Запретный, сладкий плод

Декабрь. Зима вступила в свои права, на смену слякоти пришел мороз и хоть какое-то подобие снежных сугробов. Я шла с Ириной из школы. Новогодние праздники были не за горами, но никакого ощущения праздника я не чувствовала. Наоборот, после тех приключений с Лариской и Алиной время для меня словно остановилось. Я училась, гуляла с друзьями, даже пару раз встречалась с Ромкой. Андрея Владимировича я всеми силами старалась избегать, и он, видимо, чувствуя это, сам старался не попадаться мне на глаза. И я успела успокоиться, перестав размышлять о том, что влюбилась в опекуна. Но, оказалось, напрасно.

Задачка по химии не хотела сходиться. Уже полчаса я безуспешно пыталась даже не понять ее, а просто подвести под ответ, но даже это у меня не выходило.

«Черт! Камилла, и как ты собираешься выступать на олимпиаде, если у тебя даже сейчас ничего не выходит?» — ругала я себя, устало потирая глаза: строчки уже начали двоиться перед глазами, так долго в них всматривалась; я откинулась на спинку кресла.
Оставался еще один вариант.

«Нет! — покачала я головой. — Я не пойду к нему. Я просто не смогу».

«Угу, — кивнул мне голос разума. — Конечно, лучше сидеть здесь трусить, а потом опростоволоситься на олимпиаде».

Сарказм в стиле Доктора Хауса немного привел меня в чувства. Действительно. Чего я боюсь? Не выгонит же он меня оттуда… опять. Воспоминания о том случае заставили меня покраснеть: вот действительно две глупые девчонки, сующие свои носы, куда не просят. За этими раздумьями я дошла до двери его кабинета и застыла, не в силах постучать. Я просто тупо стояла и не могла даже руку поднять, словно окаменела. Эта непонятная робость, на грани ступора, саму меня раздражала. Я никогда не была наглой девицей, по типу Селезневой, но и застенчивой тихоней тоже, а тут и двух слов сказать не могу.

Простояв так с полминуты, я уже собиралась идти обратно к себе, обзывая себя идиоткой и трусихой, но тут дверь распахнулась, и мы столкнулись с Андреем Владимировичем «нос к носу».

— Камилла, ты что-то хотела? — спросил он меня.

— Э-э-э, нет, то есть да. — Я покрутила головой, чувствуя себя полной идиоткой. — У меня задача не выходит.

Опекун посмотрел на меня с удивлением:

— Заходи, посмотрим, что там с задачей, — сказал он, и жестом пригласил войти.

Я осторожно перешагнула порог, словно ступала не в кабинет, а в какую-нибудь темную пещеру. Мельком осмотревшись вокруг, я не заметила никаких изменений с того нашего с Иринкой проникновения. От воспоминания о том случае я снова почувствовала, как мои щеки начали гореть.

— Ну, так что там у тебя? — спросил он.

Я разложила на столе учебное пособие с задачами и тетрадку и села на стул.
— Вот эта, — указала я на пример. — Реакции синтеза аммиака. В ответе должно получиться…

— А ты уже и в ответ заглянула? — ухмыльнулся он.

— Вот не надо говорить, что вы так не делали никогда, — улыбнулась я в ответ. — Да и какое это имеет значение, если под него подвести все равно не получается.

Он рассмеялся:

— Да, ты права, так делают все. Ну, что ж, посмотрим, чем смогу помочь.

Он наклонился через мое плечо.

— Все ясно, — произнес он с задумчивым видом через минуту. — Очень хитрая задача. Смотри, здесь так…

Он стал расписывать формулу на листке бумаги, а я никак не могла сосредоточиться: смотрела на буквы и цифры, потом на его пальцы, обхватывающие ручку, тонкие, длинные пальцы пианиста, спиной ощущала его присутствие, и нотки мужского одеколона кружились вокруг меня. По коже поползли мурашки, проникая внутрь и разливаясь там непривычным теплом.

— Камилла? Ты меня слушаешь? — голос Андрея Владимировича вывел меня из этого странного состояния.

— Да! — встрепенулась я, со всем вниманием уставившись на строчки формул, выведенных в моей тетради. — Я слушаю…

Он посмотрел на меня взглядом опытного учителя, который всегда видит, слушает его ученик или нет, поэтому отпираться было бессмысленно. Я виновато опустила голову: сама пришла за помощью, и сама же сидела, как деревянная кукла. Но со мной такое впервые: ничье присутствие не действовало на меня так… опьяняюще, даже Ромкино. Я с ужасом подумала, что же будет, если я так же тупо буду сидеть на его уроках… ужас!

— Простите, — пропищала я.

Андрей Владимирович отошел к книжному шкафу. Он, кажется, не заметил всей этой ерунды, что со мной творилась. А может, просто сделал вид.

— Ты, наверное, перезанималась сегодня, — сказал он, что-то рассматривая на полках. — Я дам тебе книжку, думаю, ты сможешь по ней разобраться.

— Наверное, — кивнула я и, собрав все свои «причиндалы», подошла к нему.

Он протянул мне книгу.

— Спасибо, — я старалась не встречаться с опекуном глазами.

Опекун не отпускал книгу из рук и все-таки поймал мой взгляд:

— Но если вдруг возникнут какие-то трудности, обращайся. Поняла?

— Да, конечно, спасибо, — я почти вырвала книгу у него из рук и, еще раз вымученно улыбнувшись, буквально выбежала из кабинета.

«Черт! Камилла! Ты втюрилась в своего опекуна-преподавателя!» — похожим на Иринкин голосом вскричал мой разум.

Я со стуком опустила книги и тетрадку на стол и легла на постель. Может быть, это пройдет? Ведь это совсем не любовь: временное помешательство, симпатия, влечение, но не любовь. У меня есть парень, его я должна любить. И вообще, мне учиться надо… Все это родителям бы не понравилось. Воспоминания о родителях заставили меня загрустить. Я обняла плюшевого медведя, подаренного папой на восьмое марта, и закрыла глаза.
«Па, ма, я скучаю, возвращайтесь», — взмолилась я мысленно. Ведь если их тела не нашли, значит, они еще живы, значит, они вернутся. Именно эта мысль не давала мне окончательно сдаться тогда в сентябре, давала она мне силы и сейчас. Я ждала их, это единственное, что мне оставалось.

— Эй, — Иринка махала ладонью перед моим лицом, — ты куда улетела?

Мы уже дошли до нашей любимой кафешки.

— Да, глупости, все нормально, — улыбнулась я подруге. — Ну, что, по чашке горячего шоколада?

— Давай.

Мы зашли в кафе, сели за любимый столик.

— Так о чем ты так задумалась? — спросила подруга.

— Об учебе, — не буду рассказывать Иринке о моем странном влечении к опекуну. Да вообще никому не собираюсь рассказывать.

— Слушай, тебе никто не говорил, что людям и отдыхать полагается, а не только учиться, — фыркнула подруга. — Я серьезно, Камилл, ты скоро привидением станешь с этой учебой. Скоро Новый год, твой день рождения. Кстати, о дне рождения. Если не хочешь отмечать как обычно, можем просто взять Ромку и Юрку и завалиться в какой-нибудь клуб, — голос Ирки сразу стал серьезным.

Я вздрогнула. Если честно, за всеми этими событиями я совершенно забыла о своем дне рожденья. До него оставалась всего неделя.

— Думаю, все поймут, если ты не захочешь в этом году праздновать как обычно, — рассматривая остатки шоколада в стакане, произнесла Ирина.

Я улыбнулась, прекрасно понимая, на что она намекает. С самого первого класса моя мама праздновала мой день рожденья с размахом, приглашая на него не только друзей, как делают все, но и просто весь класс. Годы шли, младшие классы сменялись средними, ну, а потом и старшими, а традиция осталась. Кто бы с кем ни дружил или ни враждовал, на мой день рожденья приходили все. Меня это не напрягало, так как до последнего времени врагов в классе у меня не было.

— Да нет. Думаю, не стоит ломать традицию. Пригласим всех, как всегда, — покачала я головой.

- Даже Селезневу? — фыркнула Ира.

Не надо говорить, что с того случая на химии я ее, мягко говоря, недолюбливала. А уж Ира тем более, но я сомневалась, что Ксюшке хватит наглости заявится на праздник.

— А Андрей Владимирович?

— С ним я поговорю сама, — улыбнулась я. — Думаю, что он будет не против, если мы погуляем на моей квартире. А что и кто там — не так важно.

— Ну, хорошо, — отметая все сомнения, улыбнулась подруга, — Значит, готовим вечеринку.

Ничего Иринка так не любила, как устраивать праздники. У нее был талант делать даже из самых тухлых вечеров успешные дискотеки. Поэтому завуч всегда подключал Ирку организовывать вечера в школе. Так что за судьбу праздника я была спокойна.

Вечером я сидела в своей комнате, и раздумывала, как рассказать опекуну о планах на день рождения. Честно, я не знала, как он отреагирует на это. Несколько раз я уже хотела начать разговор, но замолкала, и, в конце концов, решила, что это пока не горит и скажу ему позже, например, в день рождения.

Прошло пять дней, уже все в классе знали, что в субботу собираемся у меня на квартире. Слух, конечно, достиг и ушей учителей, и Андрея Владимировича в том числе.

— Самойлова, задержитесь, пожалуйста, — остановил он меня после урока, когда я была уже у дверей класса.

Иринка тоже притормозила в коридоре, но я махнула ей рукой и обернулась к учителю.

— Прикрой дверь, — сказал он, не отрывая взгляда от тетрадей на его столе.

У меня мурашки пошли по спине от его голоса, и теперь в этом были виноваты вовсе не подростковые гормоны, а лед, прозвучавший в голосе мужчины. Я, затаив дыхание, подошла к учительскому столу.

— Это правда, что говорят? — спросил он, поднимая на меня взгляд.

— А что говорят, — не поняла я сначала, даже подумала, не успела ли Селезнева пустить какую-нибудь грязную сплетню, а то Ксюша как-то опасно притихла в последнее время.

— О том, что у тебя намечается вечеринка в субботу, — голос опекуна стал еще строже.

Я сглотнула, голос разума подсказывал, что ничем хорошим разговор не закончится.

«Хотя сама виновата, надо было с ним поговорить до того, как Иринка разовьет такую бурную деятельность. Теперь выкручивайся, как хочешь», — фыркнуло подсознание.

— Я хотела сказать, — начала я.

— И что же тебе помешало? — он сложил руки на груди.

«Моя собственная трусость», — ответила я мысленно.

— Не знаю, — пожала я плечами.

— Вот и я не знаю, разрешать ли тебе проводить эту вечеринку? Наверное, нет.

Я чуть не задохнулась от возмущения: «Он не позволит отпраздновать мне день рождения?»

— Простите, я хотела рассказать, спросить разрешения, но не смогла, — пыталась оправдаться я. — Вы не можете запретить мне отпраздновать день рождения. Это несправедливо.

— Почему же? — хмыкнул он. — Может, это укрепит твою память, и в следующий раз ты не забудешь рассказать мне о чем-либо таком. Я твой опекун и отвечаю за тебя, но почему-то в школе о вечеринке знают все, кроме меня.

Ладони стиснулись в кулаки. Я опустила голову, на глаза навернулись слезы: «Он не может так поступить!»

— Это несправедливо! — повторила я уже громче.

— А что справедливо? Думаешь, если ты осталась без родителей, то можешь делать все, что вздумается? Прятать беглянок полмесяца от всех, закатывать вечеринки… Думаешь, я все позволю? — голос Андрея Владимировича тоже стал громче.

Упоминание о родителях было словно удар под дых. Я резко подняла на учителя взгляд. Наши глаза встретились: в его горело уже не просто недовольство, а гнев, но я не собиралась отступать.

— Это мой день рождения и я отмечу его как захочу и с кем захочу! — почти кричала я.
— Вы не можете мне запретить, вы мне никто! Хотите, сдайте меня обратно в детдом, не надейтесь, не заплачу и назад не попрошусь. Мои родители вернутся! Слышите?! Вернутся! — последнее я уже прокричала и, вытирая слезы, выбежала из кабинета.

— Что случилось? — догнав меня, спросила Иринка.

— Ничего, — пытаясь справиться с всхлипами, ответила я. — Как же я его ненавижу, — добавила я тише.

— Кого? — не сразу поняла подруга, — Андрея Владимировича? Что он сделал? — Она остановила меня и развернув к себе, заглянула в глаза.

— Ничего, — буркнула я.

Расстраивать Иринку тем, что опекун запретил проводить вечеринку, не хотелось. Да я и не собиралась ничего отменять, ему назло. Пусть хоть службу опеки вызывает, мне плевать.

Выскочив на школьный двор, я столкнулась с Ромкой.

— Ты что тут делаешь? — вместо приветствия спросила я.

— Тебя жду, — буркнул он. — А ты что, плакала?

Я опустила голову, пряча распухший нос и красные глаза.

— Кто тебя обидел? Я ему сейчас! — завелся он.

— Остынь! — бросила я парню. Тоже мне, защитник нашелся. — Лучше поедем куда-нибудь.

— Куда? — сразу же переключился Рома.

— Не знаю, все равно. Туда, где весело, — пожала я плечами.

Возвращаться в квартиру совсем не хотелось.

— Тут недавно новый каток открыли, — сказала Иринка. — Помнишь, ты говорила, что хотела покататься? — посмотрела она на меня.

— Да, поехали, — согласилась я.

Когда Ромкина машина отъезжала от школы, я видела, как Андрей Владимирович выходил из здания. Он шел быстро, будто, как и я, бежал от кого-то. Вся его фигура выдавала раздражение. Я отвернулась от зеркала заднего вида и смотрела только вперед.

Веселье, царившее на катке, ненадолго развеяло мою злость и обиду на опекуна, но стоило мне перешагнуть порог квартиры, как все это вернулось с удвоенной силой. Не заходя ни на кухню, ни в гостиную, даже не проверяя, дома ли опекун, я закрылась в своей комнате и включила музыку.

Как я могла думать, что влюбилась в него? Он злобный, бесчувственный идиот. Да в такого влюбиться — и врагу не пожелаешь. Пусть его Селезнева забирает, со всеми потрохами. Приятно подавиться.

Я лежала в темноте на кровати и пестовала свою обиду под песни группы EarlyRise, когда ко мне постучали. Прекрасно зная, кто стучит, я промолчала, сделав вид, что не слышу. Стук повторился. Он был там, за дверью. Чего он хочет? Может, извиниться?

«А может, еще раз сказать тебе, что ты никому не нужная, кроме него, маленькая сиротка?» — буркнула обида.

Разрываясь между желанием послать опекуна и позволить ему войти, я встала с постели — пересилило второе.

— Да, войдите, — я подошла к ноутбуку и выключила музыку.

Он вошел:

— Я хотел поговорить.

«Да, не все еще гадости мне высказали?!» — я сложила руки на груди, повторяя его позу в классе.

Андрей Владимирович стоял посредине комнаты, не двигаясь. Мы словно поменялись местами.

— Говорите, — выдохнув, сказала я, видя, что он ждет ответа.

— Я сегодня был неправ. Не совсем прав, — начал он.

«Да? Разве?!» — сыронизировал мой внутренний голос.

- Я думал, что ты мне доверяешь, а тут узнаю про эту вечеринку самым последним. И от кого? От директрисы!

Я округлила глаза: «Откуда Ква-Ква знает о вечеринке?»

— Я не знаю, как она узнала, но устроила мне такой выговор, — мужчина поморщился, видимо, ему было неприятно об этом вспоминать. — Отчитала меня, словно первоклассника Бестрева Семеновна. даже грозилась позвонить Людмиле Кирилловне и рассказать, что я не справляюсь со своими обязанностями. Не стоит тебе говорить, что она была против, когда я решил взять тебя под опеку. Мне пришлось соврать, что я все знал о празднике и что сам разрешил тебе его провести. Там в классе я просто хотел поговорить, но… повел себя не лучше твоих сверстников. Просто…

— Был уже на взводе, — перебила я его.

Уж мне-то не знать, как Ква-Ква с Галиной Викторовной умеют вынимать душу. Стоишь в кабинете, а на тебя будто ведра с помоями выливают, прямо на голову. Выйдя от них, даже у святого возникнет желание всех перекусать.

— Я тоже виновата, — покачала я головой. — Надо было вам сразу сказать, а не молчать, как партизан перед немцами. Вы бы тогда были готовы к нападению… Просто раньше мои домашние дела никак не касались школы. А теперь...

— Да, — он подошел ближе и положил руку мне на плечо. — Твои родители обязательно найдутся. Хорошо, что ты продолжаешь их ждать.

Я почувствовала, как глаза защипало от слез, а в горле встал ком. Поборов желание прижаться к груди опекуна, отошла на несколько шагов. Быстрым движением стерла слезы со щек и улыбнулась:

— Спасибо.

Андрей Владимирович тоже отошел:

— Значит, мир? — спросил он.

— Мир, — кивнула я.

Он уже был в дверях:

— И еще. В субботу все остается в силе. Только обещай сильно не буянить. И возвращайся к двенадцати. Хорошо?

— Да, спасибо.

Он вышел из комнаты, а я рухнула на постель, как подкошенная. Вся злость на Андрея Владимировича исчезла. Внутри разливалось странное чувство тепла, а губы растянулись в идиотской улыбке. Я прижала к себе плюшевого медведя и, закрыв глаза, снова почувствовала запах его туалетной воды и тепло его ладони на моем плече.

Наступило утро субботы. Солнечное и по-зимнему морозное. Вылезать из уютной и теплой постели совсем не хотелось, но я обещала Иринке помочь с подготовкой к празднику. Андрея Владимировича не было дома, на кухонном столе я нашла записку «Уехал по делам. С днем рождения».

Что сказать — спасибо.

Подарка от опекуна я, честно, не ждала; то, что он разрешил мне устроить вечеринку, уже само по себе подарок. Наскоро позавтракав и собравшись, отправилась в свою квартиру. Там уже вовсю кипела работа: Иринка готовила угощение, а Юрка расставлял мебель, чтобы было место для танцев, и украшал комнату шариками.

— С днем рождения! — кинулась обнимать меня подруга с порога.

— С днем рождения! — Юра, приподняв меня, стал кружить.

— Спасибо! — засмеялась я. — Поставь меня, пожалуйста! — смеясь, попросила я.

Когда мои ноги коснулись пола, я еще несколько минут не могла отдышаться и достала ингалятор.

— Пошли, — потянула меня за собой Ирина.

— Куда? — спросила я.

— Получать подарки, — таинственно улыбнулась подруга.

В моей комнате на кровати лежало темно-зеленое платье.

— Это тебе подарок от нас, — продекламировала Ира.

— Оно красивое, — я взяла платье. — Я не могу его принять.

— Глупости, — махнула рукой Иринка. — Давай переодевайся, и без разговоров.

Подруга вышла. А я, вытащив из шкафа колготки, туфли-лодочки, завалявшиеся там с древних времен, стала переодеваться. Вечернее платье с юбкой, облегающей бедра, и широким поясом, переливающимся мелкими серебристыми искорками. Оно словно сделало меня взрослее, и вообще не собой, а кем-то другим. Ведь Камилла, которую я знаю, предпочитает джинсы и кроссовки.

— Вау! Как оно тебе идет! — выдохнула Ирка, возвращаясь обратно в комнату.

— А декольте не слишком? — подтянула я корсет, который, казалось, только и мечтает, как соскочить с моей груди.

— Все просто отлично, — улыбнулась мне она. — Только не хватает пары штрихов.

Моей шеи коснулось что-то прохладное:

— Это от Юрки.

Колье было в форме листьев с тремя зелеными камнями посередине в форме цветков.

— Не волнуйся, это бижутерия, на настоящее денег не хватило, — предупредила она мои возражения. — К нему еще браслет и сережки. А теперь давай займемся твоей прической и макияжем. И не морщись. Я хочу, чтобы сегодня никто от тебя глаз отвести не мог.
Я вздохнула, но, послушно опустившись на стул, отдала себя в руки подруги. Примерно через час она повернула меня к зеркалу.

— Черт! Это я?! — на меня смотрела красивая девушка, от восемнадцати до двадцати лет, в элегантном платье, с высокой прической. — Слушай, Ирин, а это не слишком? Я же не на выпускной собралась.

— В самый раз, — махнула рукой подруга и начала прихорашиваться сама. — Должна же я была когда-нибудь сделать из тебя настоящую девушку, вот этот час и настал.

— Как будто раньше я была не настоящей, — буркнула я и вышла из комнаты.

— Ух ты!!! У Ромки сегодня глаза на лоб вылезут, когда он тебя увидит, — воскликнул Юрка, как только встретил меня в коридоре.

— Да ладно тебе, — я почувствовала, как мои щеки запылали от румянца. Я не привыкла к комплиментам. — Все готово?

— Да, все нормально, — улыбнулся парень. — Вечеринка получится супер.

— Ну, если ты так сказал, я не беспокоюсь, — выдавила я из себя улыбку, хотя в животе стоял ком от тревожного предчувствия.

Через полчаса подтянулись первые гости. Когда в дверях появился Ромка, его глаза действительно чуть не вылезли из орбит.

— Камилл, ты такая, такая!

— Какая? — спросила я с непонятно откуда взявшимся кокетством.

— С днем рождения, любимка, — он протянул мне шикарный букет алых роз и коробочку.

— Спасибо, — комок в животе начал таять, и настроение поднималось все выше и выше.

Все сели за стол. Бутылки с вином, мартини и коньяком стояли под столом.

— Иринка, ты алкоголь купила? — спросила я у подруги, сидящей рядом со мной. — Ты с ума сошла?!

— Ой, да ладно, Милка, не нуди. Без алкоголя сейчас только детские утренники проходят. А тебе уже шестнадцать исполнилось. Расслабься. Помнишь прошлый год, твоя мама нам тоже на праздник вино купила?

Моя мама была приверженцем теории: «Пусть лучше дома, под присмотром, чем тайно под забором или в подъезде». Поэтому не видела ничего плохого в небольшом количестве алкоголя на праздничном столе.

Я сдалась под уговорами Иринки и позволила налить себе бокал, но взяла со всех обещание, что после одиннадцати мы все разойдемся и шуметь не будем. Мне не нужно, чтобы бабушка Нюра решила вызвать полицейских из-за шума за стенкой.

В середине вечеринки в дверь кто-то позвонил.

-  О, опоздавшие! — крикнул Юрка и подошел к двери.

Не успела я его предупредить, что это могут быть не только опоздавшие гости, но и недовольные соседи, как дверь уже была открыта. На пороге стояла Ксюша Селезнева, Маринка с Таней, которые всегда крутились рядом с ней.

— Лучше бы злые соседи, — шепнула мне Иринка: тоже увидела, кто пришел. — Ты их впустишь?

— Да, если их не впустить, то они могут устроить какую-нибудь подлянку. Ты ее знаешь. А мне не нужно, чтобы сюда нагрянули полицейские.

— Да, ты права, сделать такое как раз в ее стиле, — вздохнула подруга и, еще раз посмотрев на Ксюшку (в этот момент я подумала, что Селезневой повезло, что взглядом нельзя убить), развернулась и пошла в комнату.

— Ну, поздравляю, именинница, — подошла ко мне гостья. — А ты сегодня ничего. Я всегда говорила, что стильная одежда и хороший макияж сделают эффектной любую посредственность.

— Спасибо, Ксюша, проходи, — улыбнулась я так, что зубы заскрежетали. Как мне хотелось огреть ее чем-нибудь тяжелым!

Марина с Таней повели себя скромнее: вручили подарки и, пожелав стандартного счастья, здоровья, поспешили вслед за своей королевной.

Стрелка подбиралась к девяти, а я уже была без сил. Устроившись в уголке дивана, наблюдала, как не совсем трезвые одноклассники танцевали или играли в «бутылочку». Честно, я уже жалела, что не воспользовалась предложением Иринки устроить скромный праздник на четверых. Первоначальный веселый настрой испарился вместе с парами алкоголя. Чтобы хоть чем-то себя занять, стала убирать со стола.

— Камилла, что ты делаешь? — услышала я голос Ромки со спины, так неожиданно, что чуть не выронила тарелки.

— Убираю посуду, — ответила я, не понимая, что его так возмутило.

— Да брось! Пошли танцевать! — потянул он меня на ту часть комнаты, где все танцевали.

Я никогда не увлекалась танцами, да и вообще считаю, что у меня две ноги левые, так что неуклюжие попытки изобразить что-то типа вальса или просто медляка мне быстро надоели, да и голова закружилась.

— Не, Ромка, я лучше посижу, — отступила я от парня. — Прости, я устала.

— Хорошо. С тобой побыть? — пожал плечами парень, несколько озадаченный моим настроением.

— Нет, я пойду в ванную, умоюсь, — извиняюще улыбнулась я ему.

Да, два бокала вина не пошли впрок. Мой организм, не привыкший к алкоголю, протестовал, тесный корсет мешал дышать, а ноги ныли от туфлей.

«Нет, все, никаких больше каблуков», — качала я головой, разминая ступни.

— Милка, ты в порядке? — услышала я голос Иринки за дверью.

— Да, все нормально. Я сейчас выйду, — непорядок, если виновница торжества отсиживается в ванной.

Вернувшись в комнату, я поискала глазами Ромку. Я надеялась, что он не обиделся на такой мой уход, но его нигде не было видно.

— Ты не знаешь, куда Ромка делся? — спросила я у Макса.

— Они с Ксюхой куда-то пошли. Она тут на нем так висла, как стриптизёрша на шесте, — ответил одноклассник.

— С Селезневой?! — нахмурилась я.

В животе снова завязался тугой комок тревоги. Я прошла по коридору, в моей квартире было не настолько много комнат, чтобы спрятаться. Если только они не ушли вместе. Подойдя к закрытой спальне моих родителей, я услышала там какое-то шебуршание.

«Неужели кто-то из одноклассников решил облюбовать кровать моих родителей?!» — сама мысль об этом меня возмутила, и я толкнула дверь, кипя от гнева, чтобы выпроводить наглецов.

Луч света осветил два полуголых тела на постели. В темноте комнаты мне не сразу удалось разглядеть их лица, но когда удалось, я почувствовала, что ноги подкосились, заставив меня медленно осесть на пол, а к горлу подошла тошнота.
На кровати был Ромка, а под ним, нагло улыбаясь, лежала Селезнева. Она явно наслаждалась моей реакцией на произошедшее.

— Что происходит? — в дверях комнаты возникла Иринка.

Осознав ситуацию, она тут же накинулась на одноклассницу:

— Ах ты сучка! Черт, у тебя вообще есть совесть?! Тварь! И ты хорош, кобель! Вышли вон отсюда! Проваливайте! Пока я вас сама отсюда не вышвырнула!

На крики подруги начала собираться толпа любопытствующих. Я вскочила на ноги, не в силах это все слушать, побежала к входной двери. Сорвав с вешалки куртку, кинулась вон из квартиры. Слезы душили, все съеденное и выпитое рвалось наружу. Я шла, плохо осознавая, куда. Ноги в туфлях скользили на льду и быстро замерзли. Заскочив в только что подошедший автобус, села у окна. Какой-то пьяный пассажир приставал ко мне, «такой нарядной и красивой», а у меня перед глазами все стояла сцена: Ромка, обнимающий полуголую Ксюшку.

Как добралась до квартиры опекуна, помнила плохо, но, видимо, обманутых девушек охраняет свой ангел-хранитель. Смыв окончательно весь праздничный макияж, который стараниями слез и снега давно превратился в черные полосы на щеках, пошла на кухню: мне была необходима кружка горячего чая.

— Не ждал тебя так рано, — услышала я голос Андрея Владимировича.

— Так получилось, — ответила я, пряча заплаканные глаза.

Он положил передо мной небольшой сверток:

— Вот, не успел отдать до того, как ты ушла на праздник.

Я удивленно посмотрела на мужчину, потом снова на сверток.

— Открывай, не бойся, это подарок, — улыбнулся он.

Я стала осторожно разворачивать оберточную бумагу. Передо мной лежала простая деревянная рамка. Я застыла: с фотографии на меня смотрели родители и мое собственное лицо.

— Но это же фотография…

— Которую разорвали в приюте, — закончил за меня Андрей Владимирович.

— Но как?

— У меня есть фотохудожник, как-то я нашел обрывки фотографии в мусорном ведре, и решил, что он, возможно, сумеет восстановить ее. Просто не знал, что тебе еще подарить.

— Это лучший подарок, — улыбнулась я.

Боль и обида от предательства Ромки отошли на второй план. Я держала рамку и вглядывалась в любимые черты. С этим изображением ко мне словно вернулась частичка родителей, их тепла и любви. Я почувствовала, что слезы снова защипали глаза.

Что-то в последнее время я стала совсем плаксой. Не зная, как выразить Андрею Владимировичу всю признательность, все счастье, которое он мне подарил этим фото, я обняла его. Учитель, кажется, был ошарашен и несколько секунд стоял неподвижно, но потом я почувствовала, как его руки опустились на мою спину.

— Спасибо. Спасибо, — шептала я, уткнувшись ему в грудь и заливая его футболку слезами.

— Ну, хватит, хватит, — он отстранил меня от себя, и, посмотрев мне в лицо, стер с моих щек следы от слез. — Улыбнись.

Мои губы сами собой растянулись в улыбку. Он улыбнулся в ответ и в его глазах зажглись озорные огоньки.

— Могу ли я пригласить именинницу на танец? — подал он мне руку.

Я несколько секунд смотрела на протянутую ладонь, прежде чем вложить в нее свою. Мы прошли в гостиную, где уже звучала тихая, красивая мелодия.
Андрей Владимирович притянул меня к себе, одну руку положив на мою талию, а второй обхватив мои пальцы.

Мы кружились по комнате под звуки незнакомой мелодии, и мне в тот момент показалось, что это единственное место, где я хочу быть: в объятьях теплых, сильных рук, кружащих меня в танце. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

— Тебе очень идет это платье, — прошептал он и коснулся губами моих волос, которые давно свободно лежали на плечах.

— Спасибо, — засмущалась я.

Взглянула в окно, где отблески фонарей и неоновых реклам тоже танцевали свой собственный танец, сплетаясь в таинственный узор. Глаза закрывались сами собой, видимо, сказывалась усталость и вся нервотрепка этого дня. Вот я почувствовала, как Андрей Владимирович легко подхватывает меня на руки. Несколько шагов, постель, шуршание платья и уютное тепло одеяла.

— С днем рождения, — уже смутно услышала я его голос перед тем, как окончательно провалиться в сон.