Раскаленные угли памяти залей Любовью
Стая снежных барсов впервые ощутила желание разорвать собрата. СеХун, удерживаемый волками, все еще искал выход из сложившейся ситуации, но...
– Отпустите его, – грозно сказал Намджун волкам.
– Я могу приказать, и тебя в клочья разорвут и мои барсы, и волки. Но я не сделаю этого, пока, – глядя прямо в глаза СеХуна, произнес Намджун. – Я сам должен хоть как-то загладить свою вину перед сыном. Сражайся. Но не надейся, что если я погибну от твоей руки, ты уйдешь живым.
Два барса вцепилась друг в друга. Барсы окружили плотным кольцом поляну. Волки возвращались домой. Они забрали того, за кем пришли, а все остальное их уже не интересовало. Пусть Намджун сам разбирается со всем тем дерьмом, которое наворотил. Больше Тэхена они не отдадут. Тэхен больше не ирбис. Тэхен больше не снежный барс.
Тэхен – сын, которого родила волчица!
Тэхен – муж волка, который любил, заботился и уважал омегу!
Тэхен – папа волка, которого он родил, которым он гордился, которого он любил!
А значит: ТЭХЕН – ВОЛК!
И сейчас, каждый волк готов был загрызть любого, кто осмелиться хоть косой взгляд бросить на омегу.
Тэхен – член стаи волков.
Тэхен – омега волка.
Тэхен – истинный волка.
А волки пару выбирают один раз и на всю жизнь…
Тэхена переносили на специально сделанных носилках. Тэхен был без сознания. Его тело все было покрыто гематомами, но он дышал, и это было уже счастье.
Хосок, который впервые устроил Юнги истерику, и все же добился, что бы его взяли с собой «на войну» (как выразился омега), внимательно осмотрел Тэхена еще в доме СеХуна. На теле омеги было много следов насилия, но кости были целы и хотя бы это уже радовало. Хосок смазывал заживляющими мазями, которые взял с собой, тело Тэхена. Делал компрессы из трав, которые собирал днем, во время движения, а ночами варил в чугунке на костре свое зелье. Прошло уже два дня, волки шли медленно, но Тэхен все еще не приходил в сознание. На третий день они уже были в северной стае. Омегу отнесли в лазарет. Чонгук не отходил от истинного, но не знал чем и как помочь.
– Было бы замечательно, если бы Тэхен обратился. Уже все раны бы зажили. Но, как же это сделать, – сокрушался Хосок. – Боюсь предположить, но мне кажется, Тэхен отказался от своего зверя. Оборотни не могут так долго быть без сознания. Это свойственно только людям. А если это так, то мы можем потерять его, – зарыдал в голос Хосок.
Стоявший рядом Юнги, обнял мужа и увел в другую комнату. К ним подошел и Чимин. Все трое присели на лавку, не представляя, что же делать дальше.
Чонгук так же не знал, чем помочь своему истинному. Альфа сидел на краю кровати, осторожно держа ладошку омеги в своей широкой ладони. Он смотрел на этот контраст и недоумевал, как можно принести столько боли ни в чем неповинному омеге. Сколько может выдержать оборотень боли физической, а человек?… Тэхен сейчас человек, а это очень опасно. Ведь если в ближайшее время Тэхен не обратиться, он и вправду может потерять связь со своим зверем. А значит, когда омега придет в себя, он может не выдержать болевой шок.
Чонгук молился всем богам, Матери Луне, Солнцу, он дьяволу готов душу отдать за то, что бы сейчас с Тэхеном было все в порядке. Чонгук чувствовал боль омеги. Но, что хуже всего, Чонгук понимал, что когда Тэхен придет в себя, его еще накроет и боль, которая внутри него, боль, которая не лечится лекарствами, мазями и отварами. Боль, которая заставляет идти по лезвию бритвы, оставляя кровавые следы, не чувствуя физической боли. Боль, которая испепеляет душу дотла. Боль, из-за которой шаг в пропасть – единственное спасение.
Дверь тихонько скрипнула. Вошла бабушка вожака. Старая омега подошла к Тэхену, тихонько взяла вторую руку, прислушалась. Посмотрев на Чонгука, покачала головой.
– Если сегодня не обратиться, завтра ему уже ничего не поможет, – прошептала омега. – Чонгук, попробуй обратиться сам, приляг возле него. Попробуй достучаться до зверя Тэхена. Говори с ним, не знаю что, о чем, но постарайся, что бы он тебя услышал. Если не сможешь ты – не сможет никто. – Тихие слезы покатились по морщинистому лицу омеги.
Чонгук остался наедине с любимым. Он смотрел на омегу и даже не представлял с чего начинать разговор. Чонгуку 17. Совсем еще мальчишка. Своенравный и строптивый, привыкший все вопросы решать резко, быстро и без разговоров. Сейчас, глядя на истинного, понимал – завтра наступит или для них двоих, или ни для кого из них. Жизни после смерти не бывает. А значит…
…А значит – он камни зубами будет крошить, раскаленное железо пропускать сквозь себя, но Тэхена вытащит. И подарит ему самую счастливую жизнь, самую нежную заботу, самую красивую любовь. Не позволит шагу ступить – на руках носить будет, весь пол мягкими шкурами устелет, что бы ножку крошечную не зашиб. Не позволит в воду холодную ручку опустить – в своих ладонях согреет, дыханием своим. Не позволит коснуться огню, жару солнца, холоду дождя ни кусочка белоснежной кожи любимого. Оденет в самые роскошные одежды и усадит в самое мягкое кресло, и сядет напротив и любоваться будет. И касаться запретит себе без разрешения. Чай с земляникой заварит и с вареньем черничным подаст. И снова смотреть будет, любоваться. Дом срубит. Сам. Один. Лишь для любимого. Красивый дом, просторный, с окнами светлыми. Печь сложит, что бы тепло было, что бы котенок его маленький зимой без шубки ходить по дому мог, сапожки ему красивые сошьет. Чонгук умеет, его бабушка учила. А если не получиться чего, так он научится. Сам все сделает, только бы его котеночку любимому хорошо было. Только бы хоть иногда слышать мурчание барсика. Как же хочется хоть один раз коснуться ушек мягоньких, носика бархатного розового, погладить хвостик пушистенький. И смотреть, смотреть и не насмотреться в глаза изумрудные, теплые, любимые и видеть в них любовь бесконечную…
…Ночью в стае мало кто спал, разве что щенки и подростки. Альфы и омеги тихо переговаривались, не веря, что еще в некоторых стаях может быть такая жестокость. Кто-то молился, глядя на Луну, прося о защите стаи и каждого оборотня в отдельности. Вожак все еще корил себя, что позволил обмануть себя вожаку ирбисов и так легко отпустить Тэхена.
– Почему я с ним никого не отправил, ведь не чужой же Тэхен нам. 12 лет прожили. Всегда его охота нас кормила… А я вот так вот с ним поступил, – со злостью на себя, Намджуна и на всю ситуацию в целом, говорил альфа.
– Ну и что бы ты сделал? Это решение Тэхена было. Он взрослый, самостоятельный. Винить себя сейчас уж точно нет смысла. Разве что просить мать Луну пожалеть омегу и дать ему второй шанс на счастье с Чонгуком, – тихонько проговорила бабушка.
В лазарете так же не спали Хосок, Юнги и Чимин. Чимин хоть и был подростком, но Тэхен был и для него родным. Омеги плакали. Юнги, молча, обнимал своих любимых и готов был расплакаться сам.
Луна слушала мольбу и прошения каждого члена стаи, которые были обращены к ней. И пусть сейчас в кромешной тьме боли хрупкий на вид, но сильный внутри омега боролся со смертью, Луна знала, что ее свет выведет омегу из лап темноты и мрака с первым лучом Солнца…
Наступило утро. Члены стаи потихоньку начали выходить на улицу. Чимин уснул практически под утро. Хосок и Юнги, смотрели друг на друга со страхом, зная, что нужно зайти в комнату Тэхена и Чонгука.
– Я схожу, посмотрю, – сказал Юнги.
– Нет, Юни, я сам. Я сам должен. Просто будь рядом, – с горечью сказал Хосок.
Хо на цыпочках подошел к двери. Остановился. Его рука коснулась ручки двери и застыла. Страх, увидеть необратимое, сковал омегу. Юнги положил свою руку на руку омеги и они вместе тихо отворили дверь…
…На широкой кровати спали двое…
…Волк и…
…Ирбис.
Ноги Хо подкосились и, если бы не стоящий сзади Юнги, омега грохнулся бы на пол. Юнги подхватил мужа на руки и посадил возле стола. В это время проснулся Чимин и тоже заглянул в комнату. Тихий писк омежки заставил вздрогнуть Чонгука. Открыв глаза, Чонгук готов был сам закричать от радости. Перед ним лежал белоснежный барс. Его грудь тихо и мирно вздымалась и опускалась. Тэхен спал. А значит все те мысли-обещания, которые произносил Чонгук, что бы разбудить зверя омеги – дошли до сознания его истинного и его зверя. (Ну, что ж, Чонгук, думай, как будешь исполнять все, что наобещал)))
Чонгук справился: зверь Тэхена вернулся и поможет омеге выздороветь. И пусть восстановление физическое пройдет намного быстрее, но Чонгук не позволит омеге закрыться в себе. Больше Чонгук не отпустит и на миллиметр омегу от себя. Знаем – проходили. Пусть говорит омега все, что душеньке его угодно: и что не пара, и что разница в возрасте, и звери у них не одинаковы…Чонгук – справиться, Чонгук – выдержит…
– Я пить хочу и в туалет, – прервал поток мыслей Чонгука, Тэхен...
...Ну, что ж, Чонгук, обещал же!, бери на руки и неси. Только держи крепко, но нежно, неси аккуратно, не зашиби, не споткнись. Теперь эта ноша – твоя. Самая ценная, самая дорогая. Дороже ее, Чонгук, у тебя сейчас нет. Ты много чего обещал этой ночью, альфа, не забери свои слова обратно. Счастье истинных – одно на двоих. Любовь – одна на двоих. Жизнь – одна на двоих. Ты понял это давно, сейчас пора воплощать это в жизнь. В твою жизнь, в жизнь Тэхена, в жизнь ваших щенят…ну или котят…