Затяжное Падение
Я проснулась и долго лежала, не двигаясь и не открывая глаз. Хотелось снова заснуть, снова провалиться в мир сновидений, где нет ничего, кроме иллюзий, но разум и память играли против меня и поспешили в красках напомнить о вчерашнем вечере и ночи. От осознания того, что это было наяву, глаза открылись сами собой. Я резко села в кровати. Андрея Владимировича в постели не оказалось.
Я не знала, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, я чувствовала себя покинутой, а с другой — не знала, как смотреть мужчине в глаза после произошедшего. Любая девушка, думая, как это будет в первый раз, мечтает об особенном вечере, перетекающим в прекрасную ночь, с бокалами шампанского и лепестками роз на постели. Любимым и клятвами в вечной любви.
Мечтают-то мечтают, но реальность — это далеко не мечты. Мечтала бы о таком я? Не знаю, сейчас я разучилась мечтать.
За первым воспоминанием пришли и другие.
«В пустыне найден труп женщины…», — слова снова резанули по сердцу, и я упала на постель, не в силах сдержать слез. Молотила подушку кулаками, словно та была виновата в произошедшем, а слезы все лились.
Тут я почувствовала, что чьи-то руки схватили меня за плечи и заставили подняться. Я уткнулась Андрею Владимировичу в грудь, отчаянно вцепляясь пальцами в его руки. Он гладил меня по голове, что—то говорил, пытаясь успокоить.
Истерика закончилась так же резко, как и началась. Я отстранилась от мужчины и, стараясь не смотреть ему в глаза, поплотней закуталась в простыню.
— С тобой все хорошо? — спросил мужчина.
Вопрос звучал нелепо в наступившей тишине.
«Нет, со мной далеко не все хорошо», — подумала я, но промолчала — к чему говорить о том, что и так видно, пустая трата кислорода. Я встала с кровати.
— Мне звонил Борис Игнатьевич, — медленно сказал Андрей Владимирович.
Я стояла к опекуну спиной, поэтому он не мог видеть моего лица, но заметил, как я напряглась.
— Камилла, нам надо поговорить, — произнес он как можно осторожнее.
— Я хочу в душ, — проигнорировав его слова, сказала я и, не оборачиваясь, как можно быстрей вышла из комнаты и тут же заскочила в ванную, до того, как мужчина успел меня остановить.
Закрыв дверь, я прислонилась к ней спиной. Сил не было. Казалось, что я только что пробежала стометровку. Кафельный пол был обжигающие холодным для босых ног. Я подошла к раковине и включила воду.
Зеркало отразило бледное лицо, обрамленное копной спутанных волос, красные заплаканные глаза. Словно я сама уже оказалась не живой, а лишь призраком, тенью себя прежней. Не в силах больше смотреть на себя, я в ярости схватила первый попавшийся под руку предмет и кинула в зеркальную поверхность. Зеркало жалобно звякнуло и осыпалось осколками прямо в раковину. Я смотрела на осколки: крупные, острые куски. Моя рука сама потянулась к одному из них, пальцы осторожно прошлись по острому краю.
Одно движение — и боль исчезнет. Боль, растерянность, чувство пустоты внутри. Пальцы сильнее сжали осколок, я почувствовала, как острый край впивается в мою ладонь. Развернув вторую руку, я посмотрела на переплетение вен под тонкой кожей. Одно движение, и… Боль от порезанных пальцев заставила меня очнуться, я откинула осколок от себя. Тот, расколовшись на несколько еще более мелких, откатился к двери.
— Камилла, все хорошо? — услышала я голос Андрея Владимировича за дверью.
— Да, — отозвалась я, сжимая ладонь в кулак, чтобы остановить кровь. Красные капли текли по руке тонкими струйками.
«Неужели я только что чуть не порезала себе вены?! Не покончила с собой?!», — я не могла поверить в реальность происходящего. Страшный сон, затянувшийся кошмар. Родители мне этого никогда не простили бы. Замотав головой, чтобы отогнать страшные мысли о смерти, залезла в ванну. Струи воды помогли хоть как-то расслабиться и отогнать ненужные мысли. Найдя бинт в шкафчике, я замотала порезанные пальцы, надела халат.
Выйдя из ванной, услышала шум с кухни. Андрей Владимирович пытался приготовить завтрак.
— Хочешь есть? — спросил мужчина, ставя на стол тарелку с яичницей.
— Нет, — покачала я головой.
Есть действительно не хотелось.
— Ты должна поесть, — уже строже произнес он.
Спорить было бесполезно — я послушно села за стол, стараясь не «светить» пораненной рукой, но опекун все равно заметил.
— Что произошло?
— Зеркало разбилось, — ответила я, пристально разглядывая тарелку.
— Нужно будет обработать рану, — сказал он, разливая кофе по кружкам.
Я промолчала. Повисшая тишина давила. Хотелось убежать.
— Камилла, — начал Андрей Владимирович, — я очень сожалею о твоей маме. Это поэтому ты вчера была такой? — вопрос звучал, как утверждение.
Мужчина откашлялся, словно подавился. Я молчала.
— Борис Игнатьевич сказал, что все документы о переправке, — он замолчал на секунду, а потом тише продолжил, — он подготовит, но нужна будет твоя подпись.
Каждое его слово прожигало меня насквозь, отнимая воздух. Вилка ударилась о тарелку, а я, словно маленький ребенок, заткнула уши. Не хочу ничего слышать и знать ничего не хочу.
«Ну, пожалуйста, пожалейте меня, — взмолилась я про себя. — Вырвите сердце. Заберите все чувства!».
Слезы покатились по щекам сами собой, грозя перерасти в очередную истерику. Андрей Владимирович, увидев мою реакцию, встал и подошел ко мне. Уже привычное тепло объятий помогало успокоиться. Мужчина нежно провел по моей спине и волосам. Тело тут же отреагировало на ласку. Я подняла голову и встретилась с ним взглядом.
Мурашки пробежали по коже, щеки обдало жаром, я облизала пересохшие губы. Секунда — и я уже чувствую его губы на своих, а его язык исследует мой рот. Я позволила себе раствориться в этом поцелуе, как и ночью, убежать от жестокой реальности. Стук сердца стал сильнее, пульс бился где-то в ушах. В этом поцелуе уже не было нежности и осторожности. Я обхватила шею Андрея, притягивая его ближе, почувствовав, как его ладони опустились на мою талию. Еще секунда, и мне казалось, что мы займемся этим прямо тут. Это было сумасшествием, как и все вокруг.
Голос Андрея Владимировича пробился через пелену в сознание не сразу. Сначала я просто осознала, что он меня больше не целует.
— Нет, Камилла, нам надо остановиться, — прошептал он, продолжая обнимать меня.
— Зачем? — потерлась я о плечо мужчины, вдыхая запах его туалетной воды.
— Потому что это неправильно.
Эта фраза ударила по сознанию, хотя мне казалось, что уже ничего не может причинить мне больше боли. Я оттолкнула опекуна и отошла на пару шагов, всматриваясь в его лицо.
«Что это? Новый способ извращённой пытки?», — подумала я с яростью. Приступ удушья накатывал с каждой секундой сильнее. Я сжала кулаки, борясь с желанием накинуться на мужчину.
— Почему же вы молчали вчера?! — со злостью выкрикнула я.
— Я… я… — Андрей Владимирович опустился на стул и опустил голову. — Я не хочу искать себе оправдания, да его и нет. Ты была такой потерянной, что я боялся оставить тебя одну. Я хотел просто остаться с тобой. Когда ты поцеловала меня…
— Ах, значит, это я во всем виновата?! — взорвалась я. — Маленькая невинная девочка соблазнила учителя! О, какая подлость!
— Нет, Камилла. Ты меня не так поняла! — пытался остановить учитель.
— Что я не так поняла?! — не желала я успокаиваться. — Что ты переспал со мной, и теперь будешь говорить мне, что это неправильно? Да пошел ты! Моя мать умерла, и отца я тоже, возможно, никогда не увижу. Мне уже наплевать на то, что другие люди считают верным или неверным! Мне плевать, что ты видишь во мне призрак своей умершей жены и что ты не любишь меня! Я просто не хотела быть одна, но теперь я не хочу быть с тобой.
- Камилла?! — мужчина встал и попытался схватить меня за руку, но я вырвалась и побежала к себе в комнату.
Захлопнув дверь, я подбежала к шкафу и достала оттуда чемодан. Открыв его, стала скидывать с полок одежду прямо в чемодан. Меня трясло от злости и обиды. Я чувствовала себя преданной. Словно мной воспользовались.
Все, хватит. Я никому не нужна, вот и буду одна. Ничего, мне не привыкать. С родителями-журналистами я рано научилась самостоятельности. Я опустилась на колени у чемодана. Слезы предательски скатывались по щекам, а комок, вставший в горле, мешал глотать.
«Нет, надо успокоиться», — сказала я себе, стирая слезы со щек.
Уложив вещи, я сама стала собираться.
— Ты куда? — спросил меня опекун, когда я вышла из комнаты.
— В свою квартиру, — ответила я, делая акцент на слове «свою».
— Почему ты думаешь, что я тебя отпущу? — Андрей Владимирович встал на моем пути, закрывая путь к входной двери.
В его взгляде читались вина и растерянность, а еще решимость. Решимость не выпустить меня из этой квартиры.
— Я не спрашиваю у вас разрешения, — голос мой прозвучал спокойно, несмотря на бурлившее внутри негодование.
— А если я тебя не отпущу? — в голосе мужчины снова прорезались строгие нотки, вот он — Андрей Владимирович, гроза всех старшеклассников.
А я уже и забыла, каким он может быть.
— Я позвоню Людмиле Кирилловне и скажу, что вы меня изнасиловали, — на моих губах расплылась самодовольная ухмылка.
Да, я готова была сделать это. И пусть меня вернут в приют, а его упекут в тюрьму, сейчас, в данную секунду, я готова была и на это. Глупо? Возможно. Эгоистично? Определенно да. Я возненавижу себя за это потом? Плевать. Я уже себя ненавижу, и его тоже.
Опекун, видимо, это понял и, отступив в сторону, прислонился к стене. Я прошла мимо и, стараясь больше не смотреть на него, стала обуваться.
— Ты обещаешь мне позвонить, если что-то случится? — в его голосе звучала усталость.
«Все самое ужасное со мной уже случилось», — самоирония выручала.
Я промолчала, не посвящая учителя в то, что мой мобильный канул в лету где-то под скамейкой. Со сборами было покончено. Я взяла чемодан и открыла дверь.
— Я считаю, это плохая идея — остаться одной сейчас, — услышала я голос опекуна за спиной.
Он не уговаривал, не грозил, но эти интонации во фразе давали понять, что он просит остаться, как и я вчера. Я опустила голову, чтобы спрятать набежавшие слезы, и глубоко вздохнула. Собирая воздух в сжатые до предела легкие, закрыв глаза, сделала первый шаг за порог, словно дальше была пропасть.
— Я уже одна, — прошептала я, захлопывая за собой дверь.
Квартира встретила меня запустением и оглушающей тишиной. Здесь когда-то жила счастливая семья, теперь все стало воспоминанием. Я стряхнула пыль и тут же закашлялась. Если я хочу здесь жить, нужно прибраться. Поставив чемодан в своей комнате и переодевшись, принялась за уборку.
Несколькочасовое оттирание полов и остальной мебели мешало думать, но вот уборка была закончена. Обед из купленной по дороге пачки фабричных пельменей готов. На часах было всего четыре часа дня. Я села за компьютер в кабинете родителей — свой ноутбук я оставила в квартире Андрея Владимировича.
Плейлист из «Вконтакте» спасал от тишины, но не от воспоминаний. Они бродили по комнатам, как призраки: сначала тусклые, но радостные, из детства. Мне было десять, когда родители купили эту квартиру. Какая же я была счастливая, выбирая обои и мебель для своей комнаты сама. Потом как калейдоскоп промелькнули редкие праздники в семейном кругу. На их смену пришли более поздние и менее приятные воспоминания: о побеге от гопников, о несчастной вечеринке. Тиски вокруг сердца сжимались с новой силой, захотелось заплакать, нет, завыть. Того и гляди, снова побегу в ванную за бритвой. Утренняя сцена перед зеркалом встала перед глазами. Я замотала головой, чтобы отогнать страшное виденье. Тишина вокруг стала зловещей, даже музыка не спасала.
Все-таки прав был Андрей Владимирович: одиночество сейчас не лучшее для меня, но бежать назад к нему, я не собиралась. Лучше уж сходить с ума тут в одиночестве, чем слушать, что «то, что между нами было — моя вина и его слабость. Ошибка, помутнение рассудка», — я не знала, какие эпитеты он еще найдет. Я не просила о любви. Я просто хотела быть рядом. Если ему этого не надо, ну и ладно, навязываться не буду. У меня был еще один человек, которому я была нужна.
Взяв трубку домашнего телефона и порадовавшись, что когда устраивала тут день рождения, оплатила все коммунальные услуги, а также антенну и телефон на несколько месяцев вперед, набрала номер подруги.
— Алло, — зазвучал ее голос в трубке. — Камилла?
— Привет.
— Ты что, в своей квартире? Я офигела, когда увидела, что твой номер определился!
— удивленно защебетала Ирина. — Ты что, от Андрея Владимировича сбежала?
— Ну, почти, — уклончиво ответила я, улыбаясь этому водопаду вопросов от подруги.
— А мобильный твой где? — посерьёзнела Ира. — Я тебе ни вчера, ни сегодня дозвониться не могу.
— Потеряла.
— Камилла, что-то случилось? — голос подруги из серьезного стал встревоженным.
— Ты сможешь прийти? — ответила я вопросом на вопрос.
Я сама не знала, смогу ли я Иришке все рассказать и надо ли вообще это делать. Я промолчала. Нет, подруге я доверяла, но рассказывать обо всем произошедшем в последние двадцать четыре часа, когда я сама сбита с толку, не хотелось. Да и, зная несколько любопытный характер подруги, понимала, что мне не избежать допроса с пристрастием.
— Ничего, — солгала я.
— Камилла, я тебя не первый год знаю, — Иришка мне не поверила. — Рассказывай!
— Да нечего рассказывать, — начала я злиться.
— Угу. В последнее время ты скрытная стала, совсем ничего не рассказываешь, — с обидой фыркнула Ира. — Я больше не твоя лучшая подруга?
Тут я ничего не могла возразить.
— Не говори глупости! Ирина, прости, — попыталась сгладить я разговор.
— Ну уж нет: либо ты мне сейчас все рассказываешь, либо я кладу трубку, — завелась подруга.
Когда Ирина захочет, она может быть упертой, как самый упрямый баран, и несгибаемой, как танк. Если я сейчас с ней рассорюсь, это будет апофеоз моей никчемной жизни.
— Я с Андреем Владимировичем поругалась, собрала вещи и ушла, — сказала я часть правды.
— А из-за чего? — навострила ушки подруга.
— Долго объяснять, — вздохнула я, прекрасно понимая, что одной фразой не отделаюсь.
— Да ладно, времени у меня много… Ой, мама, привет, — поздоровалась Ирина с, видимо, только пришедшей с работы матерью. — Извини, мама пришла, я попозже позвоню.
— Ага, — ответила я, радуясь внезапной передышке.
В телефонной трубке запищало.
Может, действительно ей все рассказать? Мне нужно с кем-то поделиться, посоветоваться. Притом, что она единственный человек, которому я могу доверять, единственный близкий человек.
Лента новостей социальной сети пестрила фотографиями известных актеров, забавными и ироничными надписями о жизни, любви. Почему-то это все вызывало лишь раздражение. Отыскав очередную серию любимого сериала, нажала на «play». Стоило мне посмотреть первые пять минут, как прозвучал звук сообщения, табличка в левом нижнем углу послушно выскочила: «Привет.»
Ромка? Вот кого не ждала, так это его. В первую секунду я не хотела ему отвечать, но любопытство победило.
«Привет»
«Как дела?» — последовал вопрос.
Я задумалась: отвечать «нормально» или «хорошо» — ну, это бы был апофеоз лжи. Рассказывать правду? Пожалуй, Ромка был бы последним человеком на планете, узнавшим правду, и уж точно не от меня. Решила ответить полуправду:
«Скучно.»
«Что ж так плохо? Неужели Иринка не развлекает?», — я как наяву видела ехидную улыбку на лице Романа.
«Нет, почему же. Просто у нее тоже есть дела.», — встала я на защиту подруги.
«Ага.», — коротко ответил парень.
Я закрыла диалог, думая, что разговор окончен. Появление Ромки было неожиданным, но не злило и не раздражало. Я вообще ничего не почувствовала, кроме грусти и небольшого любопытства. Я поймала себя на том, что больше не злюсь на него. На фоне последних событий все остальное казалось просто детскими дрязгами, глупыми и ничего не значащими.
«Слушай, я в клуб сегодня собираюсь. Хочешь, пойдем со мной?» — высветилось еще одно сообщение от парня.
Я три раза перечитала сообщение, пока до меня дошел его смысл. Когда—то в самом начале наших с Ромкой отношений он приглашал меня в ночной клуб. Я никогда не стремилась попасть туда, да и в клуб вообще. Когда остальные девчонки, типа Ксюшки, всеми правдами и неправдами старались попасть в мир ночных развлечений, я смотрела на них, как на умалишенных или проституток. Поэтому на приглашение Ромки лишь мотала головой. Да позже и сам парень понял, сколько возни с попытками протащить несовершеннолетнюю подружку в клуб, и перестал приглашать. Поэтому сейчас я просто не могла поверить своим глазам.
«Ты серьезно?» — написала я.
«Да. Если захочешь, в 21:00 буду ждать тебя у входа в клуб „Лунный цветок“. Знаешь, где он?»
«Знаю.», — коротко ответила я. Открытие этого клуба хорошо рекламировалось всеми известными пиар-индустрии средствами, так что адрес этого клуба знали даже маленькие дети.
«Ну ок. Пока.», — теперь это было действительно последнее сообщение.
Я задумалась: а стоит ли мне это делать? Ромка, ночной клуб. Разум говорил, почти кричал: нет. Безысходность, в которую я окуналась с каждой секундой все больше, заставила согласиться. В конце концов, что я теряю? Ничего. Самое страшное уже случилось.
Включив музыку, чтобы прогнать тишину, я пошла собираться. Когда уже красила второй глаз, зазвонил телефон.
— Алло, — отозвалась я, мельком надеясь, что это Андрей Владимирович, но на той стороне снова прозвучал звонкий Иринин голос:
— Прости, что так долго. Ну, рассказывай, что там у тебя стряслось? — взяла «быка за рога» Ира.
— Ничего. Просто собираюсь, — решила отвлечь я подругу новой информацией.
— Куда? — заглотила она «наживку».
— В «Лунный цветок», — улыбнулась я, предвидя реакцию Иры.
— Да ты что!!! — оглушила меня подруга. — Туда же не пробиться. Каждый вечер очередь с километр, мне Юрка рассказывал. А с кем?
— Ни за что не догадаешься, — решила напустить тумана я.
— Неужели с опекуном? — по голосу было слышно, что Иринка уже подпрыгивает от нетерпения и любопытства.
Упоминание Андрея Владимировича неприятно кольнуло в груди. Да ему и дела нет до меня.
— Скажешь тоже, — фыркнула я. — С Ромкой.
— С Ромкой? — голос подруги мгновенно приобрел обвиняющие нотки. — Ты его простила?
— Нет, — мой голос приобрел отстранённые нотки. — Я просто иду с ним в клуб.
— Понятно, — тем же тоном ответила она. — Ну, желаю тебе повеселиться, — сделав ударение на последнем слове, Иринка повесила трубку.
— Спасибо, — ответила я телефонным гудкам.
Как же я была зла на Иринку, на Андрея Владимировича, на себя. Злые слезы смешивались с тушью и карандашом, оставляя черные полосы на щеках. Подставляя руки под холодную, почти ледяную, воду, я смыла испорченный макияж. Посмотрела в зеркало.
«Назло вам всем я больше не буду страдать, пытаться убить себя, выть от тоски и отчаянья. Да, я буду веселиться! Такую Камиллу вы еще не видели!», — сказала я своему отражению, снова берясь за карандаш.
Среди неоновых вывесок Москвы бело-голубым цветом выделялась надпись между двух цветков лилий, но не только по ней можно было узнать популярный ночной клуб, но и по толпе молодежи у дверей, по очереди проходящих или не проходящих мимо охранника.
— Эй, Камилла! — окликнул меня Ромка.
Я обернулась на голос и увидела его в окружении нескольких парней и девчонок. Я направилась к ним, натянув на лицо дежурную улыбку.
— Всем привет, — поздоровалась я.
— Знакомься, это ребята с моего курса: Вовка, Сашка, Димка, Антон, Машка и Алена, — представил мне всех Ромка.
Ребята скользнули по мне взглядом. Все они были уже слегка пьяны или, может, еще под чем-то «веселым», но обратили на меня не больше внимания, чем на случайную прохожую. Мне, если честно, тоже было плевать на такой холодный прием, хотя раньше бы это меня как минимум смутило, но не сегодня.
— Ну что, вперед? — подхватив меня под руку, сказал Ромка и потащил меня в глубь толпы.
Видимо, у него в клубе были свои связи, и поэтому, быстро обогнув большую часть очереди, мы прошли в клуб.
— О, надо было сказать тебе, что это не вечеринка. Готова? — съехидничал Ромка, увидев мой наряд, состоявший из черной водолазки и брюк.
Я лишь пожала плечами, прошла вслед за остальными в зал. В клубе гремела музыка, клубился искусственный дым и дым от сигарет. Мне сразу показалось, что я задыхаюсь, и захотелось выскочить на улицу, но я пересилила себя и села за большой стол у одной из стен, вместе со всеми.
— Что будешь пить? — спросил меня Ромка, перекрикивая музыку.
— Не знаю, — пожала я плечами. — Что-нибудь на твой вкус. Коктейль.
Глаза парня округлились, но он послушно кивнул и направился к бару.
Время тянулось медленно. От выпитых коктейлей кружилась голова, я изо всех сил старалась развеселиться, даже несколько раз выходила на танцпол, но толкаться среди потных тел быстро надоело, никакого веселья я не чувствовала. Чем больше я тут сидела, тем противнее мне становилось. Пьяные и обкуренные знакомые Ромки вовсю веселились, временами отходя в уборную парочками понятно для чего. Допивая второй коктейль, я решила воспользоваться туалетом по назначению. Кивнув Ромке, чтобы он меня не потерял, поспешила из зала.
Умывшись и немного прогнав опьянение и накатившую тошноту, я уже собиралась назад, как у дверей меня схватила чья-то рука.
- Аааа! — закричала я от испуга.
— Тихо ты! Что орешь?! — услышала я голос Ромки.
— Идиот, напугал! — оттолкнула я парня, нависшего надо мной.
— Что пугаться? — искренне удивился он. — Ты же сама меня сюда позвала.
— Я тебя не звала, — отрицательно покачала я головой, понимая, что изрядно выпившего парня переубедить не удастся.
— Милка, что—то ты сегодня целый вечер напряженная, — хмыкнул Роман. — На, затянись, — протянул он мне косячок травки.
От сладковатого дыма я задохнулась и почувствовала, как тошнота вернулась, комом вставая в горле. Изо всех сил толкнув парня, я бросилась прочь, на воздух. Схватив пуховик в гардеробе, выбежала на улицу. Морозный воздух проник в легкие, прогоняя рвотный рефлекс. Несколько секунд я просто стояла и глубоко вдыхала не совсем свежий, но более чистый, чем в клубе, воздух. Автомобильный гудок привлек мое внимание не сразу. На обочине притормозил знакомый автомобиль.
«Откуда он узнал, где я?» — была первая мысль.
Несколько секунд я думала, что делать. Возвращаться назад не хотелось, бежать, куда глаза глядят? Зачем? Медленным, но уверенным шагом я направилась к машине и открыла дверцу.
— Садись, — даже не взглянув на меня, сказал Андрей Владимирович.
Я села, изо всех сил хлопнув дверцей. Опекун, даже не поморщившись, надавил педаль газа и выехал на шоссе. Всю дорогу мы молчали. Я исподлобья смотрела на Андрея Владимировича, а он на трассу. Лишь пальцы мужчины все крепче сжимали руль.
Мы подъехали к его дому. В квартиру вошли так же молча. Я разулась и сняла пуховик, стараясь не смотреть на Андрея Владимировича. Почувствовала его взгляд, и от него у меня от затылка по спине ползли мурашки. Я уже собиралась уйти в свою комнату, подальше от него, — ничего, завтра вернусь к себе, — как сильные руки буквально пригвоздили меня к стене.
Глаза мужчины буквально горели злостью, а пальцы до боли сжимали мои плечи.
— Зачем? — спросил он сквозь зубы.
— Что зачем? — с вызовом спросила я.
— Зачем ты туда пошла? — его пальцы еще сильнее сжались, заставляя меня зашипеть от боли.
— А вам не наплевать? — продолжала огрызаться я, хотя огонек, все ярче разгорающейся в глубине его глаз, заставлял меня замереть от страха.
Он не ответил. Его губы накрыли мои. Это был не нежный и бережный поцелуй, как накануне ночью. Это был почти укус. Язык мужчины дерзко исследовал мой рот. Я застучала кулачками по спине Андрея Владимировича. Сначала он просто не обращал внимания на это, но когда удары перешли на его грудь, то, не прекращая насиловать мой рот, схватил меня за запястья и прижал к себе. Злясь на собственную беспомощность, я со всей силы укусила его язык. Во рту почувствовался солоноватый вкус крови. Андрей Владимирович прекратил поцелуй и отстранился, заглядывая мне в глаза. В его взгляде все больше разгорался злой огонек. Я нервно сглотнула, понимая, что начала игру, в которой вряд ли одержу победу.
— Хочешь по-плохому? — прошипел он.
Я промолчала, лишь упрямо вздернув подбородок, давая понять, что мне ни капельки не страшно. Наглая ложь. Мне страшно до чертиков.
Мужчина ухмыльнулся, разгадав мою игру, и снова склонился к моим губам. Поцелуй был опьяняющим, требовательным, страстным, без намека на жалость, и я сдалась.
Разве не этого я хотела утром?
Мои руки, освобожденные от захвата, опустились на плечи мужчины, притягивая его ближе. Пальцы Андрея Владимировича прошлись по моей щеке, повторили изгиб шеи, чуть тронули грудь и опустились к краю водолазки. Еще секунда, и она была стянута с меня, вслед за ней полетел и бюстгальтер. Пальцы мужчины продолжили путь по телу, нащупали пуговицу брюк.
Дыхание сбилось, сердце ускорило ритм вдвое, рискуя выпрыгнуть из грудной клетки. Его губы легко прочертили дорожку от подбородка до груди. Когда зубы мужчины легко укусили один из сосков, разряд тока прошел по всему телу, заставляя ноги подогнуться. Я порадовалась, что так тесно зажата между Андреем Владимировичем и стеной, иначе бы я просто упала. Моя реакция не укрылась от него. Он чуть сильнее сжал пальцы на моей талии, не давая мне соскользнуть вниз по стене. Вторая его рука боролась с застежкой моих штанов.
Странно, но я не чувствовала никакого стеснения, словно стоять в прихожей полуголой, сгорая под поцелуями и ласками своего опекуна — самое естественное, самое нормальное в моей жизни. А может, это действительно так?
Брюки упали к ногам, ладони мужчины прошлись по моим ногам, лаская их и помогая выпутаться из штанин. Губы, покинув грудь, прошлись вниз и замерли на границе трусиков, именно в том месте, где тугим комком сжалось желание и страх.
Опасный, сумасшедший коктейль. Пьянящий лучше самых крепких напитков. Андрей Владимирович поднялся, снова возвышаясь надо мной. Ни секунды на раздумья, на сомнения, да просто на лишний вдох. Его руки крепко сжали мои ягодицы, приподнимая меня.
— Обхвати меня ногами, — приказал он.
Я послушно скрещиваю ноги на его талии. Проникновение отзывается не только наслаждением, но и болью. Я закусываю губу, чтобы не застонать в голос, и сильнее сжимаю плечи мужчины. Резко, страстно — это не занятие любовью. Это подчинение, доказательство, что я принадлежу только ему, что я его. И мне не хочется сопротивляться, наоборот, я наклоняюсь к нему и отвечаю с той же страстью, на которую способна. Наши взгляды встретились, его глаза, потемнев, стали почти черными, и я падала в эту тьму, забывая о боли и одиночестве. Все погружалось в эту тьму, как и я сама.
Я лежала на кровати, стараясь выровнять дыхание. Сюда меня принес Андрей Владимирович после того, как я почти потеряла сознание в его руках. Он сидел на кресле, молча наблюдая за мной.
— Ты довольна? — спросил он.
Я пожала плечами. Боль отступила, на час, минуту или секунду, я не знала, но она больше не разрывала мою душу на части, заставляя лезть на стену. И этого было достаточно.
— Завтра вернешь обратно вещи, — сказал мужчина, поднимаясь и подходя к двери.
Я не ответила.
Андрей Владимирович обернулся и посмотрел на меня. Он был спокойным, даже каким-то холодным. Словно это не он занимался со мной любовью в коридоре, а кто-то другой.
— Ты меня поняла? — спросил он с нажимом.
— Да, — тихо ответила я.
— Хорошо, — кивнул мужчина и вышел в коридор.
Я снова занялась изучением рисунка потолка. Затяжное падение в пропасть продолжалось, и чем оно закончится, не знаю ни я, ни он.