глава 17
Отец много времени проводил в своем кабинете, который был весь уставлен шкафами с документами. Он часто приносил сюда дела клиентов, подолгу разбирался с ними, оставаясь там глубоко за полночь. Большой массивный стол из темного лакированного дерева стоял у окна, и еще у отца было шикарное кожаное кресло с высокой спинкой и полированными подлокотниками. Я не раз видела его сидящим в этом кресле с чашкой кофе, и в такие минуты он напоминал мне героя какого-то старого, стильного кино.
Я вошла в его кабинет и первым делом взглянула на кресло. Отец сидел в нем, развернувшись ко мне спиной, и смотрел в окно. Одна рука свесилась с подлокотника, вторая была закинула за голову.
– Привет. Как ты? – спросила я, переступая порог. – Прости, что ехала долго, там такой ливень. Почему ты не лег, если чувствуешь себя плохо?
Я поглядела в маленькое настенное зеркало, поправила волосы, снова посмотрела на кресло и потеряла дар речи.
В нем сидел не отец. Теперь оно было развернуто, и я увидела того, кого меньше всего ожидала увидеть. Ледяная дрожь пробежала по коже, будто я стояла голой под зимним дождем. Все тело одеревенело.
Андрей медленно поднялся на ноги, положив ладони на стол. На нем была черная рубашка, золотые запонки, и тот самый ремень, которым он когда-то выпорол меня до крови.
Я развернулась и кинулась к двери, но голос Андрея остановил меня: он звучал так, словно в его спину был воткнут нож и сейчас он просто умирал от страшной боли.
– Мелисса, ради всего святого. Поговори со мной.
Интуиция говорила мне убираться отсюда как можно скорее, а сердце дало слабину. Я остановилась на пороге, вцепившись рукой в край стены.
– Где мой отец? Как это понимать?
– Дмитрий сжалился и решил помочь мне. Я не мог тебя найти. Больше не знал, к кому обратиться. Прости его, он хотел как лучше.
– Что тебе нужно? – спросила я, немного успокоившись. Если Андрей и был зол, то сейчас полностью держал себя в руках.
– Я не знал, где ты. Хотел поговорить, потому что одного твоего исчезновения не достаточно, чтобы поставить точку. Я хочу услышать от тебя, что все кончено. Хочу убедиться, что ты действительно так решила.
– Все кончено, – сказала я. – Если это именно то, что ты хотел услышать, то вот: кончено и точка.
Андрей вышел из-за стола и сделал ко мне шаг. Я вытянула руку, останавливая его. Его присутствие еще куда ни шло, но его близость пугала до чертиков.
– Стой там, где стоишь. Я буду говорить с тобой, только если ты не двинешься с места.
– Так вот как малышка Мелисса выбрасывает людей из своей жизни, – улыбнулся он, впрочем, скорее грустно, чем саркастично. – Я не думал, что ты способна на это.
– А на что ты надеялся?! – воскликнула я, чувствуя, как праведный гнев начинает затапливать меня всю, от пяток до корней волос. – На что?! Что я смогу вечно терпеть твою агрессию, твои насмешки, бесконечные смены настроения?! Ты сделал меня параноиком, Андрей! Ты сделал меня больной!
Он закрыл лицо руками, опять опустился в кресло, и я поняла, что он плачет. Странное и неудобное чувство жалости к нему вдруг шевельнулось внутри. Я видела его всяким – яростным, неадекватным, жестоким, но его слезы всегда впечатляли меня сильнее всего.
– Андрей, послушай, – сказала я. – Ты бы уничтожил меня. Уж не знаю, сознательно или случайно, но если бы я осталась с тобой, то добром бы это не кончилось. Пожалуйста, прими это. Тебе нужно меняться, чтобы суметь построить здоровые отношения. Не работая над собой, ты всегда будешь одинок.
Андрей поднялся, не глядя на меня, вышел из-за стола и стал бродить по кабинету, как запертое в клетке животное.
– Что дает тебе право обвинять во всем только меня, но ни слова не сказать о себе? – спросил он. – Почему моя малышка постоянно носит на голове невидимую корону? Мне бывает сложно контролировать себя, и это всегда выливается в кучу проблем, но ты... Неужели ты правда считаешь себя ангелом, Мелисс? Я не спал трое суток после того, как ты исчезла. Я не мог работать, есть, пить, жить. Я чувствовал ужасную вину, но не мог найти тебя, чтобы извиниться. Все твои вещи все еще были в моем доме, – повсюду! – но ты словно растворилась в воздухе. Твои родители были готовы поговорить со мной в любой момент, но не ты. Они были готовы принять меня, но не ты. Они жалели меня, но не ты. Я понимаю твои чувства, я знаю, что в очередной раз сделал тебе больно, но ты... Даже ни на секунду ты не усомнилась в том, что просто бросить человека в вакуум и исчезнуть – это единственный правильный вариант. А если бы у нас были дети – ты бы поступила с ними так же? Сбежала бы, испугавшись проблем и совсем не желая бороться? А если бы твои родители ошиблись – неужели ты бы и их выкинула из своей жизни? Нет? Что ж, наверно я думал, что мы с тобой близки примерно так же. Что мы – единое целое, и все, что между нами было, ты не сможешь взять и перечеркнуть одним движением пальца.
Андрей остановился посреди кабинета, развел руками и мимо меня пошел к двери. Я отошла в сторону, чтобы пропустить его.
– Пожалуй, это все, что я хотел сказать, Мелисса.
Он распахнул дверь, оглянулся на меня и добавил:
– Не волнуйся, больше ты меня не увидишь. Тебе есть что сказать на прощание?
Мне нечего было сказать. Внутри не было ничего, кроме замешательства и, как ни странно, чувства вины. Почему-то я снова чувствовала вину.
Андрей схватился за ручку двери, опустил голову и с минуту просто неподвижно стоял. Мне показалось, что он снова плачет. Это было невыносимо. Я даже шагнула к нему на нетвердых ногах, чтобы не оставаться на расстоянии, демонстрируя свое презрение.
– Андрей, от расставания мы оба только выиграем. Я не подхожу тебе, а ты – мне. Я устала жить в страхе рядом с тобой. Страх и счастье – это несовместимые вещи.
– Думаешь? – Андрей повернулся ко мне. – Думаешь, они несовместимы?
– Уверена в этом.
– То есть хочешь сказать, что каждый раз, когда я делал что-то неожиданное, спонтанное, безумное, – ты не испытывала ничего, кроме страха?
– Да.
– Лгунья, – прошептал он, вытягивая руку и касаясь моей щеки. – Ты просто не видела свои глаза, когда случались эти самые спонтанности и неожиданности. Твои глаза, Мелисса, – в них были написаны все твои мысли.
Я отступила. Вот оно – чистое зло: слова о том, что он видел в моих глазах. Но ведь мои глаза не могут говорить за меня. Выражение моего лица не может изъясняться. Ничто в моем теле нельзя трактовать как согласие или страсть. Только мой рот, произносящий слова «да» или «нет», – достоверный источник информации.
– Ты видел там только то, что хотел видеть, – ответила я. – Я же не испытывала ничего, кроме страха. Теперь отойди от двери, я ухожу.
Его рука легла на мое запястье. Вторая рука обхватила мою шею. Андрей шагнул ко мне, зарылся лицом в мои волосы и глубоко вдохнул.
– Нет, – шепнул он. – Кроме страха, ты испытывала еще море чувств, которые больше никогда не испытаешь ни с кем другим. А когда поймешь это, то вернешься ко мне.
Я вырвала свое запястье из его пальцев, оттолкнула его и дернула дверь на себя, но Андрей захлопнул ее перед моим носом, навалившись плечом. Волна удушающей паники затопила меня, и я почти успела выкрикнуть «Виолетта!», но Андрей зажал мне рот и оттащил от двери.
– Загляни в саму себя в эту минуту, прямо сейчас, и ты поймешь, что твой страх – это всего лишь ключик к двери, а за дверью – такой кайф, что все наркотики мира просто теряют смысл.
Андрей припер меня лицом к стенке и прижался сзади, навалившись всем телом. Бесцеремонно сунул руку под резинку моих штанов и впился губами в мою шею. Его ладонь так сильно зажала мне рот, что могла бы сломать мне челюсть.
«Виолетта!» – заплакала я, давясь слюной.
– Мелисса, моя Мелисса, – повторял Андрей. – Ты всегда будешь моей, всегда.
Одна его рука продолжала зажимать мне рот, другая рывком стащила с меня джинсы, и в следующую секунду я услышала звон его ремня. Слезы покатились по моему лицу, когда я поняла, что он снова собирается сделать.
Его член уперся в мои ягодицы, и это прикосновение испугало меня сильнее, чем если бы Андрей приставил ко мне лезвие ножа.
Я шире открыла рот под его ладонью, и его пальцы, почувствовав под собой пустоту, тут же залезли мне в рот. И тогда я сжала зубы так сильно, что Андрей содрогнулся всем телом. Он отдернул руку, и мгновения свободы мне хватило, чтобы заорать во всю силу своих легких:
– ВИОЛЕТТА!
Андрей ударил меня по лицу так сильно, что на секунду все помутнело, и я осела на пол. Потом запер дверь на ключ и вернулся ко мне. Перевернул меня на живот и навалился сверху, намотав на одну руку мои волосы, а другой снова зажав мне рот. Мое лицо лежало в луже крови, которая текла из носа. Член Андрей снова уперся в меня, на этот раз в промежность, и я поняла, что больше не хочу жить. Что я просто не смогу после этого жить. Можно будет принять все обезболивающее из пачки за раз, и тогда все станет хорошо.
У мертвых не бывает плохо...
В дверь ударили чьи-то кулаки. Потом, когда она не поддалась, на нее навалилась вся мощь чьего-то тела. А когда и этого оказалось недостаточно, ее начали выбивать с таким грохотом, который, казалось, мог бы разбудить весь район.
Дверь слетела с петель после третьего удара. Виолетта шагнула в проем двери – я не видела ее, потому что мое лицо было прижато к полу, но знала, что это она. Звук, совершенно не похожий на голос человека, слетел с ее губ, и в следующую секунду Андрея на мне уже не было – его тело просто отлетело в сторону и врезалось в шкаф. На пол посыпались папки и пачки документов.
Я приподнялась на локтях и огляделась. Андрей сидел на полу, схватившись за лицо, засыпанный бумагами, кровь хлестала из его носа густыми струями. Виолетта поднял его, схватив за воротник, занесла назад руку и впечатала кулак Андрею в лицо. Потом еще раз и еще. Алые брызги полетели во все стороны. Дерек потерял равновесие и рухнул на пол.
Виолетта подошла ко мне и помогла встать. Ее руки обхватили меня и притянули к груди. Она гладила меня по голове, пока я ревела и цеплялась за ее толстовку так сильно, будто она вот-вот могла исчезнуть.
– Иди в машину, – сказала мне Виолетта, отстраняясь и вглядываясь в мое лицо огромными безумными глазами. – Жди меня там.
Андрей пытался встать на ноги. Виолетта оглянулась на него, сдвинув брови и поигрывая желваками.
– Что ты собираешься делать? – проговорила я, теряя голос.
– Иди, Лисса. Что бы я ни сделала, это все равно будет меньше, чем он заслуживает. Жди меня в машине. Я приду через десять минут. Не возвращайся.
– Мелисса, – прохрипел Андрей. – Малышка... Ты снова все не так поняла!
В ту же секунду крохотная мысль заступиться за него – исчезла. Да на хрен его! Да даже если ты будешь сдыхать у меня на глазах, я пальцем не пошевелю!
Я выпустила из рук толстовку Виолетты, утерла капающую из носа кровь и пошла к выходу. Андрей звал меня, но я даже не оглянулась.
По дороге из дома на парковку я наткнулась на отца, который, по-видимому, сидел все это время в саду, в домике для гостей, и смотрел телек, но грохот слетевшей с петель двери заставил его выйти.
– Мелисса?! – воскликнул он, стряхивая с колен крошки чипсов. – Что произошло? Что за шум? Вы уже поговорили?
Я поглядела на эти крошки, на стакан кока-колы в его руке, и у меня закружилась голова от осознания того, что пока Андрей чуть снова не изнасиловал меня, прямо в моем доме, отец жевал чипсы и пил колу. А после изнасилования он бы открыл еще бутылочку и вместе с Андреем выпил за мое здоровье.
– Ты знал, что он уже однажды сделал со мной, но тем не менее снова устроил мне с ним встречу. Причем обманом, – сказала я отцу, наставив трясущийся палец ему в грудь. – Ты не слышишь, что я говорю тебе, не видишь, не веришь. Мое слово никогда не будет чем-то заслуживающим доверия, так, папа? Тогда послушай меня. Я отказываюсь от права наследования. Мне не нужно ни твое состояние, ни твоя фирма, будь она проклята, можешь подарить ее Андрею. Можешь трахаться с ним сам, если тебе так сильно нужен еще один член в семье, а я не буду даже под дулом пистолета.
– Что ты себе позволяешь, соплячка?! – рявкнул он, но я замахнулась и со всей дури ударила его кулаком в лицо. Злость придала мне столько сил, что у отца откинулась голова и он сел на землю, схватившись за нос.
– Больше никогда не смей звонить мне. Я больше никто тебе. Никто! – И я пошла к машине, пытаясь отдышаться и взять себя в руки.
В машине было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Я включила кондиционер и, глядя в зеркало, вытерла с лица запекшуюся кровь. На моей блузке были сорваны все пуговицы, и было видно выглядывающий лифчик, но я заметила это только сейчас. Внезапно к горлу подкатила сильная тошнота, я открыла дверцу, и меня тут же вырвало на декоративную плитку, которой была выложена площадка на домашней парковке.
Виолетта вернулась через десять минут, как и обещала. Нырнула в салон и прижала меня к себе – так судорожно, будто не верила, что я жива. Костяшки ее пальцев снова были стесаны, повязка на руке, которая была белой, теперь стала грязно-бурой. Ее лицо было непроницаемым, как облачная пелена в дождливый день. Ее рука нашла мою ладонь и сжала – как будто была источником энергии и могла подзарядить меня.
– Он живой? – спросила я таким ровным голосом, будто речь шла не о человеке, а о жуке.
– К сожалению, – ответила Виолетта и завела мотор. – Ты в порядке? Тупой вопрос, знаю, что нет. Но поговори со мной. Говори что-нибудь. Что мне еще сделать для тебя?
– Я в порядке. Ты уже и так сделала много. Просто поехали домой, я больше не хочу видеть это место.
– Кстати, нос у твоего папаши – загляденье. Мы встретились на крыльце, – мрачно улыбнулась Виолетта. – Чьих рук работа? Твоих?
– Угу, – ответила я, глядя в окно.
– Серьезно? Ты врезала отцу?
– Да. И еще отреклась от права наследования. Завтра подготовлю документы и отправлю ему официальное письмо. Это был единственный способ откупиться от всего этого дерьма. Андрей теперь точно оставит меня в покое, потому что у меня не будет ни фирмы, ни состояния. Теперь я буду нищей. И наверно меня должно это парить, но почему-то вообще не парит. Наоборот, с меня как будто сняли петлю, и я наконец могу вдохнуть. Единственное, о чем я жалею: что не сделала этого раньше.
Виолетта только кивала, слушая мой бунтарский монолог. Ничего не сказала. Вырулила с подъездной дорожки за ворота и влилась в трафик.
– Считаешь, что я сглупила? – спросила я.
– Нет. Наоборот. Горжусь тобой. Нужно иметь стальные яйца, чтобы отказаться от больших денег.
– Думаешь?
– Знаю.
– Тоже однажды отказывался от больших денег? – спросила я. Ведь именно это она и имела в виду.
Но Виолетта не ответила, предпочла сменить тему:
– Ты точно цела? Хочешь, я отвезу тебя в больницу? А еще лучше поехать в полицейский участок. Эта тварь заслуживает тюрьмы.
Я помолчала, вглядываясь в темноту города. Снова пошел дождь. Серебряные струи текли по лобовому стеклу.
– Я до сих пор помню несколько дел об изнасилованиях, которые вел отец, – сказала я. – Истории были очень грязные, но всех, кого он защищал, оправдали. У меня нет веры в эту систему, Виолетт. Она не работает, в ней полно лазеек, дыр и серых зон. Если у тебя достаточно денег и связей, то можно отделаться очень легко. У Андрея есть и то, и другое. Поэтому единственное место, где я хочу сейчас оказаться, – это твой дом.