Запретный, сладкий плод

«Теплый плед, кружка сладкого чая и крепкий сон излечат любую болезнь» — так мне когда-то говорила бабушка. И я не могла с ней не согласиться, когда проснулась в своей кровати.

После того, как мы с Андреем покинули стены школы и приехали домой, он тут же без лишних разговоров уложил меня в постель и принес чай, как и советовала Надежда Александровна. Я была несколько смущена и обескуражена такой заботой, но, получив один из строгих взглядов опекуна, подчинилась.

На улице было темно, но я не могла с уверенностью сказать, сколько проспала. По моим ощущениям целую вечность. Вокруг стояла тишина: ни звука телевизора, ни шагов. Неужели уже ночь и он спит? На будильнике, наконец-то попавшем в мое поле зрения, ярко-красным цветом светились цифры: «21:27». Не так уж поздно. А может, ушел куда-нибудь? От воспоминаний о вечерних отлучках опекуна в прошлом неприятно кольнуло внутри. Или… Я поднялась с постели и вышла из комнаты, чтобы проверить одну из версий.

Из под двери кабинета тонкой полоской пробивался луч света. «Он дома», — улыбнулась я, внутри как-то сразу потеплело и стало спокойно. Так, наверное, всегда бывает, когда знаешь, что любимый человек рядом. «Любимый» — я пробовала это слово на вкус, как ребенок конфету. Ощущение было новым, но приятным. Направилась к кабинету, но с каждым шагом чувство эйфории стало сменяться беспокойством. Осознание того, что я действительно призналась Андрею в любви, возвращало к реальности, а вместе с этим возвращался и страх. Вдруг он не оттолкнул меня просто потому, что я упала в обморок? Вдруг он не принял меня всерьез, и сейчас, когда я войду, снисходительно посмотрит и скажет: «Прости, Камилла, но…». Страх наваливался на меня огромной горой, желая раздавить. Вот как можно за одну минуту скатиться от довольного всем миром человека до забитого страхами мышонка? Я умею.

«Нет, хватит! Нужно выяснить все до конца!» — прикрикнула я на себя и повернула ручку двери.

Он сидел за столом, склонившись над какими-то бумагами, но тут же поднял голову на звук открывающейся двери. Я замерла у порога, ожидая его реакции на мое появление.

— Камилла, входи, — приглашающий кивнул.

— Не помешаю? — спросила я, делая первый шаг к нему и закрывая за собой дверь.

— Нет, конечно, — улыбнулся он, и с моей груди будто сняли тонну камней. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — его улыбка подтолкнула меня подойти еще ближе.

Облокотившись на стол руками, я взглянула Андрею прямо в глаза, ожидая увидеть там вину и раскаяние, но там горели озорные огоньки любопытства. Он с интересом наблюдал за моими действиями, словно сегодня видел меня впервые. Мне вдруг захотелось подразнить опекуна. Я еще сильнее наклонилась, почти касаясь его лица. Облизнула ставшие сухими губы и тихо спросила:

— Ты голоден?

Я никогда не соблазняла, да и флиртовала редко, так что совершенно не представляла, как это делается. Вспомнив сцену из какого-то зарубежного фильма, легким движением поправила волосы и повела плечами, улыбнулась, склоняясь к его губам.

Андрей разгадал мой план, и хитрая улыбка заиграла на его лице. За миг до того, как мои губы коснулись бы его, он отстранился, с наигранным хладнокровием откидываясь на спинку кресла. Теперь уже он играл со мной. Наблюдая, насколько далеко я готова зайти в своем соблазнении. Я готова была идти до конца.

Обойдя стол сбоку, я остановилась за его креслом и положила руки мужчине на плечи. Повторяя его утренние движения, стала делать массаж. Он блаженно закрыл глаза и расслабился под моими руками. Ладони перешли ему на грудь, пальцы стали расстёгивать пуговицы. Андрей, почувствовав это, оглянулся на меня, и тут я не стала терять времени, склонилась и поцеловала его. Губы мужчины были теплыми и нежными, через секунду уже он перехватил инициативу, углубив поцелуй.

Меня бросило в жар, по телу пошли мурашки, а пальцы буквально вцепились в ткань рубашки. Андрей взял мои ладони в свои и, повернувшись ко мне на стуле, дернул на себя. Я, почувствовав, как теряю равновесие, даже не успела испугаться, как оказалась на его коленях, полубоком к нему. Поцелуй продолжался, превращаясь из нежного в страстный, жадный, забирающий весь воздух из легких.

Его руки гладили меня по спине и волосам. Я чувствовала, как пульс гулкими ударами сердца бьется в моих висках все быстрее. Пальцы мужчины осторожно проникли под футболку. Там, где они коснулись кожи, зажигался пожар. Из соблазнительницы я превратилась в соблазняемую. От этой мысли тугой узел внизу живота стал еще туже. Губы Андрея выпустили мои из плена и спустились вниз, к шее, прочертив дорожку до груди. Футболка была сброшена. Он чуть отстранился, заглядывая мне в глаза.

— Ты понимаешь, что мы творим? — глухим голосом спросил мужчина.

Я кивнула. Все те разы, что мы были вместе, все происходило как в тумане, слишком резко, не хватало времени подумать. Да мы просто не хотели думать! Сейчас я знала, чего хотела: я хотела его. Не для того чтобы от чего-то убежать или забыть, а потому, что он был просто он. И я его люблю.

— Я хочу тебя, — произнесла я, облизав пересохшие губы и снова целуя его.

Мои пальцы снова находят пуговицы рубашки. Я ерзаю на его коленях, ощущая под собой, как он возбужден, и невольно сглатываю. Страха нет. Волнение и желание тугим комком сплелись внизу живота. Руки мужчины подхватывают меня и устраивают поудобнее, лицом к нему. Он продолжает целовать меня, лаская мою грудь, одна из ладоней спускается ниже, задевая резинку пижамных штанов. Я приподнимаюсь, чтобы помочь избавиться от них совсем. Движения его пальцев мягкие, еле заметные, но уносящие меня куда-то за границу этих миров, где нет ничего, только он, его глаза, губы, руки.

Проникновение было не резким, как тем вечером, а осторожным и нежным. Он заполнял меня собой постепенно. Пальцы мужчины коснулись моего подбородка, не давая мне отвернуться. Андрей гипнотизировал меня, его глаза потемнели, став практически черными, и я подчинилась. Мое тело само инстинктивно подхватило тот же ритм, что и он; его руки, лежащие на моих бедрах, лишь поддерживали, помогая. Он склонился к моей шее, опустился к груди, покрывая ее поцелуями. С каждым нашим движением, с каждым ударом сердца, наслаждение отзывалось уже нотками боли. Движения становились все быстрее и быстрее. В какую-то секунду показалось, что я сейчас потеряю сознание. Я откинула голову назад и застонала в голос, не в силах больше сдерживаться.

— Я люблю тебя, — прошептала я одними губами.

Внутри меня что-то взорвалось, словно вспышка. Разряд тока прошелся по позвоночнику, заставляя мышцы внизу живота сжиматься в сладкой неге. Наслаждение откатывалось волнами, оставляя после себя усталость. Андрей прижал меня к себе, не давая упасть. Он тоже тяжело дышал, на лбу выступили капельки пота. Я опустила голову ему на плечо, мой взгляд скользил по книжным полкам за его спиной.

Я не знала, слышал ли он мои слова, но больше не боялась. Теперь я знала, что тоже нужна ему. На меня навалилась усталость, двигаться совсем не хотелось.

— Камилла? — услышала я голос Андрея.

— Мм, — отозвалась я, закрывая глаза.

Я почувствовала, что он улыбается, и легкий поцелуй в висок:

— Ничего.

Я все-таки открыла глаза и посмотрела на него, и тут же почувствовала, как мои щеки немедленно залил румянец. Андрей все понял и, аккуратно поправив свою одежду, протянул мне мою футболку.

Я быстро натянула ее на себя и, соскользнув с его колен, так же быстро надела штаны, сразу почувствовав себя не так неловко.

— Ты что-то хотел спросить? — спросила я его, продолжая стоять в шаге от него.

— Это ты что-то спрашивала? — с ухмылкой спросил мужчина, сделав вид, что припоминает.

— Я спросила, голоден ли ты, — фыркнула я, прекрасно понимая, что он подтрунивает надо мной.

— Нет, я не голоден, — ответил он все с той же улыбкой нашкодившего мальчишки. — Теперь уже нет, — тихо добавил он, чуть приблизившись, в его глазах горели озорные чертики.

Прекрасно понимая, на что он намекает, я снова вспыхиваю.

«А чего ты ждала?» — спрашивает противный голосок внутри. — «Цветов и признания в вечной любви? Ведешь себя как последняя нимфоманка, а потом еще чем-то недовольна».

— А чем ты занимаешься? — перевожу я разговор на более безопасную тему, разглядывая заваленный бумагами стол.

Это оказались не школьные тетради, как мне показалось сначала.

— Ничего, глупости, — Андрей тут же стал серьезным и стал собирать листки в папку. Моя реакция была быстрее, и я выхватила один из листков. Он был исписан химическими формулами, такие мы точно в школе не проходим. Кое-где на полях были написаны названия растений и лекарств.

— Так, что это? — еще раз спросила я, вглядываясь в лицо опекуна, из серьезного ставшее печальным.

Он взял из моих рук страничку и положил к остальным.

— Старая история, я даже не знаю, зачем их достал, — взлохматил он свою шевелюру.— Просто нечем было заняться.

— Это связано с твоей женой? — у меня в горле пересохло, а в районе сердца неприятно кольнуло.

Кивает:

— Я пытался создать для нее лекарства, — коротко объясняет он.

Я чувствую, что зашла на запретную территорию: ни он, ни я не хотим обсуждать прошлое. Мы бежим от него, но никак не можем убежать. Кого я обманываю? Что бы я ни делала, как бы ни старалась, призрак его жены будет стоять между нами. Захотелось заплакать от обиды и злости на себя.

— Прости, — шепчу я. — Ладно, я устала, пойду спать, — отвернулась от мужчины, надеясь, что не разрыдаюсь у него на глазах.

— Я отнесу тебя в постель, — прошептал он, встав с кресла и подхватывая меня на руки до того, как я успеваю возразить. Мне остается только обхватить его за шею, чтобы не упасть. Утыкаюсь в него, вдыхая знакомый запах парфюма.

Шаги по коридору, знакомый чуть скрипящий звук двери моей комнаты, и вот уже подушка под головой. И привычное тепло одеяла.

— Спасибо, — шепчу я, плотнее заворачиваясь в одеяло.

Отворачиваюсь. Становится как-то зябко, холодно и одиноко. Скорей всего, сегодня опять будут мучить кошмары, но я все равно послушно закрываю глаза. Вслушиваюсь в его шаги, но, к моему удивлению, они не отдаляются. Через пару секунд кровать прогибается под тяжестью второго тела. Андрей молча подвигается ко мне ближе, обхватывая мою талию рукой.

— Спокойной ночи, Камилла, — и легкий поцелуй в затылок.

Обида и ревность отступают. Тепло его тела и поддержка отогревают. По моему телу пробегают мурашки, смешиваясь с чувствами нежности и покоя. Меня снова накрывает негой его присутствия, и я забываю про боль. Я не просила, но благодарна ему за то, что остался. У каждого из нас свои кошмары, но, может, на сегодня они немного отступят.

— Спокойной ночи, — повторила я как эхо, слегка сжав его ладонь.

Проснулась я так же внезапно, как и уснула, словно на миг закрыв глаза. Было рано, будильник показывал пять минут седьмого. Андрей еще спал. Так необычно было спать с кем-то в одной постели. Я разглядывала его лицо. Сейчас он казался чуть ли не моим ровесником: черты лица разгладились, и его выражение стало спокойным и безмятежным; челка упала на лоб, каштановым беспорядком закрывая глаза. Он чему-то улыбался во сне, и именно эта улыбка делала его таким юным.

Я не удержалась и провела кончиками пальцев по его щеке. Мужчина вздрогнул и открыл глаза, с сонным удивлением посмотрел на мою руку, а потом и на меня.

— Доброе утро, — прошептала я.

— Доброе, — ответил он.

Его ладонь тоже дотронулась до моего лица, поправив упавшую прядь. Я, смутившись, опустила голову, зарывшись в одеяло, но он осторожно приподнял мой подбородок и заставил взглянуть ему в глаза. Вот так мы и лежали, изучая лица друг друга. Андрей о чем-то задумался, я чувствовала, как его пальцы перебирали мои волосы, а на лице опять появилось озабоченное выражение.

— Что-то случилось? — спросила я с беспокойством.

Мужчина несколько раз моргнул и посмотрел на меня более осмысленно.

— Нет, — покачал головой он. — Просто на сегодня я договорился о встрече с Борисом Игнатьевичем, но если ты не хочешь…

Я напряглась всем телом. Вот тебе и «Доброе утро». Жестокая реальность снова и снова напоминала о себе, ударяя обухом по голове.

— Вряд ли я когда-нибудь захочу, — сдавлено произнесла я, поворачиваясь на спину и всматриваясь в узоры на потолочной плитке, — но я не могу больше бегать от этого. Ведь правда? — Я посмотрела на опекуна.

— Да, — кивнул он, с сочувствием сжимая мою ладонь.

— Тогда мы поедем сегодня, — твердо произношу я и встаю с постели, не оглядываясь, иду в ванную; слезы застилают глаза.

Несколько долгих минут под душем помогают прийти в себя и привести себя в порядок. Захожу на кухню, где уже хозяйничает Андрей. Есть не хочется, скорей, наоборот, меня тошнит, но послушно заталкиваю в себя тост и выпиваю кружку чая.

— Поехали, — коротко бросаю я, выходя из-за стола.

Дорога до телецентра показалась слишком короткой, но я даже была рада этому. Мы вошли в знакомое здание — родители несколько раз брали меня с собой. Мне нравилось ощущение суматохи и беготни, как в муравейнике. А если сильно повезет, то в запутанных длинных коридорах можно было встретить знаменитого актера или певца, который пришел на съемку. Я улыбнулась своим воспоминаниям, но тут же сердце защемила тоска, от которой захотелось плакать. Я до сих пор не верила в реальность всего происходящего, но сейчас, замечая скорбные, сочувствующие лица коллег родителей, которые знали, кто я, все больше понимала — это правда. Дышать стало сложнее, и я потянулась к карману, где лежал ингалятор, про который я почти забыла. Андрей сжал мою руку. Лекарство дало передышку, перед тем как я, постучавшись, вошла в кабинет Бориса Игнатьевича. Опекун зашел вслед за мной и остановился у двери.

— Здравствуйте, Борис Игнатьевич, — поздоровалась я с грузным пятидесятилетним мужчиной, в строгом темно-сером костюме. Мужчина при виде меня встал из-за стола.

— Камилла, дорогая, — вышел он мне навстречу и обнял по-отечески. — Мне очень жаль. Сочувствую. Твои родители были великолепными людьми и профессионалами. Я уже сто тысяч раз пожалел, что послал их в этот чёртов Египет, — с неподдельным сожалением вздохнул мужчина.

— Спасибо, — выдавила я из себя, высвобождаясь из объятий мужчины.

Сказать, что мне приятно было видеть начальника своих родителей, и что отчасти я не винила его в том, что случилось, было бы неправдой. Борис Игнатьевич выпустил меня из своих объятий и подошел к Андрею.

— Вы, наверное, опекун Камиллы, — протянул он руку для знакомства. — Андрей Владимирович, если не ошибаюсь? Приятно познакомиться.

— Да, взаимно, — ответил на приветствие учитель.

С вежливыми приветствиями было покончено, и начальник снова занял свое кресло за столом, кивком предлагая и нам сесть. Я послушно опустилась в кресло, зная, что вряд ли смогу выдержать все, что мне предстоит услышать, на ногах.

- Так, значит. Чтобы вывезти тело твоей матери, — последние слова Борис Игнатьевич прохрипел, а я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, — нужно подписать кое-какие бумаги на разрешение, что со стороны родственников не будет никаких претензий, если в результате транспортировки что-то произойдет с телом.

Он подтолкнул ко мне документы. Я сглотнула, судорожно сжав в пальцах предложенную ручку. Я почти не слышала, что говорил мне Борис Игнатьевич. Слезы, которые я так долго сдерживала, хлынули потоком, угрожая наделать клякс на бумаги.

— Ну, ну, девочка, — протянул мне платок мужчина.

Я взяла, благодарно кивнув, мысленно приказывая себе успокоиться. Ненавижу плакать у кого-то на виду.

«Дура, развела тут сырость», — ругала я себя.

Тут же почувствовала горячую ладонь Андрея на своей спине, она обжигала даже через одежду. Так хотелось прижаться к нему, чтобы почувствовать, что я не одна. Его тихая поддержка помогла, и я, судорожно вздыхая и несколько раз воспользовавшись ингалятором, успокоилась. Не всматриваясь в документы, я поставила свою закорючку.

— И вы, — обратился уже к Андрею начальник родителей, подталкивая те же документы.
— Так как Андрей Владимирович является твоим опекуном, — стал объяснять мне мужчина, — его разрешение тоже необходимо.

Я кивнула, полностью погруженная в собственные мысли. Андрей, в отличие от меня, внимательно вчитался в документ, водя ручкой по строчкам.

— Тут строчка про расходы на транспортировку, — посмотрел опекун на Бориса Игнатьевича, приподняв бровь.

— О да, конечно, я возьму на себя все расходы, — с самой милой улыбкой произнес начальник.

Сразу стало понятно, что такая благотворительность не входила в его планы, но коли поймали на «горячем». Меня мало интересовали махинации начальника. Единственное, что меня интересовало, это когда я уже смогу уйти отсюда и…

— А мой отец?! Его не нашли? — спросила я.

— Нет, — покачал головой Борис Игнатьевич. — Но его ищут. И еще, Камилла, когда тело привезут, тебе нужно будет сходить на опознание, но, думаю, в противном случае обойдутся генетической экспертизой.

Я посмотрела на Бориса Игнатьевича, как на сумасшедшего. Нет, он не шутил. От одного понимания, что мне придется заходить в темный, холодный морг и стараться узнать в останках ту, кого я называла мамой, по спине пробежали мурашки, а в глазах потемнело. Я до боли закусила нижнюю губу, это помогло не упасть мне в спасительную тьму и не разрыдаться.

— Все готово, — Андрей, видя, что я нахожусь на грани истерики, поспешил подписать документ и вернуть его мужчине.

— Спасибо, — поблагодарил начальник. — Еще раз соболезную, — обратился он ко мне.

Я лишь кивнула, с помощью Андрея поднимаясь на ноги. Он довел меня до порога. Последнее «До свидания», — и шаг за дверь. Я облокотилась о стену и снова достала ингалятор. В какой раз? Третий? Четвертый? Так и до передозировки недалеко.
Именно это я читаю во взгляде Андрея, когда поднимаю на него глаза.

— Дойдешь до машины? — спрашивает он.

— Да, — отвечаю я, отлепляясь от стены.

Не хватало, чтобы он вынес меня отсюда на руках. Иду по коридорам. Андрей идет за моей спиной, держа руки на моих плечах, подстраховывая и буквально направляя. Перед глазами все плывет, и я кое-как забираюсь в автомобиль.

Андрей срывается с места, мчится по дорогам города. Что-то говорит, но я не слушаю, я просто тупо смотрю в окно. Во мне все застыло, даже вздохнуть не могу, плакать тоже не могу, вокруг пустота темная и затягивающая, как воронка. И в этот раз мне из нее не выбраться.

Машина останавливается. Я понимаю это только после того, как Андрей буквально вытаскивает меня из салона и ставит на снег.

— Пошли, — он куда-то меня тянет.

Я оглядываюсь по сторонам. Мы в одном из парков города, идем к небольшой церквушке на склоне холма. Андрей буквально вталкивает меня в ее двери. Я захожу, поднимая глаза к высокому потолку, на котором нарисованы картины из Библии. Храм полупустой, всего несколько старушек стоят возле образов. На стенах висят иконы и распятья. Я останавливаюсь, сделав пару шагов к алтарю, и вглядываюсь в лики святых. По телу бегут мурашки. Ни я, ни мои родители не были особо религиозны. Да, мы праздновали Пасху и Рождество, но никогда не постились. Меня крестили, когда я была маленькой, но я не знала ни одну молитву, и вообще в церковь не ходила. Верю ли я в Бога? Не знаю, но мне очень хотелось сейчас, сию минуту, чтобы кто-то большой и всемогущий исправил все, что произошло. Чтобы мои родители не исчезали. Чтобы моя мама была жива. Я больше не сдерживала слезы, я зарыдала. Ноги сами собой подкосились, и я упала на колени, повторяя сквозь слезы только одно: «Пожалуйста, ну, пожалуйста…». Только когда сил на слезы не осталось, плач перешел в всхлипы.

— Дочка, — услышала я голос над собой.

Возле меня стояла старушка с двумя церковными свечками в руках.

— Не убивайся так, дочка. Не плачь, — продолжала она. — На, возьми свечку поставь, и попроси о самом важном, только искренне, — протянула она мне одну из свечей.

— Спасибо, — осипшим голосом поблагодарила я, принимая свечку и поднимаясь с колен.

Я подошла к одному из двух подносов, где стояли свечки. Подняв взгляд на икону и распятие над ней, сильнее сжала свечу в руке, податливый воск почти сломался в моих пальцах, но я вовремя ослабила хватку.

«Я хочу, чтобы мои родители вернулись домой, пожалуйста», — мысленно произнесла я, зажигая свечу от соседней и ставя ее в специальное отверстие. Не зная, что делать дальше, я развернулась и пошла к выходу, где меня ждал Андрей.

Мы молча шли к машине. Я чувствовала, что тьма отступила, и стало как-то спокойно. Было ли это оттого, что я наконец-то выплакала всю эту боль, или по какой-то другой причине, я не знала.

— Спасибо, что привез меня сюда, — благодарю я Андрея, когда мы почти подошли к автомобилю.

— Не за что, — улыбается он. — Я раньше сам часто приезжал сюда. Я не очень верю в Бога, но тут спокойно и красиво.

Я оглянулась вокруг. Здесь действительно было красиво: аккуратные аллеи, запорошенные снегом, тянулись куда-то вдаль. Небольшой фонтан, заснувший на зиму, как и все вокруг. Белоснежное царство Снежной Королевы.

— Да, красиво, — соглашаюсь я.

— Я позвонил в школу и сказал, что ты приболела, — говорит он.

Школа. Со всем этим я совершенно забыла, что каникулы закончились.

— А ты? — смотрю я на него.

— Я взял отгул, — пожимает он плечами.

Погода не располагает к длительным прогулкам, холодный февральский ветер проникает под одежду, забирая все тепло. Я поежилась под очередным порывом и почувствовала, как руки мужчины обхватывают мою талию и прижимают к себе, защищая от ветра. Сразу становится теплее, я кладу голову ему на грудь. Жаль, что через одежду не слышно стука его сердца.

— Все будет хорошо, — шепчет он мне, и почему-то я ему верю.

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза, и тут он сам склоняется ко мне и ловит мои губы своими. Поцелуй очень нежный, согревающий, как солнце. И я, нежась в его тепле, обхватываю шею Андрея, не давая ему отстраниться. Когда поцелуй заканчивается, мое сердце бьется так громко, что мне кажется, его можно услышать и через пуховик.

— Пошли, — улыбается мне он и направляется к автомобилю.

К дому мы приезжаем через полчаса, я стараюсь ни о чем не думать, но мысли сами лезут в голову, заставляя проматывать в памяти весь сегодняшний день. Хороший плохой день. Андрей первым выходит из машины и подает мне руку.

— Знаешь, — останавливаюсь я у подъезда.

— Что? — он с тревогой всматривается в мое лицо. — Что-то случилось?

— Я просто подумала, — опускаю я глаза, рассматривая его ботинки. — Думаю, тебе стоит опять заняться разработкой того лекарства. Представь, скольким людям ты мог бы помочь, — произношу я на одном дыхании.

На его лицо набегает тень, он хмурится. И я отхожу на шаг, боясь его гнева, но Андрей тяжело вздыхает, на миг закрывая глаза.

— Возможно, — спокойно произносит он и, отворачиваясь, заходит в подъезд.

Я тоже выдыхаю. И зачем я полезла с советами? — спрашиваю себя, тоже заходя вслед за ним.

Дома решили не халявить сегодня, а приготовить на обед нормальную еду. Я занялась готовкой. Ведь как говорят: «Путь к сердцу мужчины, лежит через желудок». Да и просто чем-то надо себя занять.

— Камилла, — позвал меня Андрей, когда я возилась с картошкой.

— Да, — обернулась я.

— Мне нужно уехать, — говорит он. — Буду вечером, отдыхай.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

— Ничего, просто некому заменить урок, — отвечает он и выходит с кухни.

Чувствую себя виноватой — сама прогуливаю школу, так еще и учителя на это подбила. Кому рассказать, не поверят. Я остаюсь одна и, чтобы не свихнуться от тишины, погромче включаю музыку, продолжаю готовить. Звонок домофона я услышала не с первого раза.
«Может, это соседи пришли жаловаться на шум?», — с опаской подхожу к дверям.

Снимаю трубку:

— Алло.

— Привет, Камилла, — слышу голос Ромки.

Еще его тут не хватало.

— Нам не о чем разговаривать, — фыркаю я и почти кладу трубку.

— Стой! Стой! Думаю, тебе тоже будет это интересно, — нахальный голос парня становится еще нахальнее. — Парки зимой такие красивые, правда ведь?

Руки холодеют, я кладу трубку и нажимаю на кнопку открытия двери. Через полминуты парень уже возле моей квартиры.

— Привет, Камилла, — улыбается он мне, как лучшей подруге, но у меня от этой улыбки плохое предчувствие.

— Что тебе надо? — стараясь не показать свою растерянность, спрашиваю я, складывая руки на груди.

— Ой, какие мы сердитые, — ухмыляется он. — На, посмотри — он протягивает мне свой телефон.

От увиденного на экране у меня замирает сердце и темнеет в глазах: на фото я и Андрей целуемся, и с каждой новой фотографией план наших лиц становится все крупней.

— Представь, иду я сегодня по парку и вижу такую картину, — продолжает издеваться парень. — Я просто офигел, а как ты думаешь, что будет со всей школой?

— Ничего! — злюсь я, нажимая на кнопку удаления проклятых фотографий.

Ухмылка парня становится еще шире:

— Милка, ну нельзя быть такой глупой. Я уже давно их себе на почту скинул, — он забирает из моих онемевших рук телефон и кладет себе в карман.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я глухим голосом от внезапно сжавшего легкие страха.

— Пока еще не знаю, — он нежно проводит ладонью по моей щеке.

Я отстраняюсь, словно от удара.

— Но я придумаю. И ничего не говори своему учителю, иначе эти картинки окажутся на столе у директрисы и Людмилы Кирилловны, — говорит он мне и, отворачиваясь, заходит в лифт. — Пока, подружка.

Никогда я не хотела убить человека. Никогда до этого момента. Онемевшие руки сжимали край фартука, представляя, что это Ромкина шея. На негнущихся ногах зайдя в квартиру, я закрыла дверь и опустилась на пол.

«Что же мне теперь делать?» — спросила я у тишины, стараясь не заплакать.