IV День X - 4
Мужчина без женщины дичает: несколько дней одиночества - и он перестает бриться, мыться, урчит по-звериному. Человеку понадобилось несколько миллионов лет, чтобы прийти к цивилизации, а вернуться в неандертальское состояние можно дней за шесть. Я все больше похожу на обезьяну. Чешу между ног, ковыряю в носу и ем козявки, хожу раскорякой. За столом набрасываюсь на жратву, ем руками, закидываю в себя, как в помойку, все подряд: колбасу со жвачкой, сырные чипсы с молочным шоколадом, кока-колу с вином. После еды рыгаю, пукаю и харкаю. Вот вам портрет молодого французского писателя-авангардиста.
Алиса явилась сюрпризом. Она закрыла мне руками глаза на рынке в Моле, хотя я ждал ее приезда только через три дня.
- Угадай, кто это?
- No se[31]. Матильда?
- Мерзавец!
- Алиса!
Мы упали друг другу в объятия.
- Ну ты даешь, вот это сюрприз так сюрприз!
Черт, кто меня тянул за язык?
- Признайся, ты ведь не ждал меня, а? Кстати, кто такая Матильда?
- Да так... Жан-Жорж вчера подцепил аборигенку.
Если это и не называется счастьем, то, во всяком случае, очень на него смахивает: мы лакомимся местной ветчиной на пляже, вода теплая, Алиса загорела, и глаза у нее стали совсем зелеными. После обеда мы ложимся вздремнуть. Я слизываю морскую соль с ее спины. Сна у нас ни в одном глазу. Пока мы занимаемся любовью, Алиса мне перечисляет, сколько парней в Париже умоляли ее бросить меня. А я подробно рассказываю вчерашний эротический сон. Почему у всех женщин, которых я люблю, такие холодные ноги?
Жан-Жорж с Матильдой присоединяются к нам перед ужином. Вид у них очень влюбленный. Они успели выяснить, что оба потеряли в этом году отцов.
- Но для меня это тяжелее, потому что я женщина, - вздыхает Матильда.
- Терпеть не могу женщин, влюбленных в своих отцов, особенно в покойных, - говорит Жан-Жорж.
- Не влюблены в своих отцов только фригидные женщины и лесбиянки, - уточняю я.
Алиса и Матильда танцуют вдвоем - ни дать ни взять, две сестрички-кровосмесительницы. Хорошо, мы не успели ничего испортить, расстаемся с сожалением и отыгрываемся каждый у себя в комнате.
Перед тем, как уснуть, я совершаю наконец революционный поступок - снимаю часы. Чтобы любовь жила вечно, достаточно забыть о времени. Это современный мир убивает любовь. Может, тут нам и поселиться? Здесь все недорого. Я буду посылать статьи в Париж по факсу, возьму аванс в нескольких издательствах, время от времени можно проворачивать рекламную кампанию через Интернет...
И будем мы подыхать со скуки.
Черт, опять эта тревога. Я чую близкую опасность. Я сам себе осточертел. Вот бы кто-нибудь сказал мне, чего я хочу. Никуда не денешься, временами наша страсть становится нежностью. Неужели механизм опять запущен? Надо восполнять эндорфины. Я люблю ее - и все-таки боюсь, как бы мы не заскучали. Иногда мы нарочно играем в зануд. Она говорит мне:
- Ладно, схожу-ка я в магазин... Скоро вернусь...
Я отвечаю:
- А потом пойдем гулять...
- Собирать розмарин...
- Обедать на пляже...
- Покупать газеты...
- Ничего не делать...
- Или покончим с собой...
- На Форментере - умереть красиво можно только одним-единственным способом - упасть с велосипеда, как певица Нико[32].
Если мы шутим на эту тему, говорю я себе, значит, все еще не так страшно.
Напряжение возрастает. Через четыре дня будет ровно три года, как я живу с Алисой.