Боль

« Как же это отвратительно...»

Осаму не касался, только изредка. Когда приходилось дотронуться до ученика, корчил лицо в отвращении. Это было больно, но не давало удовольствия. Каждую боль Акутагава чувствовал по-разному, но не мог понять в чём разница. Мальчику немного приятно быть тому ненужным и неприятно видеть, как его учителю противиться даже подойти к нему.

Рюноске не чувствовал удовлетворяющей боли уже две недели. И всё после той ночи, которую он помнил во всех красках и деталях. Она заставляла чувствовать тепло в животе, разливалась эйфорией по всему телу. Всё время хотелось продолжить.

«Как же это немощно...»

Какждый день, на протяжении всех двух недель, последнее слово изменялось. «Как же это...» стало повседневной фразой для Дазая, которой он объявлял конец тренеровки.

Этот человек всё ещё приходил по ночам, но всё было как раньше. Осаму обнимал того со спины, зарывался в волосы и всё молча. Когда мальчишка что-либо говорил, он игнорировал.

«Как же это жалко...»

Сначала, Акутагава просто запирался в своей комнате. После перестал с кем-либо общаться. Позже всё же нашёл в себе силы попросить Мори о разрешение не ходить в школу на неопределённый срок. Тот не отказал. Через несколько дней начал более часто кашлять, но это потому что перестал пить таблетки. Раньше его рацион составляла хотя-бы тарелка супа, но сейчас на её смену пришли одна-две конфетки в день. Сейчас его иногда трясёт. Мальчик всё чаще ловит себя на том, что ходит из угла в угол.

Рюноске понимает, что его ломает.

Рюноске не понимает, почему так легко и быстро трескается под натиском бинтованых рук. Нормальные люди не ломаются так скоро.

А Дазай знает, что сегодня на запястье его ученика появятся новые порезы.

- Отродье.

-... Уже было, - само срывается с губ предложение.

Наставник стискивает зубы, смотрит грозно. Его кулаки сжимаются, но он не бьёт. Потому что не может. Воспитывать этого мальчишку, как в кирпичной стене дырку пальцем делать - долгий и непосильный труд.

А заставить Осаму Дазая ударить Акутагаву, как на эту стену и смотреть - безрезультатная попытка.

Нет, их тренировки ещё не превратились в бездельные посиделки. Рюноске отрабатывает удары, конечно же не попадая по мужчине ни разу. Потому что мальчик ничего не ест, хоть и не видит в этом загвоздку всей проблемы.

- Как можно быть настолько бесполезным? - разбегается недовольный голос по складу, эхом отдаваясь в голове.

Осаму не называет его по имени уже две недели. Казалось бы, мелочь, но бледнокожему было бы так приятно, если бы он вновь услышал своё имя из этих уст.

Мальчишка всё ещё помнил губы своего учителя. Мягкие, со привкусом виски и запахом сигарет. В ту ночь Дазай поцеловал его тягуче, смазано, кусая чужие губы. Будто знал, что Акутагава любит аккуратно и нежно.

Когда Рюноске вдруг вспоминал об этом, он старался закусывать уста до крови, лишь бы забыть эти ощущения. Конечно же, эти попытки были тщетны.

Расёмон, к слову, появлялся почти каждый день. Существо тоже не говорило ни слова, лишь обнимало, прижимая к себе. Сначала, мальчик пытался избегать из этих жестов. Но теперь мирно сидит, утыкаясь носом в подобие плеча. Его способность не тёплая и не холодная. Просто ткань, немного мягкая и удобная.

От собственного ничтожества его рвёт на части.

Акутагава ненавидит себя за собственную беспомощность даже перед собственным телом. Ненавидит за одержимость одним из самых подлых и противных людей этого мира. Он не помнит, как это началось. Но примерно с того момента, когда тот схватил мальчишку за волосы и заставил смотреть в глаза. Зачем? Просто потому что бледнокожий лгал. Лгал неумело и безнадёжно.

В тех глазах было что-то особенное. Они были наполненны гневом, разочарованием и чем-то ещё. Рюноске не знал что это, но что-то приятгивающее, заставляющее делать всё, что скажут. Но он их видел только пару раз в жизни. Точнее его, ведь другое око Осаму скрывал за повязкой.

Акутагава в отчаянии надеется, что его отпустит.

Рано или поздно, Дазай станет ему не нужен. Рано или поздно, уйдёт из памяти. Рано или поздно, мальчик сам уйдёт от Дазая.

И почему-то это звучит, как плохой конец.

Представить жизнь без Осаму не получается. Только свою смерть от горя и отчаяния. Рюноске не сможет жить, зная что для его него нет. Сколько бы тот не причинил ему страданий, мальчишка всегда будет видить в нём смысл жизни.

Это неправильно, но и неплохо.

***

Холодная вода вновь жжёт его щёки. Акутагава плачет бесшумно, без всхлипов, без завываний, хоть ему и хочется кричать. Акутагаве страшно, что его кто-нибудь услышит.

На нём нет ни синяков, ни порезов. Лицо давно не втаптывали в стену, а тело давно не пинали. Ему больно от того, что ему не больно.

Он хочет порезать себе вены, но это страшно. Беспричинный страх появляется при таких мыслях, хоть его дрожащие руки уже парочку дней тянутся к лезвию.

В голове что-то гудит, когда взгляд Рюноске натыкается на острый предмет. Оно блестит, сверкает на полке. Оно тянет к себе.

Мальчик брал несколько раз его в руки, несколько раз прикладывал к бледной коже, но никогда не решался продвинуться дальше.

Потому что он слабый.

И Акутагава снова держит лезвие в руках, наблюдая как слезинки капают на блестящую поверхность.

Одна.

Мальчишка не знает, что делать. Дазай ему не поможет, ведь ему этого не нужно.

Вторая.

Дазай не захочет быть смыслом жизни, ведь он уже отказался. Все эти две недели означали «нет».

Третья.

Мальчик просто подчинённый, и всё что нужно - это просто подчиняться. Подчинённым запрещено слово «хотеть».

- Да пошло оно всё нахер! - его голос тих и неспокоен.

Острый предмет вновь касается кожи. Рюноске вновь чувствует, как собственное сердце в страхе противно колотится. Он не знает откуда в нём столько немощности.

Рука трясётся, и Акутагава не понимает, что делать. Лезвие приятно давит, но продолжить мальчишка не может.

- Давай, тебе же хочется, - звучит холодный и брезгливый голос за спиной.

Рюноске замирает, оборачивается.

Глаза встречаются с, ничего не выражающим, лицом. Осаму смотрит на него смеряющим взглядом, а после глядит ожидающим взглядом.

- Ну, давай, - произносит тот, слегка приподнял бровь.

Но мальчик ничего не делает, чувствуя, как слёзы предательски продолжают течь по его щекам.

Дазай продолжает стоять возле двери, сложив руки на груди:

- Как жалко, - всё же двигается он с места.

Наставник резко развернул того обратно и пристроился сзади, обхватывая бледные руки. Остриё сильнее надавило на кожу, от чего Акутагава шумно втянул воздух.

- У тебя ведь, наверняка, кто-то есть. Так почему тебе должен помогать я? - осторожно проводя алую линию, спросил Осаму.

Мальчишка надрывно вздохнул, утыкаясь макушкой тому в кадык:

- ...С чего вы взяли? - дрожа голосом, прохрипел он.

- Ты умеешь целоваться, - остановился наставник.

Повисло тихое молчание, прерываемое только дыханием Рюноске. Про это он давно забыл.

- Это было до того, как я тебя встретил, - прошептал мальчик, наблюдая за стекающей кровью.

- Ты кого-то интересовал, когда тебе было всего двенадцать? - Дазай удивился.

- ...Забей. У меня нет никого, - смущённо прошипел другой.

- А я всё же послушаю.

Сердце бешено колотилось. Эту историю знало только два человека, а сам Акутагава её уже давно забыл, но знал, что лишится много, если не расскажет сейчас.

- Мне просто нужны были деньги... - его голос прозвучало тихо и еле слышно.

- Неужели я взял в ученики малолетнюю шлюшку, торговавшую собственной девственностью? - Осаму не издевался и даже не выражал отвращения. Это прозвучало просто никак.

- Ничем таким я не занимался! - вмиг вспыхнул мальчишка, сжимая лезвие в руках.

- И тебе всеравно платили? - уточнил наставник, не обращая внимания на состояние ученика.

Как же это стыдно.

- Да, и я не знаю зачем... - ответив сразу на два вопроса, мальчик затих.

Учитель тоже затих, выводя остриём непонятные узоры. Но после шепнув «вот как...» продолжил просто резать голубоватые линии.

- ...И из-за этого ты меня игнорил? - шепнул Рюноске.

На что другой глухо усмехнулся:

- Во-первых, я тебя не «игнорил», - подметил парень, - во-вторых, меня не особо волнует твоя личная жизнь, - но решил не обращать внимания на это «ты».

Акутагава что-то промычал, когда тот сильно надавил, но Дазай переспрашивать не стал, лишь присел на край ванны. Рюноске пришлось сесть ему на колени и вопросительно уставиться на первого, который не предал этому особого значения.

Нет, его не отпустило. Не трясло, но мальчишка всё ещё почувствовать его губы на своих. Но он мог только томно дышать, уткнувшись носом в шею и касаясь губами ключиц. Можно просто попробовать попросить, но ему будет слишком стыдно.

- Дазай-сан... - вдруг шепнул мальчик.

- Что?

- У меня голова кружится, - зашептал Акутагава.

Из него почти не вытекло крови. Плохо ему потому что он не есть и не спит. Только вот до него это не доходит.

- Придёшь завтра на десять минут раньше, - не обращая внимания, заявил Осаму.

В ответ он получил тихое «угу».

Рюноске заснул и не смог почувствовать лёгкие поцелуи на своём лбу, щеках, носу и шее. Не смог услышать тихое:

- Терпи, - шепнул на ухо парень.

Акутагава не знает, но, на самом деле, завтра почти ничего не изменится.