23 глава
Лалиса
Мои зубы стучат друг о друга. Я дрожу и задыхаюсь. Мое сердце колотится в груди так сильно, что я удивляюсь, как оно не вырывается наружу.
Моя рубашка прилипает к коже, вся промокшая от дождя. Я даже не знаю, как оказалась в комнате Чонгука, сидя в углу и подтянув колени к груди.
Последнее, что я помню, это как Чонгук сжимает мое горло и возвращает меня из того тумана, в котором я была.
Я помню красный свет. Капли крови разлились у меня в голове, как лужа из ночного кошмара. Следующее, что я помню, это то, как я ударила Сильвер.
Я хотела столкнуть ее в этот красный бассейн. Я хотела, чтобы она ушла.
Если бы Чонгук не остановил меня, что бы я сделала?
Слезы наполняют мои глаза, и я крепче обхватываю руками ноги, раскачиваясь взад-вперед у стены. Со мной что-то не так.
Когда я стала таким человеком? Когда я начала фантазировать о том, как причиняю людям боль?
– Лиса.
Передо мной склоняется нечто большее, чем сама жизнь. Прямо как дядя Редж в том кошмаре.
Теперь это будет красный бассейн?
Неужели я в ловушке своих бесконечных кошмаров?
Я смотрю вверх дикими глазами. Рубашка Чонгука тоже промокла и теперь просвечивает, подчеркивая его твердые мускулы. Должно быть, он где-то потерял пиджак, потому что манжеты его рубашки закатаны до локтей. Татуировки со стрелками указывают прямо на его сердце.
Он держит в руке полотенце и пристально смотрит на меня.
Мое дыхание немного замедляется, но этого недостаточно, чтобы избавиться от тревожных образов в голове.
Этого недостаточно, чтобы заставить меня перестать думать о вещах, которые я сделала с Сильвер, если бы его не было рядом.
– Ч-что со мной не так? – Рыдание вырывается из моего горла. – Она даже не напала на меня, а я собиралась убить ее.
Он медленно кладет полотенце мне на голову, словно не желая меня испугать. Аккуратными движениями он высушивает мокрые пряди волос.
– Она действительно напала на тебя.
– Нет, она этого не делала. Она просто стояла там беззащитная.
– Она спровоцировала тебя.
– Спровоцировала?
Он продолжает гладить меня по волосам.
– Это накапливалось в течение некоторого времени. Куинс не только угрожает тебе, но и провоцирует.
– Ты думаешь, я ударила ее из-за этого?
– Да. Ты не нападаешь на людей без причины. Ты преследуешь только тех, кто провоцирует тебя или представляет угрозу.
– Откуда ты это знаешь?
Он хватает меня за руку и притягивает ближе к себе. Я перестаю раскачиваться, когда он усаживает меня к себе на колени.
– Это всего лишь теория.
Я смотрю на него затуманенным взглядом.
– Ты что, подвергал меня психоанализу или что-то в этом роде?
– Возможно. – Он продолжает сушить мои волосы. – Тебе больше не нужно беспокоиться о Куинс. Теперь она знает свое место и больше не будет тебя провоцировать.
– Почему?
– Я заставил ее.
– Как?
– Менее жестокими методами. – Он ухмыляется, и я вздрагиваю.
Он берет меня пальцем за подбородок и приподнимает так, чтобы я оказалась лицом к нему.
– Тебе не нужно стыдиться того, кто ты есть, со мной, Лиса. Ты можешь быть гребаной сумасшедшей, и я все равно тебя не отпущу.
Ух ты. Это удивительно мило звучит из его уст. Он как будто принимает меня целиком. Чонгука интересуют не отдельные части меня, он хочет меня полностью.
И мое сердце чуть не разрывается от этого принятия. Как будто я всю жизнь ждала, что кто-то примет меня такой, какая я есть, и наконец нашла его. Он видит меня.
И он не боится того, что видит.
Черт возьми, я напугана еще больше, чем он.
Мои заплаканные глаза ищут в его затуманенном взгляде какие-либо признаки манипуляции, но все, что я нахожу, – это принятие. Безоговорочное принятие. Он не должен принимать эту часть меня. Я сама ее не принимаю.
– Тебе не следует шутить на эту тему, – шепчу я.
– Это была не шутка. Мне все равно, кто ты или что, пока ты моя.
Моя нижняя губа дрожит, и волна истерики, накатившая ранее, грозит обрушиться на меня снова.
– Что, если... что, если я причиню кому-нибудь боль?
– Почему ты так думаешь?
– Мне продолжают сниться кошмары о лужах крови. Нормальному человеку не снились бы такие кошмары. Я, должно быть, причинила кому-то боль раньше... верно?
– Возможно, это ты была той, кто пострадал.
Я отстраняюсь. Он делает паузу, вытирая мои волосы.
– Ты знаешь это, не так ли? – Я задыхаюсь от этих слов.
В чертах его лица происходит небольшое изменение, прежде чем снова появляется это приводящее в бешенство бесстрастное выражение.
– Знаю что?
– Скажи мне, Чонгук, пожалуйста. – Я трусь о его эрекцию ягодицами. – Я сделаю все что угодно.
– Прекрати. – Он сильно сжимает мою руку, заставляя меня всхлипнуть. – Я не буду трахать тебя, когда ты в таком состоянии.
– В каком? – Разочарование и страх перед неизвестным вцепляются мне в грудь, и я просто срываюсь. – Запутанном? Маньячном? Я причинила боль своей тете в больнице, Чонгук! Рана, которую я оставила у нее на запястье, настолько глубокая, что я не могу смотреть ей в глаза, не чувствуя себя чудовищем. Я поцарапала тебя в тот раз и только что чуть не размозжила Сильвер голову о тротуар. Я продолжаю накаляться, и нет никакой возможности это остановить, а ты, черт возьми, отказываешься рассказать мне, что произошло!
После вспышки гнева из меня вырывается тяжелое дыхание. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он хватает меня за плечо и прижимает к своим коленям.
– Ты думаешь, тебе станет лучше, если ты узнаешь правду? – Он отчеканивает каждое слово.
– Конечно!
– Поверь мне, милая, все будет намного, блять, хуже.
– Позволь мне самой судить об этом. Это моя жизнь, Чонгук. Моя! Я устала от того, что люди принимают за меня решения. Позволь мне облажаться самой! Я возьму на себя ответственность за все это.
Он отбрасывает полотенце, крепко обнимает меня за талию и встает. Меня швыряют на кровать прежде, чем я успеваю подумать о том, что происходит.
Чонгук бросается на меня и разрывает мою рубашку. Я задыхаюсь, когда пуговицы разлетаются во все стороны. Звук застревает у меня в горле, когда я смотрю на его безумное выражение лица.
Он вот-вот сорвется. И я та, кто довел его до крайности.
– Ты хочешь знать, да? – Он хватается за середину лифчика и рывком расстегивает его.
Я вскрикиваю, но не только от удивления. Нет. Его грубая сила всегда сковывала меня, нравится мне это признавать или нет.
Он нависает надо мной, обхватывая мой живот коленями и хватает мою грудь своей жесткой рукой. Его пальцы впиваются в плоть, и мои конечности дрожат.
Его глаза темнеют еще больше. Словно он не со мной. Я теряю его из-за демонов.
– Ч-Чонгук?
Его свободная рука сжимает мое горло, лишая слов и воздуха. Когда я пытаюсь заговорить снова, он усиливает хватку. Несколько вдохов едва достигают моих легких.
– Давай начнем с твоего шрама. – Его голос спокоен. – Ты знаешь историю этого гребаного шрама, а?
Я извиваюсь, цепляясь за его руки. Он сжимает сильнее, перекрывая тот небольшой запас воздуха, который у меня остался.
– Лежи. Блять. Смирно.
Если я продолжу сражаться, это будет война физической силы, и я в ней не выиграю. Умнее, а не сильнее. Я позволяю своим рукам опуститься по обе стороны от меня.
Чонгук медленно ослабляет хватку на моей шее, но не отпускает полностью. Я резко втягиваю воздух и внимательно наблюдаю за ним.
Чонгук массирует мое горло и точку пульса с навязчивым интересом, прежде чем его металлические глаза скользят вниз к моей груди. Но только не к груди. А к моему шраму.
Он наклоняется и прикусывает мякоть, а затем засасывает ее в рот. Шок отзывается эхом во всем моем теле.
Прекрати.
Он проводит языком по коже, облизывая, прежде чем очень нежно прикусить.
Остановись.
Его нападение продолжается и продолжается, пока я не начинаю хныкать. Несмотря на мягкость, его прикосновения причиняют боль. Они режут меня, как острый предмет.
Я истекаю кровью. Это больно. Где-то в глубине души мне чертовски больно. Его зубы и щетина задевают мой шрам, когда он говорит.
– Этот шрам – признак твоей слабости. Точно так же, как и мой. А знаешь что, милая? Нам не позволено быть гребаными слабаками.
Я тяжело дышу, когда смотрю на него. Наконец он поднимает голову и встречается со мной взглядом своего темного и подергивающегося левого глаза.
Он взбешен. Нет, он в ярости. Но, похоже, она направлена не на меня. По крайней мере, я надеюсь, что нет. Потому что прямо сейчас я чувствую себя ближе к Чонгуку, чем когда-либо прежде.
Его шрам и мой шрам. Его сердцебиение и мое.
– Наши шрамы связаны? – спрашиваю я тихим голосом, опасаясь, что могу испортить момент.
Тишина.
Я обхватываю его руку своей и медленно снимаю ее со своего горла. Я удивлена, что он мне это позволяет. Он даже не останавливает меня, когда я сажусь, заставляя его тоже сесть.
Мои пальцы дрожат, когда я расстегиваю пуговицы на его мокрой рубашке. Я чувствую, как его глаза наблюдают за мной, почти проделывая дыру у меня в макушке, но он меня не останавливает.
Я стягиваю рубашку с его плеч и позволяю ей упасть на пол. Я пытаюсь заставить его повернуться, но он качает головой. Поэтому я делаю единственное, что в моих силах.
Я прижимаюсь грудью к его твердой груди и обнимаю его за спину. Кончики моих пальцев скользят по следам порезов.
Он напрягается. Это всего лишь незначительная реакция, но со стороны Чонгука это все, чего он не говорит – и не стал бы говорить. Это доказательство того, что он покрыт шрамами не только снаружи, но и внутри. Совсем как я.
– Мне жаль, – шепчу я, вдыхая его запах, смешанный с запахом дождя.
– Почему ты сожалеешь о том, чего не делала?
– Мне жаль, что ты прошел через эту боль.
– С чего ты взяла, что мне было больно? – Его голос тих, слишком тих, я едва его слышу.
Мои глаза наполняются слезами.
– Мой шрам чертовски болел, когда я его получила, и я уверена, что тебе, должно быть, тоже было очень больно.
Он продолжает молчать. Какое-то мгновение я продолжаю обнимать его, даже когда он не обнимает меня.
Он просто сидит посреди кровати, как статуя, и позволяет мне обнимать себя.
Я не против. Он был рядом со мной во время моих кошмаров, это меньшее, что я могу сделать. Я хочу молча поддержать его, как он поддерживал меня.
– Этим друзьям было скучно, – говорит он нейтральным голосом. – Разум заставляет тебя делать много дерьма, когда тебе скучно. Но они не были обычными скучающими людьми. Они были гребаными скучающими садистами.
Он замолкает, и я отодвигаюсь на дюйм, чтобы получше его рассмотреть. В его темных глазах вспыхивает огонек. Обычно это означает, что он позволяет своему дьяволу выйти и поиграть.
Было бы ложью, если бы я сказала, что мне не страшно, но на этот раз я не убегу.
Я остаюсь здесь. Его демоны могут показать мне свое худшее лицо.
– Из-за своих игр они потеряли обоих своих детей.
Мои губы приоткрываются.
– Потеряли?
– Они умерли. – Он улыбается. – Это, наконец, смогло остановить их. На самом деле, нет. Что-то другое остановило их. Или кто-то другой.
– Кто-то остановил их?
Он кивает.
– Кто?
– Не могу вспомнить. – Он хватает меня за бедра и переворачивает, оказываясь сверху.
Я визжу. Он задирает юбку и засовывает руку мне под нижнее белье. Стон вырывается из моего горла, когда он проталкивает свой средний палец глубоко внутрь меня.
– Может быть, я вспомню после того, как трахну тебя.
– Чонгук!
Я ударяю его в грудь. Он задевает чувствительную точку. Моя спина выгибается над кроватью, приглашая его войти.
– Я скучаю по тому, как трахал тебя, – шепчет он мне в губы. – Я скучаю по тому, как ты извиваешься подо мной, пока я толкаюсь в тебя.
– Это было только вчера, – выдыхаю я, гоняясь за ощущением того, что вытворяет его палец.
Его эрекция прижимается к моему клитору, и я подсознательно раздвигаю ноги.
– Это может быть две минуты назад, а я все равно буду хотеть тебя, сладкая.
Он убирает палец, но прежде чем я успеваю запротестовать, опроводит кончиком своего члена по моему входу. Я двигаю бедрами, толкаясь в него.
– Хм. Кто-то нетерпелив.
Я снова трусь о него. Почему, черт возьми, он до сих пор не внутри меня?
– Тебе нравится, как я дразню тебя, прежде чем довести до предела, не так ли, сладкая?
Я прикусываю нижнюю губу, когда волна желания пронзает меня насквозь.
– Ответь мне.
Я киваю. Его губы зависают в дюйме от моих.
– Тогда как насчет того, чтобы снять это ограничение и позволить мне трахать тебя в любое время, когда мне заблагорассудится?
Я качаю головой.
– Нет? – Он толкается в меня резко, на всю длину.
Я вскрикиваю, мои глаза закатываются к потолку.
– Даже если мои истории причинят тебе только боль?
– Да. – Я смотрю ему в глаза, с трудом подбирая слова. – Нет ничего страшнее неизвестности.
– Поверь мне, сладкая, есть.
А потом он завладевает моим ртом и трахает меня до тех пор, пока я не начинаю думать, что он никогда не остановится.