Лунная пыль || Lunar dust

1

Ресторан «Estiatorio Milos Hudson Yards» располагался в недавно построенном высотном районе – Хадсон Ярдс. Двухуровневое пространство с открытой кухней и панорамным остеклением предоставляют шикарный вид на реку Гудзон и знаменитую конструкцию Vessel.

Рене не счёл себя обязанным одеваться приличнее, чем обычно. Мятая длинная рубашка и чёрные брюки были в гардеробе для любых важных выходов. Зала коснулись ранние утренние лучи, и поправив кожаные перчатки, Рене решительно пересёк порог. Администратор проводил его к одному из дальних столиков, самому уединённому, и, спросив, не желают ли люди чего ещё, скрылся из виду.

В ресторане всегда было много людей. Благодаря новой достопримечательности за окном, все хотели насладиться едой в приятной обстановке, смотря на уникальную конструкцию, напоминающую пчелиные соты. Рене не был из тех, кто крутился в роскоши. Дорогие места порядком выбивали его из колеи. Он сел на стул и застыл взглядом на девушке напротив. Она словно совсем не заметила его, фиалковые глаза провожали растворяющиеся лучи солнца, разрезающие облака и просачивающиеся сквозь вычищенное до блеска стекло.

– Зачем ты позвал меня? – она вдруг очнулась от сна, но всё же не поворачивала головы, продолжая смотреть на восходящее солнце. – Я просила этого не делать.

Её огненно-красные локоны упали с плеча на приоткрытую грудь, когда она, наконец, повернулась. Шикарное шифоновое тёмно-синее платье красиво повторяло изгибы тела, лёгкие ленты элегантно сходились на спине, частично открытой. Оливия сидела почти неподвижно, словно не дышала, только покачивала острым носом туфли. Перед ней на столе расположилась только чашка клубничного фраппе. Рене едва ли ощутил аромат ягодного крема для тела за ярким запахом кофе.

– Знаю, ты не влезаешь в наши дела, но сейчас точно не обойтись без твоей помощи.

Рене кивнул подошедшему официанту, принёсшему бокал сухого белого вина. Он отпил и краем глаза посмотрел на напиток Лив. Зачем она его заказала? Какой смысл?

– Мне безразлично, – ответила она кратко, не обременяя себя объяснениями, но Рене они были не нужны, тут всё понятно.

Оливия принялась отрешённо помешивать сливки в чашке ложкой, смотря куда-то сквозь стол. Словно она видела, что творилось под ногами.

– Ты мне должна, не забывай. Я лишь хочу получить ответную помощь, которую когда-то дал. Ты могла умереть, и хотя бы сейчас стоило оказать мне услугу.

Сонат отставил бокал, потеряв интерес к спиртному. Он подметил, что выражение её лица совсем не изменилось.

– Это было слишком давно, чтобы я ещё была за это благодарна.

Рене откинулся на спинку стула. Он ожидал подобного ответа. Оливия была не из тех, кто помнил хорошие поступки других, и тем более не из тех, кто мог бы рискнуть жизнью, возвращая старый должок.

Но Рене не был бы самим собой, если бы не продумал план Б. Только он знал, где на неё можно было надавить.

– Грант тоже с нами.

Оливия немедленно подняла на него глаза. Густые чёрные ресницы дрогнули, и взгляд вдруг превратился в хищный. Она отпустила ложку, оставив её тонуть в пышном креме.

Лив уже не надеялась услышать его имя. Грант решил прекратить их игру в красивую пару. Она знала, что когда-нибудь это случится, но теперь существование определённо потеряло смысл, оставив только сонатское желание снова стать человеком. Она хотела бы этого ради Гранта. Может, она испытала бы настоящую любовь к нему вместо того, чтобы притворяться? Поэтому она хотела стать человеком – узнать это.

Но теперь и делать это ради него не имеет смысла. Он решился отпустить их отношения, ведь сколько можно было продолжать это? Продолжать отношения, где она пытается почувствовать, а он – скрыть чувства к другой.

И всё же... Оливия ощущала привязанность. И она не могла отпустить его, не могла перестать думать о нём, хоть это и были обычные размышления о том, что могло бы быть, будь она человеком.

– Что от меня требуется? – вновь серо отозвалась она. Сколько бы не пыталась делать всё как человек, бесчувственность соната просачивалась сильнее.

– Ты наверняка знаешь, что происходит, – двусмысленно сказал Рене. Он знал, что Оливия всегда в курсе всех событий, хотя и является одиночкой. Не знал он лишь то, каким образом она всё выведывает. За это её и прозвали лисицей.

Хотя когда-то была настоящей вольной птицей.

2

Это случилось год назад. Она уже стала всемирно популярной моделью, вся её жизнь состояла из разъездов, съёмок и денег. Она думала, что это поможет ей что-то почувствовать... С тех самых пор, когда она очнулась в окровавленной ванне дешёвой гостиницы. Она хотела почувствовать... Хоть что-то.

Разбить барьер проклятия так и не вышло. Видимо, это просто невозможно. Но Лив не перестала пытаться. Да, она искала, кому можно было передать проклятие, но это растянулось на долгих четыре года. И тогда она решила поступить не по-человечески – довести кого-нибудь до точки невозврата и использовать его.

Это было взмахом крыльев. Эта идея была глотком воздуха. Была...

Верхний Ист-Сайд. Бар «Bomelman's Bar at the Carlyle». Холодное утро декабря поражало поразительной для Нью-Йорка тишиной, только где-то вдалеке слышался вой полицейских сирен. Оливия стояла за барной стойкой, попивая шипучий коктейль, и слушала болтовню своего менеджера. Он говорил что-то о репутации, пиаре, но ей это было мало интересно, и, говоря правдиво, голос Кристиана с каждой минутой напоминал ей треклятого дятла Вуди. Осушив бокал и ощутив на языке пляшущие остатки спиртного, она повернулась и взглядом остановилась на лице Криса. В глазах блеснул голубой огонёк. И парень неожиданно замолчал, словно набрал в рот воды.

В баре было приятно и пусто. Хотя она любила заведения поэлегантнее, это недавно стало исключением. В этих кругах её мало кто знал, а кто узнавал – тут же забывал о том, что видел, и уходил.

Оливия что-то хотела спросить у Кристиана, но, увидев его затуманенный фиолетовой дымкой взгляд, тут же отвернулась. Ей никогда не нравилось использовать гипноз, к нему она прибегала в крайнем случае, а когда срывалась просто так, то всегда корила себя. Почему-то она думала, что, если не пользоваться даром, проклятие исчезнет само собой, или хотя бы ей удастся не помнить о том, что она проклята.

Кинув короткую фразу менеджеру, зависшему в телефоне, она направилась к служебной двери. Нужен был воздух.

Верхний Ист-Сайд считается самым дорогим и престижным районом Нью-Йорка, поэтому здесь даже переулки и закуточки выглядят подобающе. Выйдя на улицу, Спенсер вдохнула приятный зимний воздух, щекочущий нос, и отметила резко пробудившийся город. Вместе с ним ожил и сам Манхэттен.

–... мы ведь договаривались о другой цене, – раздался рядом незнакомый мужской голос, приятный и тёплый. Оливия повела ухом и обернулась.

Тогда она увидела его. Он стоял, напряженно сложив руки, и мерял взглядом Дина Хикса – PR-менеджера «Bomelman's», по совместительству хозяина этого же бара. Оливия знала Хикса и не видела ничего удивительного в том, что он с кем-то спорил. А вот второго парня она не знала. Его слаженные мягкие черты привлекли внимание, а повадки напомнили поведение благородного оленя.

Поправив короткое чёрное платье, не соответствующее погоде, она двинулась к компании, отчеканивая каблуками своё присутствие. Хикс дёрнулся, узнав ровный стук шагов, словно кто-то привёл в действие надоедливый метроном. Дин недолюбливал Оливию, а она не считала нужным на это реагировать. Впрочем, именно за это он её и не любил.

– Дин, – приветственно улыбнулась, натянуто, но всё же правдоподобно, – не познакомишь нас?

Оливия ещё раз прошлась взглядом по парню. Он был одет в длинную синюю куртку, белый свитер и торчащую из него бордовую рубашку. Его лица коснулась широкая улыбка.

Дин недовольно вздёрнул густой чёрной бровью. У него было красивое квадратное лицо и лёгкая щетина, покрывавшая острую челюсть. Ему, насколько помнила Лив, было около двадцати шести, и гордая фамилия Хиксов досталась ему от влиятельной семьи бизнесменов. По наследству же перешёл и дорогущий бар, который, стоило признать, он профессионально держал. Но милая мордашка не спасала от всеобщей неприязни, характер отнюдь не сладкий мёд. Вперившись в девушку карими блестящими глазами, Дин скрипнул зубами, но устраивать сцен не стал, и миролюбиво проговорил:

– Оливия, это Грант Гастингс, – он резко махнул рукой в сторону Гранта, – Грант, это Оливия Гэйл Колон.

Оливия слегка дёрнула уголком губ. Представляя её, он использовал и второе имя. Очень невежливо. Особенно перед другим человеком.

– Очень приятно, – Грант вытянул руку в приветливом жесте, и Оливия с удовольствием приняла его.

Дин не без нетерпения смотрел на них. Он очень сильно хотел спровадить Лив, но не мог в присутствии клиента. Да и стоит ли тратить силы? Она всё равно не уйдёт.

– Если Оливия не против, мы продолжим.

Но она была против. По крайней мере, пока не знает о чём речь. Дин не сказал бы, поэтому пришлось использовать гипноз. Пришлось...

– А о чём речь? – в глазах блеснул еле заметный огонёк.

– Мы пытаемся договориться о рекламе, но я нарочно поднял цену сейчас, чтобы ему не захотелось уходить с пустыми руками, и он заплатил, – протараторил Дин и замолчал. Секундой погодя он понял, что сказал, и недовольно зашипел, ругая самого себя. Зачем он только это сказал? Сам не понимал.

Грант в удивлении поднял брови, поражаясь его честности. Нет, он, конечно, знал, почему Дин решил изменить цену именно сейчас, но кто ожидал, что пройдоха признается?

Девушка же ничуть не удивилась. О жадности Хиксов слагали песни и легенды, удивительно, что Грант обратился именно к нему. На Манхеттене было множество других отличных заведений. И подешевле. А смотря на полосатую шапку Гранта, из которой выбиваются слегка закрученные пряди, не скажешь, что у него столько есть.

– Что ж, – Грант качнул плечами и развёл руки, поджав губы, но не в обиде или отчаянии, а как-то неожиданно весело для того, кого только что кинули, – сделка не состоялась.

Дин цыкнул.

– Погоди, – она улыбнулась, а затем снова повернулась к менеджеру. – Дин, я знаю тебя, ты хороший человек и можешь сделать парню рекламу бесплатно. Ради меня. Сделай.

В этот же день бар «Bomelman's Bar at the Carlyle» расхвалил кафе «Chrysalis» во всех своих социальных сетях. В тот же день, а это был холодный зимний четверг, Оливия и Грант познакомились. А через несколько дней началась их большая-маленькая ложь.

3

– Эй, ты меня слышишь?

Рене помахал перед Оливией обнажённой рукой, что оторвало её от воспоминаний. Насколько она помнила, он не снимал перчаток потому, что развив дар невероятно сильно, он не мог контролировать кому стирать память, а кому нет, так что случайное неосознанное прикосновение могло стереть хоть целую жизнь. Оливия невольно отшатнулась. Ей достаточно одной забытой.

– Да.

– Тебе понятен мой план?

– Да.

– И не забудь, что никто, кроме нас с тобой, не должен этого знать.

Лив согласно кивнула и опустила голову, вспомнив о чашке фраппе. Пить кофе для соната то же, что пить воду, – абсолютно бессмысленное занятие, не приносящее вкусового удовлетворения. Это было для неё скорее привычкой, чем желанием. Грант постоянно угощал её, когда она заходила к нему в «Хризалиду».

Рене надел перчатки обратно и, напомнив Оливии адрес, вышел из ресторана.

Затея с «Каплей» ей совсем не нравилась, особенно то, что Грант оказался втянут в сонатские разборки, особенно то, что ей придется перед ним раскрыться. Забавно, ведь увидев его в первый раз, она точно решила, что он будет именно тем, кому она разобьет сердце и воспользуется этим, чтобы передать проклятие. А оказалось, что его сердце и без неё было разбито. И тогда план изменился. Они начали имитировать отношения, хотя оба хотели совсем не этого. Совсем не друг друга.

Сначала для неё всё было расчётом, затем увлечением, позже какой-то ненормальной необходимостью стать кому-то нужной. Она пыталась перестать мучать и себя, и его, пыталась быть с другими, но непонятным образом её тянуло к нему, обратно.

Одну подобную «попытку» совсем недавно застукала Спенсер. Вернее, она подумала, что в квартире был Грант и Оливия, а на деле вместо него в постели оказался другой, имя которого она уже и не помнила. У Лив тоже есть ключи от его квартиры. Даёт их кому попало... И вот что получается.

Первое знакомство Оливии и Спенсер состоялось, когда она пришла за Грантом в «Хризалиду». Грант с самого начала «отношений» рассказал об их с Хаст истории, о «невзаимной» любви. А ведь со стороны всегда было виднее. Ничего не подозревали только они оба, а окружающие молчали, молчала и Оливия. Если бы она ему рассказала, то всё закончилось бы раньше, а он ей был нужен. Впрочем, как и сейчас.

Тяжело вздохнув, она допила свой фраппе и ушла. На улице её ждал личный водитель. Сначала нужно было добраться до дома, переодеться. Это платье совсем не подходит для боя.

Можно было всё сделать проще – зайти в женский туалет и переместиться, но... Перемещаясь обычным путём, она больше чувствует себя человеком.

Дуплекс в кондоминиуме располагался по адресу 515 Парк Авеню, квартира на 20 и 21 этажах здания. Помимо Лив здесь ещё живёт управляющая, которая занимается контролем персонала и другими частными собственностями. Её зовут Ченг Мейфэн, ей слегка за сорок, у неё чёрные прямые волосы до лопаток и невероятно выразительные скулы. Выглядит она едва ли на двадцать пять. Не знай Оливия о поразительной способности азиатских женщин незаметно скидывать себе десятки лет, то наверняка заподозрила бы её в каком-нибудь колдовстве.

Вид из дуплекса открывается на бульвар с насаждениями бегоний, высотные здания и полностью застеклённую штаб-квартиру «Citygroup».

– Я подготовила для вас холодную ванну, – сообщила Мейфэн и, приняв из рук Оливии чёрное пальто, скрылась в огромной гардеробной.

Холодная ванна с овсяно-ягодным наполнителем всегда помогала ей расслабиться и привести разум в порядок. Стоило обдумать все свои действия перед началом битвы. Лив хмыкнула и полностью опустилась под воду. «Битва» в данном случае звучит очень смешно. Сколько Рене и Иану удастся собрать приспешников против Клинта? Трёх-четырёх максимум. Сонатов даже в таком большом городе как Нью-Йорк от силы двести, и это с учётом всех тех, кто работает на «Каплю». Поэтому все друг друга более или менее знают. А Иана знают уж тем более. Тогда кто станет ему помогать, автоматически причисляясь к врагам для членов клуба?

«Битва» обречена на провал. Если только у Рене нет какого-нибудь экстраординарного плана.

Зная его, он есть. И уже изложен Лив во всех подробностях. А зная Клинта, у «Капли» припрятан какой-нибудь сюрприз против всех экстраординарных планов. Он есть. И не один.

4

Марции было чуть больше двадцати на вид. Длинные смоляные волосы, карие глаза с эффектом тапетума луцидума, по крайней мере, её глаза точно слегка светятся по какой-то причине, и белая как снег кожа.

В клубе её боялись несмотря на то, что существует в плане соната она всего-то семь месяцев. Дар остановки времени по меркам сонатов был невероятно сильным даже без какой-либо его прокачки. Это делало Марцию сильнее всех, даже Клинта, способного воздействовать одновременно на всех в радиусе двух кварталов.

Вообще, в мире сонатов существует негласная система делений даров.

Первая ветка самая слабая – это дары, с помощью которых взаимодействовать можно только с неодушевлёнными предметами, а также дары, воздействие которых идёт только на себя самого. Это амфибицизм, аналитизм, регенерация, техномантия и прочее.

Вторая ветка – дары, с помощью которых можно материализовывать пространство или воздействовать на природные процессы, – аммонализм, электрокинез, пиропсионез и другие.

Третья ветка – дары, распространяющиеся на других существ, помимо обладателя, – гипноз, телепатия, биовампиризм, аутогенизм...

Четвёртая ветка самая высокая – дары, воздействующие на мир и пространство вокруг в целом. Из известных это дар безвременья Марции и поглощение космической энергии некоего Герта из Германии, о котором мало что известно, в том числе не миф ли он.

Но как известно современным сонатам, у четвертой ветки есть свои ограничения. Такие дары отнимают много энергии, потому их либо используют минимальное количество времени, либо потом борются с последствиями.

Марцию называли «дочерью» Клинта, этакой неприкосновенной и властной. Она мало говорила, вряд ли кто-то кроме Клинта вообще слышал её голос, да и видели её не все, и даже не каждый почётный член клуба знал о ней. Бесчувственность сонатов с такими сильными дарами достигала перигея, в некоторых случаях им было плевать даже на себя. Никто не знал, чем они руководствуются, принимая какие-либо решения. Оттого их и боялись – слишком непредсказуемы.

Она прошла босиком по белому ворсистому ковру и, схватив со стола «Кровавую Мэри», прыгнула на обшитое красным бархатом кресло. Устроившись поперёк, положила ноги на мягкий подлокотник и потянула коктейль из трубочки. По телевизору показывали «Молчание ягнят».

Высокая белая дверь открылась, и в комнату вошёл Калеб. Сегодня его волосы были затянуты в тугой короткий хвостик, а неизменная чёрная форма бармена сменилась на винное поло и бежевые джинсы. Марция краем глаза взглянула на него, но фильм показался интереснее.

Калеб и Марция внешне были очень похожи друг на друга: те же волосы, глаза, та же любовь к алкоголю. Впрочем, любовь к алкоголю была у всех сонатов. Это единственная любовь, которую они чувствовали.

Именно из-за их схожести Калеб стал тем сонатом, которому доверили передать девушке часть своего проклятия и дара. Мало кто знал, что именно благодаря Калебу и невероятной комбинации их генов свет узрел сильнейшего соната. Клинт был настолько рад столь успешному стечению обстоятельств, что позволил Калебу придумать девушке новое имя. Калеб раньше никогда не думал о сестрёнке, да и о родственниках вообще, но с тех пор их связывала какая-то незримая связь, схожая с родственной. Такая связывала всех искусственно перевоплощённых с теми, кто их перевоплотил, потому что в обоих течёт один ген.

Марция жила в особняке Клинта за городом. «Папочка» не хотел далеко выпускать такой подарок судьбы из виду, поэтому держал её близко. Интересно, что при деньгах Клинта и его хоромах «Капля» всё ещё выглядела как дешёвый паб. Это для того, чтобы не привлекать к месту много внимания. Калеб никогда не понимал, почему Клинт просто не перенесёт лабораторию куда-нибудь в более подходящее место, а не в сердце одного из самых шумных городов Америки.

Вынув из мини-бара бутылку шотландского «Ходячего Джонни», Калеб устроился рядом на таком же диване, обитым бархатом. Комната Марции была большой и белой, в стиле классицизма, как и весь особняк. Откуда у Клинта столько денег, Калеб и думать не хотел. Главное, что он мог всем этим наслаждаться.

– Ты завтра идёшь на стрелку? – спросил Калеб, совсем не ожидая ответа. Как всегда. Хватало лишь одного взгляда на неё, чтобы самому всё понять. – Я тоже иду. Вообще, меня не звали, но кто откажется вмазать Иану или Рене? Хоть раз. Мне, конечно, плевать, что они сделали Клинту, просто сидеть в клубе восемнадцать лет становится скучно. Пользуюсь любой возможностью поразвлечься. А ты зачем на всё это согласилась? Они бы и без тебя справились.

Марция красноречиво отхлебнула коктейля, чтобы Калеб просто знал о её присутствии.

– Да, тебе, вероятно, тоже скучно. Могу представить, сколько раз ты наразвлекалась со своим даром. Я бы на твоём месте ограбил банк, – рассмеялся сонат и отпил виски прямо из бутылки.

Калеб мельком взглянул на Марцию, оторвавшись от созерцания фильма. В её руке уже был другой коктейль – Джин тоник. Сонат лукаво ухмыльнулся.

Остановила время, чтобы взять другой коктейль, фактически не вставая для него с места? Как пафосно.

– Знаешь, – продолжил Калеб свою тираду, – а ведь ты со своими силами могла бы мир перевернуть. Сидеть на попечении у Клинта, конечно, очень... – он окинул взглядом комнату, обставленную по минимуму, но определённо богато, – очень удобно. Но это... Как бы сказать? Это не соответствует твоему важному статусу. По сравнению с тобой Клинт, уж не сочти за грубость, он всё-таки твой «папочка», мелочь пузатая. Так для чего всё это? – спросил он в воздух, не ожидая ответа.

И какого было его удивление.

– Хочу увидеть близнеца, – сказала Марция, пожёвывая откуда-то взявшуюся красную лакрицу.

Раздались несколько глухих выстрелов, отчего Калеб вздрогнул. Кларисса Старлинг застрелила Буффало Билла.