Когда звезды обещают проснуться

На улице было достаточно тихо. Громкий голос ночных жителей крупного городка успокаивался под буйными волнами побережья, а в тусклом загадочном небе до сих пор виднелись сотни ярких огней, которые кружились вокруг своей оси и лишь иногда успевали взлетать выше. Я же полностью потерял любую надежду на существование и хороший исход событий, поскольку фонарики лишь продолжали заканчиваться, а она, каким не был бы я везучим человеком по жизни, так и не собиралась являться.

В голове была лишь одна мысль о внезапном ночном отчаянии. Недавние мысли о цвете непринятия существования сейчас полностью подтверждали гипотезу оранжево-желто-серо-пасмурной борьбы.

Капризное сердце же, которое, пожалуй, научилось подобному капризному поведению у самих грязновато-лазурных волн, сейчас плакало над рекою потерянных душ и очередного самоубийства. И сейчас, ощущая весь этот спектр неразделенных и жутких эмоций, понимал, что чувства мои и есть самое настоящее самоуничтожение. Хотя и убивать себя никогда не планировал.

Да и тихий товарищ, который, честно признаться, пугал меня своим присутствием и беспомощно раздражал, давненько покинул поле зрения, наконец не имея возможности оставлять на сердце моем шрамы еще больше, чем были бы они от очередной издевки очередного подобного дурака. Ну а я потерял уже любую веру и любое отчаяние, потому что она так и не приходила.

Уже ничего не хотел. Знал, что хотеть хоть что-то будет опять-таки глупо, потому что прАва, как показал сегодняшний опыт, иметь возможность влиять на жизнь и решенья других субъективных личностей у меня, как некстати, опять и нет. И что лучше в некоторые моменты событий бессмысленной жизни ни о чем больше и не мечтать, потому что никакая попытка спасти свое тусклое и никчемное существование не была мне подвластна. Я, кажется, впадал даже во что-то больше, чем в очередное отчаяние, эта была скорее яма негодования и полного отрицания жизни, нежели страха, что она не придет. Сейчас мне скорее было страшно, что она никогда не уйдет. Конечно же, имею в виду, из моей головы.

Оставалось запустить в небо еще один яркий, но в то же время слишком тусклый и несчастный, фонарик. Руки мои проклятые тряслись от напряжения и непонимания собственной неудачи, поскольку, каким бы я не был простолюдином и сколь бы не был наивен, где-то там до сих пор была вера, что на небе важны не звезды, и что идея эта моя, подстать всем гениальным мирским идеям, должна была принести плоды. Но сейчас я понимал насколько же жестока жизнь, раз не разрешает менять судьбу. Видимо звезды были значительно привлекательнее немощных фонариков, падающих вниз при недолгом контакте с тьмой. Я чувствовал себя потухшей свечой в ночи, рядом с которой нету источника света - я, казалось, тоже был необычно бессмысленным и бесполезным, как и воск с фитилем.

Ничего из задуманного не увенчалось успехом, я был побежден тишиной, так внезапно и жестоко ворвавшейся в области осознания, так что лишь хотел скрыться с места собственной трагедии поскорее и зареветь навзрыд где-нибудь под мостовой, где ни одна душа не посмеет высмеивать меня так душераздирающе, сколь делал это я сам с собой в глубине темного сознания. Сколько же несчастья было в моих глазах и сколько же было боли от собственного бессилия разогнать неприметную беззвездную тьму. Я, кажется, не мог ничего. И с каждой секундой лишь больше начинал ненавидеть жизнь и небо, что оно было таким беззвездным и омерзительным.

Под потоком самобичевания и последней стадии отрицания - принятия - поднес зажигалку к горючей таблетке неприметного светлячка. Мысли уже ревели и просили пощады, а я лишь продолжал томно глядеть на очертания фонаря, который медленно нагревался и становился в ладонях пышней. Сейчас, под гнетом жестокой и горькой жизни, хотел одного - вернуться в душную общагу и смыть с лица позор, который случилось изведать сегодня. И начинал понимать, что я в общем-то и никто, раз и возможности изменить неприметный оттенок отчаяния не имею.

Тень от фонаря забавно двигалась на сыром песке, язык пламени умышленно танцевал на горючем приспособлении. Я же постепенно, столь нехотя и тревожно, так и не мог отпустить последнюю возможность увидеться с ней. Но ожидания и силы, которые старались от меня не убегать, по всей видимости всё же сжалились и решили остановить мучения, ведь что-то, сколько имел я страха тогда испугаться и поробеть, село рядом со мной и остановило танцующую тень.

- Они совсем не похожи на звезды. - Сказал мне приветливый голос.

Сердце стукнуло. Я вздрогнул от неожиданности. В бесконечном беспорядке крутились в голове мысли, не давая возможности выстроить точную картину между реальностью и вымышленными событиями. Я же теперь от страха и истерии сильнее боялся перевести взгляд с огонька на человечка, который посмел нарушить тишину и попытки самоконтроля. Я узнал этот голос и, несомненно, его обладателя. И теперь было попросту страшно, что всё происходящее лишь попытка улучшить бремя мышлением, и только несчастная выдумка. Но я все же, потрескивающей головой, под такт изнеженного сердца, перевел глаза на незваного гостя, понимая, насколько же я и снова был глуп и не прав.

Она сидела, полностью сжавшись. Было видно, насколько ей страшно находиться на берегу в беззвездную ночь. Вместо пышного платья была длинная приталенная коричневая юбка, скорее похожая на низ от ночнушки, и куртка, видимо, поспешно накинутая на плечи. Выглядела мечта моя не так, как выглядела всегда. Запыхавшийся голос и постоянно подпрыгивающая грудь от частого издыхания и попытки захватить больше своенравного воздуха давали мне поводы полагать, что она долго бежала сюда, сколько имела тогда скорости и желания превозмогать страх. Волосы были также распущены и взбалмошны, словно бы после ванной успевали высушиться от ветра звонких ночей. На лице растекшийся макияж и слегка красные губы. Ну и, конечно же, остывшее тело, которое точно нуждалось в тепле. А я не подумал об этом заранее и даже не имел куртку, чтобы накинуть ее на девушки милой плечи. И поэтому сейчас обещал сам себе, что буду носить куртку эту дурацкую с собой всегда, чтобы в случае чего прикрыть голые плечи своей души. Было понятно, что сегодня девушка ночи уж точно не планировала любоваться звездами на высоте. Впрочем и по моему внешнему виду сказать можно были и то же самое.

Я не мог поверить своим глазам. Тело полностью онемело и впало в небытие, как тут она же, стоило мне только усомниться в собственном везении и действиях, которые предпринимал, была рядом со мной. Она пришла, она бежала ко мне, точно зная, чьи это звезды взлетают на небо! Я был же не ближе далеких звезд - сам улетел на седьмое небо от счастья!

Я повернулся к ней телом, уже и не в силах сдержать эмоции. Они захлестывали меня, как волны, которые до сих пор время от времени ударяли по носочкам сетчатых ботинок. Я еле контролировал неясный поток крученых слов, только чтобы не спугнуть птицу, так нежданно присевшую ко мне на хлипкую ветвь.

- Вы пришли... - Задыхался я, чуть ли не уронив зажженную звезду, которая ко всему делу, уже готова была лететь.

Девушка ничего не ответила. Даже не посмотрела на мою физиономию, по которой уже проливалась предательская слеза после столь мучительного напряжения, а я и не понимал почему. Страх, что ей безразлично мое присутствие и что интересны ей только небесные фонарики, конечно убивал, но я не хотел, отчаянно не хотел обращать на него внимание, потому что просто мечтал хотя бы знать, что она всё же пришла и что я имею возможность менять собственную историю и судьбу.

Она коснулась новоиспеченной звезды, подхватывая ее обеими руками снизу, точно-точно желая рассмотреть огонек поближе и самостоятельно запустить наверх. Я перевел взгляд на ее руки, которые мимолетно собственными рукавами касались моей дряхлой кожи, заставляя сердце снова трепетать. Как же сильно я хотел перехватить ее ладони и пуститься в их объятия, только чтобы знать, чтобы иметь возможность знать, что всё это не яркий сон, а реальность, и что есть она на этом берегу разбитых надежд и сердец!

Но она перебивала мои мысленные выкрики влюбленности и любви, тихо промолвив:

- Хочу запустить. Звезду.

Голос ее продолжал дрожать. Она точно давно не смотрела на небо, которое не имело за собой ничего, кроме все те тех же звезд. Казалось, что лишь способность яркого предмета в ладонях удерживала ее рядом со мной и не девала задыхаться от неприятия жизни и ужаса, который, несомненно, точно бывал в ее голове. Но сейчас, сколько я наглости имел придумать всю причину свидания, она боролась со страхом, была здесь. Со мной. Моей. Ради меня!

Я не стал препятствовать, аккуратно передал ей небесный фонарик, пока она, как восторженный ребенок, медлительно вставала с песка и взирала на необъятное небо, куда только-только собирался убежать свет.

- Лети. - Тихонько сказала она, вселяя в бумажный мешочек куда больше веры, чем, как могло показаться, она зачастую вселяет в себя. - Лети!

Небесный фонарик тут же начал кружить будто вальс с темным небом, переливающимся миллионом, как хотелось казаться, фонариков на высоте. Свет от него облетал мосты, чужие мечты и коварные сны, которые жили кошмарами на небоскребах домов, он летел далеко-далеко, проникая в самую толщу темного и жуткого царства Эреба. И не падал. Я наблюдал за происходящим, кажется, сам не понимая, почему фонарик этот летит столь высоко и долго, словно вовсе и не испугавшись того мрака жизни, в который окунется, только стоит попытаться взлететь выше собственной головы.

И она смотрела на фонари, придавая им такое значение, которое я и до самой последней секунды пребывания с ней никак и не смог найти. И я так сильно верил в этот фонарик, что сам загорался ярче, понимая, что это возможно, лететь выше, лететь туда, где так нужен свет! Но мне это было не нужно, хотя бы сейчас. Нужна мне была только она.

Я вновь, имея полные сумки наглости и исчерпав любое притворство делать вид, что мне были интересны с ней рядом лишь звезды, смотрел на нее, на мечту, которая наконец-то разбавляла приторный привкус жизни. И теперь отчетливо понимал, что без нее в ней, гадостной жизни, более не было понятия "жить". Я понимал, что всё наконец было не зря и что я имею хоть какое-то право мечтать влюбиться в ответ.

Яркий метеорный шарик, подобный ракете, улетающей в небеса, рассекал по необъятному небу, пока она смотрела за его траекторией с каждым метром отдаления новоприобретенного друга, сжималась сильнее от страха и паники темноты, которая наверняка становилась в мышлении ее головы сильнее любого несчастья.

Она вселила в этот миниатюрный светильник, сравнивая его с масштабами туманного неба, столько веры и надежды о возможности преодоления страха. Но сама, как бы не радовалась за бумажный мешок, сильнее ощущала тьму, когда яркий друг отдалялся на считанные десятки метров. Он улетал от нее, прихватив с собой свет, благодаря которому не боялся взлететь, оставляя ни с чем. Опять.

Я также встал с мокрой земли, поспешно отряхивая штанины. Но взгляда с нее перевести позволить себе не мог - боялся, что, только секунда невидения, и она снова исчезнет, как и исчезала каждую ночь. Глаза ее снова заполнялись горькими слезами от паники сердца, но я больше не мог позволить себе смотреть на хрупкое тело и трясущиеся руки ее. Я помнил обещание, данное самому себе, что не позволю ей больше бояться чего-то рядом со мной. Поэтому медленно, сколько имел наглости, расторопности и скрытой страсти, протянул свою руку к ее, своими горячими ладонями дотрагиваясь до ее иссохшего тусклого тела, которое совершенно никак не реагировало на мое желание прикоснуться к нему. Я собрал всё мужество, которое было во мне, сжимая ее прохладную ладонь в своей. Я тоже боюсь, ведь она моя звезда - хотелось сказать мне.

Загадочная девушка только продолжала смотреть на небо, хотя я и чувствовал, как ей было страшно от меня и мрака, который вот-вот снова покроет мир. Она молчала, не переводя с верха глаз, кажется, выискивая ими тот самый недавний фонарик, пока я, словно бы совершая немую ошибку, боялся, так сильно боялся разбить хрусталь, которым она была в моей голове. Я уже хотел было отпустить ее руку, понимая, что позволил себе слишком многое и придумал чересчур многое в своей голове, поскольку и сам не был каким-то защитником, да и сам боялся много чего. Но она, почувствовав ускользающие объятия, остановила меня, словно в попытках прогнать хоть чей-нибудь страх прочь.

- Горячая. Как звезда. - Сказала она, обнимая ладонь в ответ.