Глава 17
Доминик
Я жду его в пентхаусе уже не один час. Когда двери лифта распахиваются, я поднимаюсь со стула у кухонной стойки. Он замирает, завидев меня. Под его тесными черными кожаными штанами отчётливо виден стояк. Его челюсти стиснуты, и в целом он выглядит так, будто готов разнести всё вокруг.
И он в этом не одинок.
- Может, блядь, объяснишь, где ты шлялся и почему не отвечал на сообщения?
Он заходит внутрь, тяжелые шаги отдаются гулким эхом, пока он направляется к противоположной от меня стороне стойки.
Нет уж, хрен тебе.
Я перехватываю его у края стойки, хватаю за руку. Ожидаю, что он будет вырываться, может, даже оттолкнет или ударит меня. Но совершенно не ожидаю того, что он развернётся ко мне и уткнётся лицом в мою шею.
Как будто я ему нужен.
Как будто он рад, что я здесь.
А вот ещё больше я не ожидаю того, как быстро угасает мой гнев, когда я обнимаю его в ответ. И того, как… правильно это ощущается.
Мои руки скользят вниз к его пояснице. Я хмурюсь.
- Это ещё что за хрень? — спрашиваю, доставая пистолет из обнаруженной кобуры.
Он продолжает прижиматься ко мне, когда отвечает:
- Пистолет.
- Блядь, да неужели? – кладу его на столешницу. - Ты кого-то убил? Где-то оставил беспорядок?
Он отстраняется, тяжело вздыхает и стягивает с себя кожаную куртку. Кладёт её рядом с пистолетом.
- Рафаэль. Ответь мне.
- Нет, никого не убил. Нет, беспорядка нет.
- Тогда что, черт побери, происходит?
Он идет к кухонному бару, берёт бутылку с одной из подсвеченных полок. Показывает мне этикетку, как бы предлагая.
Я беру два стакана для виски и молча стою рядом, пока он открывает бутылку и наливает нам.
- Я следил за одним типом. Он уже не первый раз появляется в клубе, и был отмечен мной.
- И что это значит?
- Как бы тебе объяснить… Некоторые типы сессий у нас помечаются для мониторинга и контроля — по ключевым словам, действиям или поведению. Иногда просто по человеку, который мне не нравится. Обычно это ничего не значит. Но иногда это сигнал.
- Сигнал о чём?
Он пожимает плечами.
- Что человек опасен. Что с ним нужно разобраться.
Я обдумываю его слова.
- То есть ты используешь секс-клуб, чтобы выслеживать и отлавливать… кого? Хищников?
- Отчасти да.
- Получается, твой клуб – ловушка?
- Да, причем в неё уже не раз кое-кто попадался.
- И ты убиваешь добычу.
Рафаэль поворачивается спиной к стойке и отпивает свой скотч. Он не отвечает, да ему и не нужно. Я видел его в деле, и не раз.
Я спрашиваю:
- А сегодняшний тип – он «ничего» или «сигнал»?
Он скрещивает руки на груди, ставит скотч на локоть.
- Пока не знаю.
- Значит, ты следил за ним?
- Да.
- Три, блядь, часа.
- Видимо, да.
- И за всё это время ты не мог мне ответить?
Серые глаза Рафаэля вспыхивают злостью.
- А ты тоже не ответил мне прошлой ночью.
- Так ты, значит, решил опять изобразить из себя обиженную сучку?
Он проводит ладонями по лицу, и вдруг выглядит таким уставшим, что я думаю: «Нет. Дело не в этом. Тут точно что-то другое».
Я смотрю на его пах и чувствую что-то непривычное. Беспокойство? Тревогу?
- Почему ты такой возбуждённый после слежки?
- Потому что всю ночь у меня в заднице был массажёр простаты.
- Пиздец.
- Мне нужно кончить.
У меня в штанах горячо пульсирует после его слов – я сам начал возбуждаться еще с той минуты, как он вошёл с торчащим через штаны членом. Но он не имеет права игнорировать меня и заставлять ждать, а потом требовать мой член для своей разрядки.
- Тогда сделай это, — говорю я.
Он фыркает.
- Думаешь, я не смогу подрочить перед тобой?
- Я знаю, что сможешь. Потому что я этого требую.
Злость исчезает из его глаз, и вместо неё появляется правда. Он расстроен. Он нуждается во мне. Он хочет, чтобы я взял контроль.
Я забираю у него стакан и ставлю на столешницу. Начинаю расстегивать рубашку, обнажая мускулистую рельефную грудь. Он опускает руки, чтобы я мог вытащить рубашку из-за пояса.
Я обхватываю его за бока, провожу большими пальцами по твёрдым мышцам живота, скольжу вниз к татуировке. Я хочу продолжить. Я хочу касаться его члена и ягодиц, но не буду.
Отступаю назад и беру свой скотч.
- Раздевайся дальше сам, — говорю я, отходя от него.
- Ты собираешься просто смотреть? — спрашивает он, снимая рубашку.
- Ты узнаешь, что я собираюсь делать, когда я начну. А вот ты будешь делать то, что я скажу.
Я почти физически ощущаю, как он постепенно успокаивается. Иногда ему нужна жёсткость, но не сегодня. Сегодня ему нужна только направляющая рука. И меня удивляет тот факт, что меня это устраивает. Я ведь обожаю быть с ним грубым, обожаю, что он может это выдержать — мне нужно, чтобы он мог выдерживать. Но… не всегда.
- Сними ботинки, — приказываю дальше.
Он подчиняется, обувь с глухим стуком падает на пол. Затем снимает с себя носки.
- Штаны, — говорю, когда он заканчивает. - Медленно. И продолжай смотреть на меня.
Он понимает. Расстёгивает пуговицу, медленно тянет вниз молнию.
- Грёбаный ты боже мой, — выдыхаю я, когда через распахнутую ширинку вижу похабные ярко-розовые стринги. Ткань натянута до предела, едва удерживая его стоящий член. Набухшие, тяжелые яйца вываливаются сбоку.
Мой член становится болезненно напряжённым от этой картины. Я делаю хороший глоток жгучего скотча, пытаясь не сорваться и не схватить Рафаэля, не развернуть его лицом вниз и не вонзиться в него прямо сейчас.
Кожаные брюки плотно облегают его бёдра, так что, когда он стягивает их вниз, они как вторая кожа цепляются за его рельефные мышцы. Господи, он же с ума меня сводит.
Когда он полностью освобождается от них, я хрипло приказываю:
- Повернись и наклонись. Я хочу видеть, что у тебя в заднице.
Рафаэль послушно поворачивается и наклоняется, открывая моему взгляду ярко-розовую веревочку стрингов между ягодиц, лежащую поверх черного основания игрушки. Я подхожу, чтобы разглядеть получше. Внешняя часть игрушки прижата к промежности и мягко упирается снизу в мошонку.
Мой член пульсирует от этого зрелища. Я всегда знал, какой Рафаэль красивый. Всегда знал, какой он сексуальный. Но видеть его таким, касаться его вот так?
Потягивая скотч, чтобы сохранить спокойствие и невозмутимость, я тянусь к массажеру свободной рукой и медленно начинаю вытаскивать его наружу.
- Блядь, — выдыхает Рафаэль, цепляясь за край столешницы. Он тяжело дышит, мышцы на спине перекатываются под кожей, украшенной тату. Геометрический узор, переплетенные шипы, розы и черепа, расходится от позвоночника, растекаясь по плечам. Прекрасная работа, настоящее искусство.
Но сейчас всё моё внимание сосредоточено не на рисунке, а на игрушке, медленно показывающейся из его тела. Боже, как ты прекрасен. Я люблю смотреть на тебя. Слова уже готовы сорваться с моего языка, но сегодня он их не услышит. Он попал.
Когда игрушка выскальзывает, его дырка трепещет и импульсивно сжимается. Я уверен, что он чувствует себя опустошенным. И надеюсь, что он чувствует отчаяние от этой пустоты. Ему нужно понять, кто здесь контролирует ситуацию.
Разглядываю причудливую изогнутую форму массажера, кнопку у основания. Я заставляю ждать, пока он не начинает скулить, и лишь тогда заталкиваю игрушку обратно и включаю. Его тело содрогается, лежа на стойке.
- На пол, — приказываю снова. – На четвереньки. Спиной ко мне и трахай свою руку.
Он отходит от стойки и опускается на пол, встаёт на четвереньки. Тянется рукой под себя, сжимает член через стринги. Мое тело вздрагивает от пробежавшей волны возбуждения, когда его рука начинает двигаться.
Я стою у него за спиной, чтобы он не видел меня. Расстегиваю ремень, расстегиваю штаны. Спускаю белье и заправляю его за яйца. И, наконец, начинаю дрочить, чувствуя, как долгожданное облегчение накатывает на меня.
Я смотрю на Рафаэля и не могу перестать думать о том, какой же он красивый. Его идеальное тело излучает сводящую с ума сексуальность. Ярко-розовые лямки стрингов подчёркивают его упругую, чётко очерченную задницу. Игрушка вибрирует внутри - это видно невооружённым глазом. А стоны…Стоны звучат как лучшая в мире музыка.
- О чём ты сейчас думаешь? — спрашиваю я.
- О тебе.
- И я -что?
- Трахаешь меня.
Нет. Так не пойдет. Его разум не имеет права ускользать куда-то в фантазию. Не имеет права представлять то, чего не происходит. Его не было всю ночь. Сейчас он нужен мне здесь, полностью присутствующий, а не блуждающий в своих вымыслах.
Я отставляю стакан и вытаскиваю ремень из своих брюк. Резко щёлкаю им по его заднице. Он вздрагивает и коротко, хрипло вскрикивает от неожиданности и боли. Ярко-красная полоса расцветает на его коже.
Я опускаюсь на одно колено рядом с ним. Накидываю ремень на шею, затягиваю и тяну. Он задыхается, всхлипывает, когда я поднимаю и ставлю его на колени. Его руки инстинктивно хватаются за петлю, пытаясь ослабить удавку.
Ярко-розовая ткань стрингов от движения сбилась в сторону, и его член торчит наружу – каменно-твёрдый, с набухшими венами и тёмной налившейся головкой. Из щели сочится смазка, капает на пол тонкой прозрачной нитью.
Чуть ослабляю ремень, позволяя ему сделать вдох. Я стою сбоку, у его плеча, но всё ещё нахожусь позади него, так что он толком не видит меня.
Наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
- Перестань думать. Всё, что тебе нужно - чувствовать. А теперь заставь себя кончить.
Он снова обхватывает себя рукой и начинает дрочить.
- Быстрее, — приказываю я.
Он подчиняется. Движения руки ускоряются, а я любуюсь его приоткрытыми губами, темными затуманенными глазами, сокращающимися мышцами пресса.
Из члена сочится достаточно предсемени, чтобы облегчить скольжение руки, но со смазкой ему было бы комфортнее, а так наверняка будет больно. Но мне всё равно. Он заслужил. Он должен быть благодарен, что я вообще позволяю ему кончить.
По отчаянным движениям его руки и напряжению всего тела, я понимаю, что он уже на грани – и затягиваю удавку на горле. Он придушенно вскрикивает, и сперма горячей струёй бьет из его члена. Я чуть не кончаю сам, глядя на это.
По его телу проходят судороги, струи выстреливают высоко в воздух и падают на пол. Волны возбуждения накатывают на меня, мне хочется закрыть глаза и отпустить себя, но я запрещаю себе это. Не хочу пропустить ни секунды этого зрелища.
Когда последние капли стекают по его пальцам, я тяну за ремень и опрокидываю Рафаэля навзничь. Он падает на спину, распрямляет ноги и замирает, обмякший, изможденный и подрагивающий от вибраций игрушки внутри. Смотрит, как я поднимаюсь и встаю над ним.
Мне хватает всего нескольких движений. Я смотрю на него – лежащего внизу, с моим ремнем на шее – и кончаю. Спина напрягается, яйца поджимаются, и уже мой член выстреливает струями спермы прямо ему на грудь, живот и пах.
Облегчение приходит быстро – и так же быстро исчезает. Я всё ещё чертовски зол на него. За то, что игнорировал меня. За то, что заставил наказать его. А вместе с ним — и себя. Потому что я не получил то, чего хотел по-настоящему: войти и взять его.
Мне хочется бросить его здесь, на полу. Он уже почти отключился, глаза полуприкрыты, дыхание почти выровнялось.
Ремень, тело, испачканное моей спермой - я вспоминаю наш первый секс в переулке и как я оставил его одного в пентхаусе в ту ночь.
Я почти готов это повторить. Я знаю, что должен это повторить.
Но вместо этого - тянусь ему между ног, выключаю и бережно вынимаю игрушку. Беру кухонное полотенце и привожу его тело в порядок.
И даже вытираю слезу, скатившуюся из уголка его глаза. А потом поднимаю его с пола, укладываю спать и ложусь рядом.