Часть 15
Разверни пакет, чтоб хлеб не заплесневел
Лиза, я люблю тебя. Никто тебя не любит так, как я. Я же спасла тебя. Дала тебе возможность глотнуть свежего воздуха, дала тебе любовь и поддержку, которых тебе так не хватало. Я и есть твое спасение, котенок.
Каре-зеленые глаза наблюдают за спокойным лицом блондинки. Кира была еще более красивой, когда спит. Слегка подрагивающие ресницы, расслабленные брови. Тонкие пальцы едва касаются чужого лица, оглаживая контуры. Татуированная рука слегка сжимается на талии младшей, отчего на ее губах расцветает улыбка. Все же проснулась.
— В единственный выходной котенок не хочет спать. Что же за шкода? — тихо произносит охрипшим голосом, прежде чем темные глаза открываются.
Взгляд скользил по чужому лицу. Изучал чужую улыбку, слегка сонные после сна глаза и растрепанные волосы. Лиза казалась настоящим ангельским подарком, что всучили прямо Кире в руки, чтобы играть. Она изучает ее, понимает, что уже можно действовать спокойно. Что Лиза никуда не уйдет и будет с ней всегда. Лиза теперь полностью ее собственность.
Андрющенко же думает о том, что она вновь влюблена. Думает, что искренне любит Киру, что готова доверить ей свою жизнь. И все, что происходит сейчас в ее жизни — настоящее счастье, и она никогда не покинет этот рай.
***
Чужие губы нежно касаются свободных от пленки участков шеи. Татуированные руки с заботой оглаживают чужое плечо, пока постепенно поцелуи поднимаются выше. Зеленые глаза смотрят прямо в карие. Казалось, что на эти мгновенья девочка забыла, как дышать. Забыла вообще о своем существовании, и все, что было в этом мире, это блондинка перед ней. Пальцы осторожно оглаживают щеку младшей, перед тем как светловолосая поддается вперед, соприкасаясь своими губами с губами младшей. Кира целует с осторожностью и бесконечной нежностью, завязывая самый последний узел.
Лиза, несмотря на опыт отношений за спиной, целуется все еще весьма неумело. Она старается отвечать на поцелуй, будучи ведомой, пока в теле появляется ощущение легкости. Тех самых пресловутых бабочек в животе, что бьются о стенки желудка, желая высвободиться. Сейчас она понимает, что больше ничего не хочет. Лишь находиться в этой машине со старшей и целоваться до нехватки кислорода.
***
Тонкие руки обнимают пушистого друга, пока сама девочка наблюдает за старшей, что готовит им завтрак. В груди разливается тепло, согревая все внутренние органы. Она чувствует себя дома и в безопасности. Вот в такой вот атмосфере, когда руки сжимают Кружка, а любимая девушка готовит завтрак. Девушка... Может ли Лиза назвать их парой? Что вообще можно было о них сказать? Они жили вместе, Кира теперь оплачивала ей школу, заботилась о ней, а также у них был первый поцелуй. По всем канонам они были парой, но считала ли блондинка так?
— Кир?.. — спрашивает совсем тихо и неуверенно.
— Что такое, котенок? — она оборачивается на темноволосую и смотрит с такой яркой улыбкой, что сама Андрющенко улыбается в ответ.
— А... кто мы друг для друга? — слова все так же неуверенно слетают с губ, а зубы слегка прикусывают нижнюю.
— Ну как же... — девушка медленно подходит к индиго, осторожно обхватывая пальцами чужой подбородок, заставляя поднять личико чуть выше. — Ты мой любимый котенок. Не в обиду Кружку, конечно. Что же происходит, когда люди любят друг друга?
— Они становятся парой? — тихо-тихо, слегка нахмурив брови.
— Вот именно, — блондинка наклоняется, мимолетно касаясь своими губами чужих. Почти сразу отстраняется, возвращаясь к их завтраку, чтобы тот не сгорел.
На губах младшей сияет улыбка, а щеки покрываются румянцем. Она чуть крепче обнимает кота под его недовольное мурчание. Осознает, что это, видимо, и есть то самое счастье.
***
Вместе с Кирой рабочие дни стали проходить намного легче. Постоянно видеть ее улыбку, получать нежные поцелуи в перерывах и чувствовать, что самый важный человек в твоей жизни рядом. Постепенно Андрющенко привыкает и полностью осваивается на рабочем месте. Уже не задает кучу вопросов Юле и не подходит к каждому заданию с неуверенностью. Осознает, что расставание с бывшим молодым человеком не было концом ее жизни. Оно было лишь началом.
Постепенно на улице теплело. Она уже не вынуждала Киру постоянно включать в машине печку, а, наоборот, одевалась немного легче и комфортнее. Взгляды карих глаз Медведевой всегда оценивающе смотрели на внешний вид девушки. Изредка даже приходилось переодеваться, но это ведь не было чем-то сложным. Кира просто заботилась. Заботилась, когда заставляла переодеваться перед выходом. Заботилась, когда следила за тем, с кем Лиза переписывается. Заботилась, подвозя и забирая Лизу из школы. Кира заботилась.
Татуированные руки обхватывают девичью талию, осторожно прижимая девочку к стене служебного коридора под звонкий смех. Улыбается и покрывает поцелуями чужую шею, пока сама темноволосая в шуточной форме пытается вырваться, держа отстраненно руку с подносом.
— Кир, ну пусти. Мне заказ нужно отнести к столику, — еле слышно смеется и голову приподнимает, давая старшей больше пространства.
Как только они сняли защитную пленку и до конца заживили татуировку, шея стала самым любимым местом блондинки для поцелуев. Нередко на ней появлялись и метки, что клеймили принадлежность девушки ей. Лиза не была против. Скорее наоборот, ей нравилось то, что Кира уделяла ей внимание и показывала свою любовь всеми возможными способами.
— Подождут... — тихо шепчет, чуть сильнее сжимая пальцы на чужой талии. Кира не любила. Она лишь использовала ее для собственного наслаждения. Как собственную потеху, игру. Ту, где конец лишь один. Лиза либо сломается, либо надоест. Медведевой нравилось играть. Нравилось переставлять фигуры, словно в шахматной игре, выводя на любую неугодную роль выбывшего игрока. Чужие поцелуи, что с упоением ласкали молочную кожу были нагло прерваны неуверенным голосом.
— Лиза, можно тебя? На разговор... — голос Виолетты звучал как никогда серьезно.
Татуированные пальцы сжимают чужое тело почти что до боли, заставляя девочку нахмуриться и попытаться убрать чужие руки. Взгляд карих глаз старшей устремлен на татуированную брюнетку. Прожигает и смотрит с нескрываемой агрессией. Она не тот тупорылый мужлан, чтобы не понять, что может произойти.
— Да, секунду, я только заказ отнесу! — произносит с улыбкой индиго, прежде чем старшая отходит, позволяя ей пройти.
Кира зла. Кира ахуеть как зла, подходя ближе к Малышенко, которая смотрит с некоторым страхом, но держится весьма смело. Лиза стала ее подругой. Неким лучиком света, что появился в их темном баре, озаряя все вокруг. Она заставляла всех улыбаться. Первое время Виолетта думала, что Кира остынет. После же думала, что блондинка исправилась, и бояться за Индиго не нужно, просто следует быть осторожной. Сейчас брюнетка понимала, что Кира не изменилась. Видела все те же жесты, что и некоторое время назад. Слышала все те же слова в сторону уже Андрющенко и видела этот взгляд. Собственнический взгляд, который буквально прожигал официантку. Темноволосую было жалко. Жалко безумно, и хотелось ее спасти. Забрать из лап кукловода, помогая маленькой нормально жить.
— Ты что-то хотела ей сказать? — спрашивает спокойно, пока в груди ярость полыхает. Сжигает легкие, заставляя дышать тяжело.
— Кир, не нужно... — тихо проговаривает, глядя в карие глаза. — Она же совсем еще маленькая. Ты же можешь выбрать кого-то другого. Ты жизнь ей сломаешь, ты не понимаешь этого?
— Это ты не понимаешь. Если я узнаю, что ты хоть что-то ей пизданула, то пострадаешь же не ты, — цедит сквозь зубы, все сильнее наступая, заставляя Виолетту пятиться. — Если тебе так жалко ее, то не подставляй ее же под удар. Ты знаешь, что будет.
Будет больно. Медведева никогда не вредила тем, кто пытался помочь игрушкам, нет. Она играла на их чувстве жалости, причиняя боль самим девочкам. Чаще всего, таким вот «спасателям» было не жалко себя из-за чувства отваги. Но им было жалко жертв, отчего подставлять их под удар было себе же хуже. Они не были спасателями, если от их помощи жертвы страдали еще больше.
Кира вылавливает свою девочку возле входа в служебный коридор, обнимая за талию, и вновь нежно касается губами чужой щеки.
— Ты же знаешь, как я тебя люблю, котенок? — тихо спрашивает на ухо с некоторым заигрыванием, поглаживая младшую по спине.
— Знаю. Более, чем знаю, и люблю тебя еще сильнее, — произносит, совершенно не предчувствуя подвоха.
— Ну, раз ты меня любишь, можешь выполнить для меня одну просьбу? — продолжает вести к самому неприятному. Рукой выше скользит, зарываясь в темные волосы. — Можешь пока не общаться с Вилкой? Я боюсь, что она вновь подсела, отчего очень не хочу, чтобы тебе навредили.
— Но она же моя подруга, я наоборот должна быть с ней... — Лиза впадает в какой-то ступор. Она совсем не понимает, от чего такие просьбы. Почему вообще эта тема затрагивается именно сейчас.
— Лиза, пожалуйста, — давит, называет по имени, показывая всю серьезность. — Я прошу тебя не общаться пока что с Виолеттой. Ты не доверяешь мне?
— Доверяю... — произносит совсем неуверенно, пока на лице появляется тень грусти. Она заметно расстраивается из-за разрыва связи с важным для нее человеком. Даже с Чикиной они так не сдружились, как с Виолеттой.
— Ну, чего ты, котенок? Хочешь, сегодня в магазин заедем за сладостями? Фильм посмотрим? — шепчет на ухо, постепенно отпуская чужое тельце.
Манипуляции работали на темноволосой отлично. Она до сих пор их не различала, помогая Кире контролировать ее. Неприятная информация сглаживалась приятными словами и радостями. Так, чтобы ее слова не несли лишь негативный характер, чтобы Лиза от этого разговора чувствовала в основном удовольствие и комфорт.
***
Мягкое одеяло плотно прикрывало тонкое тело, что всегда мерзло ночью. Ночники еще работали, говоря о том, что обе девушки не спали. Пока Лиза уже в который раз перечитывала одни и те же строки, чужие татуированные руки медленно скользили по девичьему телу, одетому лишь в кирину футболку. Это сбивало. Сбивало до такой степени, что в конце концов книга откладывается, а сама девочка переворачивается на спину, глядя в бесстыжие глаза блондинки. Собственную улыбку сдержать не может, когда видит улыбку на лице Медведевой. Чужие губы вновь припадают к собственным, втягивая младшую в поцелуй. Чувственнее и более активно, чем обычно. Андрющенко старается поспевать, отвечает, сама зарывается тонкими пальцами в платиновые волосы. Она чувствует, как чужая рука медленно забирается под футболку, оглаживая бедра и поднимаясь постепенно выше. Чувствует, и от этого становится не по себе. Поцелуй разрывается, позволяя темноволосой наконец вдохнуть воздуха в легкие, и посмотреть на старшую, которая уже оглаживала девичьи ребра, кончиками пальцев касаясь обнаженной груди.
— Кира, я... — ее перебивают прежде, чем она успевает сказать то самое «не хочу». Для нее отношения с блондинкой были чем-то большим, чем животные порывы похоти. Что-то, что не определяется чем-то грубым как секс, скорее светлое и яркое чувство нежной любви.
— Тс, все хорошо, котенок, — тихо шепчет и вновь спускается на шею жадными поцелуями, оставляя в некоторых местах следы от укусов. — Я обещаю, тебе будет хорошо...
Одна из рук добирается до груди, сжимая ту слегка грубо. Все эти касания, чужие убеждения в том, что все будет хорошо... Лизе не нравится. Она хочет, чтобы все это прекратилось, но совсем боится об этом сказать. Тело ощущает эти все касания как нечто вынужденное. Будто бы, если сейчас Лиза откажется, то сделает Кире неприятно. Разозлит или вовсе обидит ее. Девушка чувствует, как чужие пальцы на мгновенье прекращают касаться молочной кожи, хватая за край футболки, дабы ее снять. Заставляют туловище приподняться, обнажая девичье тело, освещенное белоснежным светом ночника. Чужие губы почти сразу припадают к ключицам, пока в мыслях проносится, что еще будет время насмотреться на ее тело.
Медведева кусает и оставляет собственные метки. Делает все, чтобы предъявить свое право на это тело, на эту девочку. Руки скользят по юному телу, наслаждаясь тем, что Лиза полноценно ее. Она вся без остатка принадлежит ей, и уже никто не прервет эту игру. Никто не отберет ее и не посмеет что-либо сказать. Это ее девочка, только ее.
Мысли были совсем далеко от чужих касаний. Брюнетка думала о том, что если попытаться абстрагироваться, будет не так плохо. Она будет чувствовать себя лучше, если не будет постоянно думать о том, что не хочет этого. Нужно просто потерпеть, дать Кире то, чего она хочет. Ей же не станет хуже от этого, правда? Старшая не делала ей больно, не давила и не заставляла. Наоборот даже, если бы не Лизины заскоки, возможно, ей бы даже понравилось. Она старалась сама себя убедить, что ей нравится происходящее. Старалась сделать вид, что ей с Кирой хорошо в любых обстоятельствах, чтобы та не разозлилась. Она даже пыталась реагировать. Когда чужие пальцы касались чувствительной точки, она старалась показать, что ей действительно хорошо. Что она вправду довольна и ей все в удовольствие.
Она действительно старалась...В конце концов, как бы куколка ни старалась, она чувствовала себя грязной. Чувствовала, будто бы она недостойна такой хорошей девушки как Кира. Будто бы она слишком испорченная. Ей не нравился секс, а оттого она не могла в полной мере давать старшей того, чего она хотела. Не могла быть хорошей девушкой.
Чужие губы касаются виска, пока руки притягивают тонкое тело к себе, прижимая. Она обнимает ее так крепко, чувствуя то, что Лиза была достаточно хорошей игрушкой. Лиза же старалась сдержать слезы, чувствуя, что не заслуживает Киру.
***
На кухне было холодно. Этот день отличался особенно сильными порывами ветра, что проникал в квартиру через открытое окно. Ноги определенно мерзли, касаясь холодной плитки, а глаза непонимающе смотрели на Киру. Пальцы как всегда ужасно эстетично держали сигарету, а темные глаза прожигали взглядом телефон. Лизин телефон, что лежал на столе, как какая-то улика с места преступления. Андрющенко пыталась понять, что случилось, но выходило только переминаться с ноги на ногу и чувствовать себя виноватой. Она не понимала, что сделала, но уже хотела просить прощения. Хотела буквально умолять Киру на нее не злиться.
— Я тебя просила не общаться с ней, — проговаривает ужасающе спокойно, взглядом не удостаивая младшую. В груди зарождалась тревога, когда осознание накатывало снежным комом. Кира видела переписку. Громкий голос заставляет Лизу по-детски закрыть уши руками и зажмурить глаза. — Я, блять, по-человечески просила тебя прекратить общение! А ты что сделала? Смотри на меня, когда я с тобой говорю! — в несколько шагов блондинка подходит к Андрющенко, хватая ее за руку, и трясет, как куколку. — Почему тебе плевать на мои слова, я тебя спрашиваю?! Я что, мало для тебя сделала? Я тебя из ада вытащила, а ты не смогла выполнить одну маленькую просьбу. Одну, мать твою, Лиза!
— Я не хотела... — зеленые глаза уже успели покраснеть, пока первые слезы скатывались по щекам. Чужая рука больно сжимала запястье, а гнев пугал младшую до невозможности. Заставлял учащенно дышать и пытаться не злить ее еще больше.
— Ты меня пугаешь, Кира...
— Я тебя пугаю?! Я тебя спасла, а ты просто плюешь на это с высокой башни! Одна простая просьба, а ты даже ее ради меня выполнить не смогла! — она кричала. Кричала, и тем самым еще больше пугала ее, вынуждая поток слез вырываться с удвоенной силой.
— Но Виолетта хорошая! Она не причинит мне зла!
Вот тот момент, когда все пошло не туда. Когда Лиза повысила голос в ответ, почти сразу же чувствуя чужую руку, ударяющую ее по щеке. Она была в прострации. Молочная кожа на лице горела, а слезы будто бы перестали катиться. Весь мир замер для них двоих. Холодная ладошка касается собственной щеки, пока сама девочка смотрит ровно перед собой. Кира подняла на нее руку. Она ударила ее за то, что она просто ответила на сообщение Малышенко. На лице возникла улыбка. Защитная реакция, что выражалась в нервном смехе. Ты вернулась туда, откуда начинала, Лиз.
— Я... прости меня, котенок... — Она сама не поняла. Не поняла, как рука ударила младшую почти на автомате. Кира испугалась сама себя. Она думала, что Лиза сама до этого довела. Она сама ее заставила это сделать. Заставила ее ударить. Просто-напросто не оставила ей выбора. — Я не хотела, просто ты... ты меня разозлила. Ты же знала что я... я просила тебя, Лизок. Я не хотела, ладно?
Тонкая рука все еще лежит на собственной щеке, пока Лиза кивает. Она сама виновата.
***
Капроновые колготки плотно обтягивают худые ноги. Пальцы то и дело мучают кутикулу у ногтей, а глаза устремлены в пол. Удар был не настолько сильный, чтобы остались хоть какие-то последствия, так что можно было сказать, что пару дней назад ничего и не было. Просто обычная ссора. Так же у всех бывает, правда? Все пары ругаются, а потом мирятся. Здесь то же самое. Кира принесла на следующий день целый букет сладостей, постоянно извинялась и нежно целовала в щеку, которую ударила. Она пыталась загладить свою вину, но улыбка так и не появилась на девичьем лице за все это время.
Машина останавливается у школы, позволяя блондинке повернуться к младшей. Осторожно убрать темную прядь за ухо да посмотреть на ее лицо. Кире не было стыдно, нет. Просто чтобы удержать при себе жертву, нужно иногда показывать ей, что ты раскаиваешься в своих поступках. И обижаешь не специально, скидывая все на эмоции.
— Я тебя люблю, котенок, — произносит тихо, поджимая губы.
— Я тебя тоже люблю. Люблю до безумия,— отвечает и поворачивается к старшей. Она улыбку на лицо натягивает, стараясь сделать ее как можно более искренней. Заставляет улыбаться и блондинку, позволяя ей понять, что все хорошо, что ее простили. — Могу я прогуляться сама до дома после школы? Пожалуйста...
— Конечно, котеныш. Все, что хочешь, — произносит, понимая, что нужно разрешить. Нужно еще некоторое время быть доброй, чтобы все было хорошо.
Губы соприкасаются в быстром поцелуе, прежде чем Лиза выходит из машины. Выходит из машины, понимая, что сидела в ней последний раз. Она больше не может позволить то, чтобы все происходило так.
***
Она уходит после второго урока. Потрёпанные кроссовки медленно шагают по мокрой после дождя земле, оставляя следы. Лиза шла до остановки трамвая. Той самой, с которой все началось когда-то. Ноги старались ступать не в самую грязь, пока ветер скользил по коленкам, скрытым под капроном, слегка обдавая их холодом. Март всегда был не самым теплым месяцем. Все тот же старый, потрепанный трамвай, останавливающийся чуть дальше от остановки. Все те же скрипучие звуки рельс и легкое укачивание. Все те же старенькие бабушки, которые разговаривали обо всем на свете, и недовольные лица молодежи, затыкающие уши наушниками. Усталый кондуктор, который даже не вставал с насиженного места, и пейзаж старого района за окном. Ей нужно было все это прочувствовать перед задуманным. Осознать все то, с чего она вновь пошла по тому же сценарию.
Выходит на нужной остановке, осматриваясь вокруг. Оставшись в трамвае, еще восемь остановок, и она была бы на работе, но... не сегодня. Она шла по изученной прошлым летом тропинке, стараясь не упасть в грязь. Впитывала каждый звук, каждый собственный вздох. Запоминала все, что с ней происходило. Оказавшись возле воды, ногам становилось холоднее. Тонкие пальцы расстегнули теплую куртку, в которую ее утром одела Кира, скидывая предмет гардероба на землю вместе с рюкзаком.
Она не думала обо всем, что привело ее в это место, ровно до того момента, когда руки не схватились за холодные перила моста, помогая телу перелезть через преграду. Потрепанные кроссовки стояли на краю моста, пока руки крепко держались за перила. По щекам начинали течь горячие слезы.
Она ведь сама виновата в том, что моталась от агрессора к агрессору. Она искренне думала, что с Кирой она будет счастлива. Думала, что это любовь всей ее жизни, и она ведь совсем искренняя. Любовь Лизы была искренней. Любила ли Медведева ее? Она никогда не узнает этого точно, но ей хотелось верить, что за этой огромной игрой ее действительно любили, что все это было не просто так, и мучения Андрющенко хоть как-то оправданы.
В голове все события проносились как одно черное пятно с некоторыми проблесками тусклого света. Она сама же была виновата в своей судьбе. В том, что верила искренне людям, надеясь на их заботу. В том, что ей показалось, что она может быть настолько счастлива и настолько любима. Лиза не видела будущего. Она не видела, как уходит от Киры, но и жизни с ней она не видела тоже. Будто бы ее будущее уже было предопределено этим моментом. Зачем думать о вечных мучениях, если все это может закончиться в один момент? Если можно сделать один шаг и вся боль исчезнет?
Ей было страшно. Жутко страшно перед этой неизвестностью, что была там, под водой. Бабушка говорила, что суицидники не попадают в рай. Лиза думала о том, что в ад она тоже не попадет. Разве она недостаточно настрадалась? Разве недостаточно ее мучали при жизни, чтобы мучать ее еще и в конце? Темноволосая не знала, что будет дальше, но еще страшнее было не знать, что будет, если она этот шаг не сделает. Она же не хотела умирать. Лиза хотела лишь, чтобы боль закончилась, чтобы ей перестало быть так плохо. Она действительно любила Киру. Успела полюбить ее так, что уйти к кому-то другому не смогла бы. Никто не даст ей столько, сколько дала Кира.
В груди полыхала боль, что не оставляла никаких надежд на что-то светлое. Боль, которая лишь сжирала и заставляла решиться. Одна тонкая нога в кроссовке отрывается от устойчивой плоскости, пока руки медленно ослабляют хватку на холодном металл