выходящего на улицу. Когда я сажусь за столик, она не теряет ни минуты, чтобы надрать мне задницу – да так, что я борюсь с искушением проверить, что от нее осталось.
– Я знаю, кто ты такая, Виолетта Малышенко, – произносит Лера, скрестив руки и устроившись поудобнее, чтобы прочитать мне мораль. – И мне совершенно плевать, что твои родители владеют половиной Москвы или что твой отец может стать президентом. Если мы с тобой станем друзьями, то давай сразу проясним одну вещь. Я сама плачу за себя. Я всегда так делала и всегда буду так делать. Если твоя непослушная грива мешает этой мысли достичь твоего мозга, то тебе лучше прямо сейчас встать и пойти поискать себе другого друга.
Она втыкает в смузи трубочку и внимательно смотрит на меня, потягивая напиток, в котором, наверное, больше жиров, чем Ника потребляет за неделю.
Я все же крайне впечатлена.
Придется к этому привыкнуть. Хотя семья Ники гораздо богаче моей, она все равно ожидает, что я буду платить за нее, когда мы куда-то идем вместе. Блять, мы даже не встречаемся, а она все равно ждет, что платить буду я! Сначала я думала, что так принято у нее на родине. Но со временем узнала, что просто так принято у Ники.
Я смотрю, как Лера потягивает шоколадный коктейль через соломинку… Блять, никогда в жизни я так сильно не хотела быть соломинкой!
– Ладно, – сдаюсь я. – Но я буду платить за себя, Лера. Я больше не позволю тебе платить за меня.
Она склоняет голову набок и оценивающе смотрит на меня.
– Думаю, я смогу с этим жить, – говорит она.
И снова улыбается. Той улыбкой, от которой появляется ямочка на щеке. И вот так запросто мы стали друзьями!
– Подожди-ка минутку, – говорит она, встает и идет к бариста.
Вскоре Лера возвращается и приносит пакет со льдом. Она осторожно поднимает мою руку, лежащую у меня на бедре, и кладет ее на стол. Потом кладет на мои распухшие костяшки пакет со льдом.
Я улыбаюсь и благодарю ее. Я позаботилась о ней, а теперь она заботится обо мне. Она улыбается мне в ответ, и готова поклясться, что она совершенно точно знает, о чем я сейчас думаю.
– Значит, Лера, – произношу я, наслаждаясь ее именем на языке.
- Ага , - тянет она последнюю букву , - Значит Виолетта.
Она хихикает , боже я готова слушать этот милейший звук всю свою жизнь.
Мой телефон вибрирует на столе, но я не обращаю на него внимания. Лера указывает на него.
– Все в порядке, ты можешь ответить.
– Кто бы это ни был, пускай подождет, – говорю я. – Расскажи мне про журналистику. Ты сказала, что брала интервью для университетской газеты. Ты там работаешь?
Она вытирает с губ взбитые сливки, заставляя меня позавидовать салфетке.
– Нет, я подавала туда заявку, но у них уже длинный список из студентов, которые хотят там работать. Все равно они, как правило, не берут статьи, написанные младшекурсниками. Так что это скорее для практики, чем для чего-то еще. Меня вряд ли будут публиковать, по крайней мере еще год.
– Я бы с удовольствием почитала, что ты пишешь, – говорю я.
Она краснеет. Я улыбаюсь. Мы пьем.
– Значит, у тебя нет работы? – спрашиваю я.
Девушка качает головой:
– Оплачиваемой нет.
Уголки ее губ приподнимаются, а ее удивительные глаза блестят.
– Но три раза в неделю я помогаю в детской больнице.
Мой телефон опять вибрирует. Лера говорит:
– Лучше ответь, может, что-то срочное.
Я сдаюсь и щелкаю по экрану – мне пришло несколько сообщений от Ники, которая интересуется, где я. Я быстро отвечаю, что опоздаю, и прошу меня не ждать. Телефон тут же вибрирует снова, так что я убираю его в задний карман.
– Если я не ошибаюсь, ты специализируешься, но совершенно не интересуешься политологией, верно? – спрашивает она.
Мне трудно сдержать улыбку. У нас был всего один коротенький разговор несколько месяцев назад, когда Лера растянулась на тротуаре. Но она запомнила. Да, это наверняка что-то значит.
– Ну, когда твой отец политик, это как бы в порядке вещей, – говорю я.
– Почему? – спрашивает она.
Я изучаю серьезное выражение ее лица.
– Наверное, потому, что от меня этого ожидают.
– Понятно.
Она хмурит брови, и мне кажется, что я каким-то образом ее подвела.
– Ты всегда делаешь то, чего от тебя ожидают?
– Не всегда, – говорю я, стараясь доказать этой независимой девушке свою независимость. – Я играю в футбол. Этого от меня не ожидали.
– Значит, ты любишь футбол? – спрашивает она.
– И да, и нет, – честно отвечаю я.
Думаю, даже капельку неискренний ответ ее не устроит.
– Мне нравится играть, и благодаря футболу я получила тут стипендию, но футбол – не моя страсть.
– Тогда зачем ты играешь?
– Честно? Чтобы уклониться от всей остальной ерунды, которой от меня ожидают.
Я качаю головой, осознавая, что выгляжу сейчас полной дурой.
– Значит, ты не хочешь заниматься политикой и играешь в футбол, чтобы не говорить отцу, что тебе не нравится жизнь, которую он для тебя приготовил.
Это был не вопрос. Кто она вообще такая, эта девушка? Я пью кофе и размышляю над ее философией. Мой телефон вибрирует еще несколько раз, и игнорировать его становится все сложнее.
– Прости, ты не возражаешь, если я отвечу на звонок? Кто-то никак не перестанет мне досаждать.
– Да, пожалуйста, – говорит она. – Наверняка твоя девушка интересуется, что тебя задержало.
Я кладу телефон экраном на стол.
– У меня нет девушки, Лера.
Она приподнимает брови.
– Думаешь, я в это поверю?
– Конечно, – отвечаю я. – Это же правда.
– Тогда кто та блондинка, с которой я все время вижу вас вместе? – спрашивает она. – Когда вы шли на матч; кажется, вы очень близки.
Она краснеет, осознав, что проговорилась, что наблюдала за мной. Я молча наслаждаюсь этой победой.
– Вероника? – со смехом спрашиваю я. – Нет, она не моя девушка. Мы дружим с детства и действительно много времени проводим вместе, но она точно не моя девушка.
– Хм-м‐м. – Лера смотрит на меня скептически. – А она об этом знает?
Я громко смеюсь:
– Очень на это надеюсь. – Я смотрю ей прямо в глаза и повторяю: – Лера, у меня нет девушки.
– Ладно.
Она смущенно отводит взгляд.
– Но тебе все равно стоит посмотреть, кто пытается с тобой связаться.
Я переворачиваю телефон и вижу, что Ника звонила и писала несколько раз и Кристина один раз звонила.
– Не возражаешь, если я быстро позвоню? – спрашиваю я ее.
– Да, давай, – говорит она и достает свою записную книжку, чтобы не сидеть без дела.
Я набираю номер Крис.
– Привет, Кристин.Я задержалась.
– Виолетта, тащи сюда свою задницу, – говорит она. – Вечеринка просто обалденная! Кажется, полкампуса пришло.
– Кстати, о вечеринке, – говорю я. – Меня тут немного отвлекли.
Я смотрю на Леру – она делает вид, что просматривает свои записи, но уголки ее губ ползут вверх.
– Я сильно опоздаю, если вообще приду. А сейчас мне надо идти.
– Ага, я поняла, – она смеется в трубку. – У тебя был долгий период воздержания, родная. Иди займись сексом и перестань нас всех донимать своей раздражительной задницей.
Потом она кричит:
– Слушайте сюда! Малышенко сегодня дадут!
Я слышу одобрительные возгласы на заднем плане.
Я выпучиваю глаза, но, судя по поведению Леры ,она все же не слышала заявления Крис.
- Все не так, Крис. Но сделай мне одолжение и попроси Нику перестать мне писать. Мне пора.
Я выключаю телефон и кладу его обратно в карман.
Лера кладет записную книжку на стол.
– Если тебе нужно куда-то идти, не задерживайся.
– Ле, мне никуда не нужно идти, – говорю я. – Я хочу быть здесь. А ты? Тебя разве никто не ждет? Этот, как там ее, с ознакомительного занятия?
Как будто ее имя не знакомо мне до боли.
– Крис, – говорит она.
– Точно, Крис, – повторяю я. – Твоя девушка, да?
Она застенчиво пожимает плечами и кивает так, словно ее это смущает.
– Вы уже планируете свадьбу и детей или просто проводите вместе время, пока не найдете свою половинку? – спрашиваю я.
– Ого, вот так прямолинейно? – спрашивает она.
– Кто бы говорил, – парирую я.
Она самодовольно улыбается:
– Мы с Крисом давно знакомы. Мы много лет дружим, но встречаться начали недавно, когда приехали сюда. Думаю, это казалось логичным следующим шагом.
– То есть ты сделала то, чего от тебя ожидали? – спрашиваю я.
– Туше, – говорит она.
Лера допивает свой смузи, вытаскивает и облизывает эту везучую трубочку. Я заворожена и не могу отвести взгляд.
– Раз твое призвание не политика и не футбол, то что же тогда? – спрашивает она.
Я качаю головой:
– Ты будешь смеяться.
– Почему я буду смеяться, если ты расскажешь мне о мечте своей жизни, Виолетта?
Побежденная, я опускаю глаза на стол. Потому что все смеются. По крайней мере смеялись. Пока я не перестала о ней рассказывать. Но Лера не такая, как все. Думаю, она единственный человек, который дал мне почувствовать, что я могу просто быть собой. Что мне не надо ничего из себя изображать и не надо притворяться, что я идеальная дочь конгрессмена Малышенко.
Я закрываю глаза и произношу:
– Кинопроизводство.
Когда я не слышу, чтобы она смеялась над моими пустыми мечтами, то снова открываю глаза.
Лера просто смотрит на меня.
– То есть снимать фильмы и все такое? – спрашивает она без смеха. И без закатывания глаз.
Я киваю.
– Да, – говорю я. – У меня был такой курс по выбору в течение одного семестра в старших классах, и… не знаю… это меня зацепило.
– Ты же знаешь, что можешь выбрать кинопроизводство своей специальностью здесь, в Университете? – говорит она. – Вообще-то я слышала, что у них довольно хорошая программа.
Я снова киваю:
– Да.
– Боже милостивый, Виолетта! – говорит она, вытянув руки, словно задавая вопрос. – Почему же ты тогда не специализируешься на нем?
– Ты не знаешь моего отца, Лера.
– Нет, не знаю. И про тебя я тоже почти ничего не знаю, но знаю, что тебе не нравится политика. Как же ты сможешь получать удовольствие от карьеры в политике, если тебе даже не нравится ее изучать? А если твоя профессия не будет приносить тебе удовольствия, то как ты сможешь стать счастливой?
Она набирает в грудь воздуха, оценивающе смотрит на меня и продолжает:
– Ты хорошо играешь в футбол, но это не твоя страсть. Ты не сможешь стать счастливой, если будешь делать что-то только потому, что у тебя хорошо получается, особенно если ты будешь это делать по неверной причине. С моей стороны все выглядит так, что ты будешь всю жизнь делать что-то, что ты ненавидишь, просто чтобы угодить человеку, которого через несколько лет будешь видеть только на дни рож и на Рождество. Так скажи мне, когда ты станешь старым и седым и будешь лежать на смертном одре, о чем ты пожалеешь, Гэвин?
Ни фига себе!
Кажется, таким огорошенным я еще никогда не был. Еще один первый раз с этой девушкой.
Она видит мою реакцию и закрывает рот рукой.
– Вот черт! Прости, пожалуйста, Гэвин. Я не должна была все это на тебя вываливать. Ты прав. Я не знаю твоего отца.
Она вздыхает:
– Моя мама выросла в семье, которая пыталась диктовать, что ей делать. Она освободилась от них и, наверное, поэтому вырастила меня так, что я восстаю против гнета.
Я пристально смотрю на нее. Она прекрасна. Ее волнистые волосы растрепались по лицу. Ее глаза приобрели тот же светло-голубой оттенок, что и футболка с баскетбольной командой «Тар Хилз», хотя я готов поклясться, что вообще-то они карие. Она виновато смотрит в свой пустой стаканчик из-под смузи. Я протягиваю руку и накрываю ее ладонь своей.