Время не стирает

Прошло два года.
Живём. Работаем. Иногда спорим из-за пустяков. Иногда смеёмся до слёз. В общем — обычная, человеческая жизнь, в которой всё по-настоящему.

Я теперь работаю с Никитой — официально его ассистентка.
Звучит скучно, но на деле это значит, что я знаю, когда он перегружен, когда ему нужно просто тишины на 10 минут, а когда — кофе с двумя ложками сахара, потому что он забудет поесть до вечера.
Мы вместе и на сцене, и за кулисами. Я знаю его темп, он знает мои паузы. Иногда мы устаём друг от друга — и это нормально. Мы просто научились не бояться говорить об этом.

С родителями — стало легче. Не идеально, но глубже.
Мама больше не контролирует. Она просто рядом. Иногда пишет: «Смотрела ваше интервью. Горжусь». И это — уже многое.
Папа шлёт плейлисты с «настоящей музыкой» — в его понимании это рок из 80-х. Мы с Никитой включаем, подпеваем, ржём. На концертах он в первых рядах, снимает нас на старый фотоаппарат, который считает «душевным».

Мы с Никитой поженились тихо. Без толпы. Без скандальных платьев. Только мы, самые близкие и пара фраз, которые никому не нужно было разучивать. Мы просто знали.
Сара, конечно, всё равно плакала. Егор сказал: «Ну, наконец-то», и сфоткал на полароид. Артём подарил книгу с вырезанным сердцем внутри (буквально — вырезал страницы, я до сих пор смеюсь).

Сегодня... сегодня обычный день. Мы немного поспорили, кто забыл заказать еду в гримёрку. Смеялись потом в машине.

Никита меня пригласил в ресторан, просто так, мы часто ходим куда-то вдвоем, без повода.

Ресторан "Ла Сфера" был почти пуст — мягкий свет, столики у окон и приглушённая музыка, которую мы всегда угадывали по первым трём аккордам. Мы заняли свой обычный угол, и я сразу почувствовала, как его взгляд на мне.

— Ты сегодня какая-то... тихая, — заметил он, улыбаясь устало, но тепло. Его пальцы, чуть натруженные после долгих записей, перебирали салфетку, как струны. — Что-то случилось?

— Нет, всё нормально, — ответила я.

Почти. В сумке, аккуратно в боковом кармане, лежал тест — две полоски и мой комок в горле.

Я знала об этом уже две недели. И всё это время — молчала. Не потому что стеснялась. Просто не могла выбрать момент, который бы показался правильным. А потом решила, что, наверное, таких моментов не бывает.

Официант принёс пасту и горячие закуски. Аромат морепродуктов ударил в нос, и меня резко повело.

— Извини, — пробормотала я и встала. — Сейчас вернусь.

В уборной

Холодная вода, белая керамика, собственное отражение, которое я почти не узнала. Глаза блестели не от волнения — от давления. Я медленно выдохнула, прислонилась к стене.

Через минуту — лёгкий стук.

— Эбс? Всё хорошо? Мне зайти?

— Заходи, — тихо сказала я, не открывая глаз.

Он зашёл осторожно, сразу подошёл ближе, погладил по плечам.

— Ты меня пугаешь, — прошептал он, вглядываясь в моё лицо. — Ты бледная. Ты...

Я взяла его за руку, положила на свой живот. Он не сразу понял. Только спустя пару секунд замер.

— Ты серьёзно?

Я кивнула.

Он сел на край раковины, уткнулся лбом мне в живот. А потом просто обнял. Без слов. Долго.

— Прости, что не говорила раньше, — шепнула я ему в волосы. — Я просто хотела, чтобы это был правильный момент...

— Эби, — он отстранился, посмотрел мне в глаза. — С тобой — любой момент правильный. Ты слышишь? Любой.

Я всхлипнула, а он вытер пальцем уголки глаз. Потом засмеялся — по-настоящему, звонко.

— Мы ждём ребёнка? Мы. Серьёзно?..

Я не успела ответить — он поцеловал меня. Сначала легко, осторожно. Потом — как будто весь этот вечер, вся моя тревога, его усталость, эта ночь — растворились, и остались только мы.

На выходе

Он держал меня за талию, не отпуская, ни на секунду. Целовал висок, щёку, руку — с каждым касанием будто убеждаясь, что я здесь, с ним, что всё это — правда.

— Я люблю тебя, — сказал он, когда мы вышли в прохладный вечер.

— Даже не так. Я — живу тобой. И теперь, выходит, вами.

— Я тоже тебя люблю. Сильно. Не переставая.

— Знаешь, — он прижал меня к себе, — мне кажется, наше самое красивое шоу ещё впереди.

Я крепче обняла его, уткнулась носом в ворот рубашки, которая чуть пахла студией, кофе и его кожаным рюкзаком — тем самым, с потертостями. И подумала: да, впереди — что-то совсем другое. Не тур. Не релиз. А целая жизнь.

Мы ехали домой молча, но это было то молчание, в котором слова лишние. Он держал меня за руку, а пальцами иногда тихо постукивал ритм — может, уже представлял ту самую «Колыбельную для троих».

На следующее утро он не пошёл в студию. Остался рядом. Сделал завтрак, заварил мяту, поцеловал в плечо и сказал:
— Сегодня твой день. Мы просто будем жить. Вместе.

Девять месяцев спустя.

Она родилась ранним утром. Мир за окном был серым и тихим, как перед выходом на сцену, когда зрители ещё не аплодируют, а ты уже чувствуешь: сейчас начнётся что-то важное.
Никита держал меня за руку всё это время. Не говорил лишнего. Только смотрел.

Когда впервые мы её увидели, я даже не заплакала. Просто замерла. Внутри всё растаяло. Как будто все страхи, сомнения, напряжения — вытекли в одно тёплое слово:

София.

И вот она — у меня на груди. Теплая, тёмноволосая, с удивлённо нахмуренным лбом. Удивительно похожа на него.

— Привет, — сказал Никита, касаясь её крошечного плеча. — Это мы. Мы тебя ждали.

Он заплакал первым. Сел рядом, положил голову мне на плечо, и я чувствовала, как его плечи дрожат. Я не пыталась его останавливать. Мне это казалось правильным — что он может. Здесь. Со мной. С ней.

Мы лежали все трое в комнате, которая пахла стерильно и спокойно. И впервые за долгое время у меня не было ни капли спешки.

Потом были дни. Размытые, недосыпанные, чудные. Он учился пеленать, забыл как зовут медсестру.

Мы вернулись домой под вечер. Софийка спала в переноске, а мы ехали молча. Он держал меня за руку, как в тот первый вечер, когда узнал.

На кухне стояла ваза с цветами от мамы. Папа прислал аудио:
— Ну, вы теперь не просто артисты. Вы теперь — настоящая группа из трёх человек. Главный вокал у Софии, понятно.

Сара первым делом прислала подарочный сертификат на услуги няни и приписку: «Вам всё ещё нужно быть людьми, а не только родителями. Люблю».

Артем и Егор прислали две коробки, обмотанные малярным скотчем. Внутри были разные вещички для нашей девочки.

А Никита... он теперь каждое утро варит мне кофе — одной рукой. Второй держит её. Иногда они оба дремлют на диване: он — полусидя, она — у него на груди. И в эти моменты мне кажется, что жизнь и правда удалась.

Иногда он смотрит на меня и шепчет:
— Спасибо, что выбрала меня. Что доверила. Что мы теперь — трое.

И каждый раз я отвечаю одно и то же:
— Я тебя всё ещё выбираю. Каждый день. Теперь — и для неё тоже.

Вот и всё. Нет громкого финала.

Просто дом. Просто мы.

Просто любовь, которая стала больше.