Часть 18
https://t.me/ficbookyagodnaytart/158 — ссылка на коллаж
Дисклеймер:
В данной главе содержится описание жестокости и насилия, которые могут вызвать сильные эмоциональные реакции у читателей. В тексте будет вставлен дисклеймер, в котором прописаны условия чтения главы. Просьба обращать на это внимание. Приятного прочтения.
«Скорей всего, зима наступит слишком поздно
Можно подождать, пока мы не сошли с ума
Это так по-взрослому - что-то терять навсегда
Терпеть, если будет больно и если любовь
Если будет снег, собери немного и приноси домой»
Юрий Каплан — «Если будет снег»
«это больше не больно / досадно / смертельно / мучительно,
ведь стихи не прочтут те, кому они были написаны.
«расставание» впредь нарекается главным учителем,
а «стремление выжить» подобно желанной ремиссии.
я не чувствую страха закончиться – всё было искренне:
мы забыли друг друга взаимно / взаправду / уверенно.
«я не стóю тебя» разрушительней всякого выстрела.
«я тебя не забуду» бьёт в самую цель преднамеренно.
«я желаю добра тебе, солнце!» застрянет в гортани и
я умру от того, что во мне не останется смелости.
ты прости за любовь и за то, что слова эти ранили,
но я высказал всё, что когда-то с собою посмел нести.
я ваял нелюбовь не из глины, а слов инструментами.
сотни мыслей сплетал воедино, а после их вымесил.
но разлука с тобой оказалась подобием ментора,
а причины спастись не нашлось, превратив чувства в вымысел.
мне объятия рук заменяет объятие комнаты.
после стольких попыток влюбиться однажды отчаюсь я.
но поэзии свойственно ввек оставаться непонятой,
ведь стихи не прочтут те, кому они предназначаются...»
– и.врублевский
У любви Антона были глаза небесно-голубого цвета. Вкус только что собранной лаванды и утренней свежести и льняная рубашка с серебряным отливом. Кольцо-печатка на пальце и очки в чёрной оправе. У его боли были тёплые руки и голос, дрожащий возле его уха. Мягкие тёмные волосы и красивые пальцы. Его боль больше никогда не утихнет. Его боли больше нет с ним.
Но сердце болит и неумолимо ноет. В действительности, оно скулит, как забитый зверь, нашпигованный свинцом. Только оно всё ещё живо. Как и лёгкие, что вдыхают плотную завесу дыма.
Вновь очередная сигарета летит в неизвестность. Антон сидел на краю заброшенной многоэтажки. Холодный ветер вызвал мурашки, но Шасту было всё равно. На нём были лишь лёгкие спортивные штаны, футболка и кофта на молнии. Антон опустил взгляд вниз. С высоты шестого этажа открывался захватывающий дух вид. А тот факт, что один шаг может всё закончить... Из-за него хотелось дышать. Шаст не помнил, сколько сигарет он выкурил за это утро, наверное, слишком много. Докурив очередную до фильтра, парень посмотрел вниз. Там изредка появлялись люди, проходящие мимо и не замечающие ничего, кроме себя самих. На Антона вдруг нахлынули воспоминания.
«Очередная сигарета полетела вниз.
Антон сжал в руке помятую пачку синего Winston, наблюдая, как тлеющий окурок падает с крыши многоэтажки. Спасибо, что не он сам.
Парень усмехнулся этой мысли, которая всё чаще проскакивала в его голове. Что ему мешало сделать этот долбанный шаг с крыши? Не было бы никаких проблем, вообще ничего. Но инстинкт самосохранения пока ещё жил внутри парня, чем порядком мешал. Часто засыпал, впадал в кому, бился в конвульсиях, но жил.»
Действительно, что же мешало ему тогда просто сделать один долбанный шаг? В тот день он бы не опоздал в школу, не застал бы в будущем смерть Оксаны, ведь и с самой девушкой не был бы знаком, перестал бы терпеть унижения со стороны матери и отчима, не столкнулся бы с ним.
В его жизни бы никогда не было Арсения Сергеевича Попова.
Не было бы тех мучительных дней, когда он метался между выбором: Арсений или всё остальное? Не было бы и их расставания, их разлуки на долгих четыре года, а затем — встречи, столь яркой и пламенной. Попов бы никогда не сказал ему всего того, о чём говорил ночью пьяный, в промежутке рассуждая о пингвинах и смысле жизни. Антон бы никогда не узнал, что такое быть любимым и любить, любить так, что сносило бы крышу, что все слова и весь мир, окружавший его, просто-напросто затихали, когда рядом был Арс. Любить не из-за, а вопреки. Вопреки всему: законам, нравам, устоям, логике. Вопреки самому себе. Несмотря на все недостатки Попова, находить в нём светлое и прекрасное, то, на что можно было опереться в любой момент, то, чем он готов был жертвовать ради Антона, находить в нём любовь — такую же сумасшедшую, глупую, наивную, непосредственную, рьяную и страстную, от которой спросило крышу и хотелось кричать во всё горло. Любовь, которая разбивает сердце, а затем склеивает его осколки вновь.
Настоящую любовь.
Попов научил его этому. Арсений был единственным, кого Антон любил на самом деле: по-настоящему, искренне, до боли в теле и до слёз. С кем ему не нужно было быть другим или изображать кого-то. Арсений принимал его таким, каким он являлся. Он был заботливым, внимательным, невероятно любящим и... таким родным. Ни с кем Шаст никогда ещё не чувствовал такой тесной связи, такого контакта.
Видимо, их судьбы действительно связаны красной нитью.
Прочной, кроваво-алой, что стягивает их сердца до боли, оставляет шрамы и открытые колотые раны, что кровоточат и убивают. Медленно, неспешно наносят тебе вред. И ведь их никак не разорвать. Антон думал так раньше. А сейчас понимает: есть один способ.
Пара гудков, а затем знакомый и родной голос:
— Алло, Тош! Привет! Как ты там? — голос у Иры счастливый. Давно он его таким не слышал. Как бы сейчас ему хотелось обнять девушку, поблагодарить за всё, просто увидеть счастье в её глазах, которые сейчас наверняка блестят и искрятся.
— Ир, прости, — голос Шаста звучит приглушённо. — Прости, что звоню тебе.
— Антон, что случилось? Во что ты вновь вляпался?
— Ир, он меня изнасиловал.
— Арсений?!
— Никита.
— Что?! — Ира буквально кричит в трубку, заставляя Шаста поморщиться и отодвинуть телефон от уха. — Антон, что произошло?! Расскажи мне всё, живо!
И Шаст рассказывает. Рассказывает про ссору с Поповым, про его ложь, про то, как решил провести время с Никитой, дабы немного забыться и успокоиться в алкоголе. И про то, что было потом. Тело до сих пор болью отзывается при воспоминании о той ночи. Помнит, как в тот момент болело всё, словно под кожу запустили тысячу мелких иголок, как хотелось на воздух — прямо из окна. Сразу в другой мир. Такой, где не надо чувствовать. Такой, где можно просто вырвать лист бумаги или перечеркнуть всё — и память исчезнет. Где можно убрать всё мучительное, всё страшное и неугодное. Где наконец творцом своей судьбы будешь ты, а не кто-то.
Но пока что он в этом мире.
С этой болью и этими воспоминаниями.
— Антон, что ты собираешься делать? — тихо спрашивает Ира, когда молчание, повисшее между ними, слишком уж сильно затягивается.
— Я не знаю, — честно отвечает Шаст. В его словах пустота и безнадёжность.
— Антон, ты меня пугаешь, — честно говорит девушка на той стороне линии. — А что Арсений? Ты же рассказал ему всё, правда?
Молчание.
— Ведь так, Антон? — голос Иры становится твёрже и напористее. — Ты же рассказал ему?
И вновь тишина на том конце линии.
— Шастун! Ты совсем?! Почему ты ему не сказал?!
Антон равнодушно выслушивает крики подруги. Ему кажется, что он уже не способен ни на какие чувства. Ни на сожаление, ни на радость, ни на любовь. Он стал безэмоциональной серой массой, амёбой, что не может даже натянуть на лицо улыбку. Слёзы тоже больше не льются из его глаз. Он выплакал всё ещё тогда, на плече Димы.
— Я сказал, что изменил ему, — говорит Антон, зная, что последует дальше.
— Шаст! Ты совсем что ли?! Ты с дуба рухнул, я не пойму? Где твоя кукуха? Или крыша уехала, а тебя предупредить забыла, так?! И как он отреагировал?
— Сказал, что изменил мне с Шульгиным. У нас всё взаимно. Один один, так сказать.
— И ты ему поверил?! — скептически спросила Ира.
— Да.
— Какие же вы два идиота, Шаст. Я с вас просто фигею, честно.
— Он бы всё равно воспринял правду как измену, и мы бы расстались.
— История не терпит сослагательных наклонений, Антон. Господи, подари, пожалуйста, этим двум мудакам мозги, умоляю тебя! — взмолилась Кузнецова. — Что ты собираешься делать в этой ситуации?
— Хочу покончить со всем этим.
— Что?
Голос Антона, уверенный, холодный, решительный, резанул слух девушки не хуже острого ножа. Страшная мысль пришла ей в голову, и она, истерически схватившись за телефон, начала кричать Антону в трубку:
— Нет! Не вздумай! Шастун, если ты сделаешь это, я тебя оживлю и убью ещё раз собственноручно! Даже мысли такой не допускай.
— Ира, спасибо тебе...
— Нет! Нет, Шаст! — слёзы покатились по её щекам, а дыхание становилось всё более резким. Она отчаянно хватала ртом воздух. — Нет! Пожалуйста! Умоляю тебя! Не нужно это делать! Антон! Тоша, милый, нет, прошу тебя...
— Прости, Ир. Но у меня нет другого выхода.
— Выход есть, Тош! Выход есть! Приезжай ко мне, плюнь на всё! На универ, на друзей, приезжай ко мне! Здесь совсем другая жизнь, Антон! Здесь всё другое! И люди другие! Начнёшь новую жизнь, всё изменится...
— Я ехал сюда, в Питер, с такой же установкой: перееду, начну всё с чистого листа, без него. Но это была не жизнь, а ад. И, наверное, моя самая большая проблема — я не могу без него. Ир, прости, пожалуйста, прости меня. Но он слишком важен для меня. А если не будет его — то не будет и меня. Он полностью захватил меня, мой разум и моё сердце. Без него моя жизнь превращается в ад. Это такая любовь — нездоровая, разрушительная, сумасшедшая; да, я и сам прекрасно это понимаю. Но она одна. Другой такой не дано. Такая любовь случается либо раз в жизни, либо никогда. И она навсегда. Я всегда буду искать его, пытаться найти его черты в других, отдавать всего себя только ему, даже если его не будет рядом. Ир, я слишком сильно люблю его. Настолько, что, кажется, сошёл с ума.
Ира молчит некоторое время. Слышны лишь её всхлипы и тихие рыдания. Но потом она говорит то, из-за чего Антон замирает:
— Не дай мне потерять второго родного человека.
— Но...
— Я любила Оксану так же сильно, как тебя, Антон. Вряд ли так же по-сумасшедшему, как ты — Попова, но я тоже совершенно не осознавала всего происходящего. Когда она ушла... я не могла жить больше. У меня остался только ты. Пойми. У меня больше никого нет, Антон. Только ты. Ты единственный мой родной человек, который может быть рядом. Я люблю тебя; люблю, как друга, как брата, как лучшего человека в моей жизни. Не будь так жесток со мной, не оставляй меня одну на этой планете. Умоляю тебя, Шаст. Не делай этого.
В голосе Иры было столько жалости, столько искреннего отчаяния и животного страха, что Антон на секунду даже почувствовал, как забилось его сердце. И вновь он ощущает боль, которая железным кольцом сжимает его сердце.
Но ненадолго.
Шаст не хочет вновь чувствовать боль, не хочет брать ответственность за чужие жизни. Его судьба полностью в его руках, и только ему решать, что с ней делать.
— Ир, прости меня.
— Нет, Антон, нет! — истошный крик девушки резко обрывается, когда Шаст бросает трубку. Он отключает телефон, кладёт его в карман кофты и достаёт лезвие.
То, от чего его так пытался уберечь Арс, станет его погибелью.
Попов оберегал Антона не только от привычки резать свою кожу, но и от самого себя.
Арсений — его воздух.
Он его жизнь.
Его любовь.
И его погибель.
Антон подносит холодное лезвие к белоснежной коже. Он жмурится, прикусывает губу. Несколько твёрдых и решительных движений — он скатывается по стене. Смерть не страшит. Антон не думает о том, что будет дальше, когда он закроет глаза и больше не откроет их никогда. Но всё-таки на секунду в его голове вспыхивает мысль: его же будут искать. Он достаёт телефон, включает его. Перед глазами всё плывёт, кровь течёт по изрезанным рукам. Из последних сил он скидывает геолокацию Диме, а затем мобильный легко выскальзывает из его рук и с тихим звуком касается бетонного пола. Собрав волю в кулак, Шаст с силой сжимает в руках лезвие и касается нужного места.
Мир перед глазами плывёт, превращается в пелену, застилающую его глаза.
Последнее, что успевает сказать Антон, это лишь его имя.
«Арс».
Дисклеймер:
Далее главе разворачиваются события, которые могут вызвать сильные эмоциональные реакции у читателей. Мы понимаем, что эти темы могут быть чувствительными и травмирующими для некоторых людей. Поэтому, если вы не хотите травмировать свою психику, то закончите читать здесь и перелистните на следующую главу. Если же вы уверены, что данные описание не будут иметь сильного влияния на вашу психику и эмоциональное состояние, то вы можете продолжить чтение. Данная работа имеет множественные финалы, и только вам решать, какой вы хотите для себя видеть.
Приятного прочтения!
***
Ира кидает телефон в стену. По её щекам текут слёзы, грудь часто вздымается от рваных вздохов. Она кричит от злости и отчаяния, рвёт на себе волосы и закрывает лицо руками.
— Ира, что происходит? — по-французский спрашивает девушка, которая залетает в комнату на громкие звуки.
— Луиза, выйди! — орёт Кузнецова, и Луиза скрывается за дверью. Ира падает на кровать, прижимая колени к груди. Она кричит, утыкаясь в подушку. Боль пронизывает всё её тело. Она царапает лицо, бьёт по матрасу, пытаясь избавиться от ощущения беспомощности и ярости, что бушует внутри неё.
Обессилев, она просто падает на кровать и смотрит в одну точку.
Антон покинул её.
У неё больше не осталось никого.
***
Арсений идёт от парковки к университету. Под ногами хрустит снег, а внутри — сердце. Оно бешено колотится в груди.
Вчера Антон не пришёл на пару.
Почему-то внутри Попова закралось странное чувство страха за парня. Но он старался сразу же отогнать его: Антон ему больше никто. Шаст сам изменил ему, сам признался, сам послал к чёрту.
Антон всё решил за него.
Попов не обращает внимания на появившуюся на пути широкую мужскую фигуру, но спустя мгновение ему прилетает сильный удар в челюсть.
Арсения отбрасывает назад и он падает на замёрзшую землю.
— Что за?.. — только и успевает сказать Арс, но на него тут же сверху наваливается человек и несколько раз бьёт его по лицу. Арсений чувствует, как из носа и губы течёт кровь.
— Это тебе за Антона, гнида!
Арсений узнаёт смутно знакомый голос. Он наконец понимает, что сидящий на нём человек — Журавль, друг Антона.
— Я тебя ненавижу, Попов! Ты мразь! Из-за тебя Антон сделал это!
Дима наконец встаёт с него и даже не смотрит на окровавленные костяшки.
— Поднимайся, сука.
— Что происходит? — спрашивает Арс, отряхивает пальто от снега.
Его тут же хватают за грудки.
— Что происходит?! Что происходит?! Попов, ты совсем не алё? Ты тупой или да? Что происходит?! Из-за тебя Антон вскрылся, сука! Из-за тебя! Я тебя ненавижу!
Раз.
Сердце пропускает удар.
Два.
Начинает биться быстрее.
— Что?.. — хрипло спрашивает Арс. Сейчас он не узнаёт свой голос. Наверное, он выглядит настолько ошарашенным, что даже на лице Димы пробегает тень растерянности.
— Что с Антоном? — голос Арсения становится твёрже. Дима молчит. — Журавлёв, что с Антоном?!
— Он перерезал вены, Арс. Из-за тебя.
Арсений замирает.
Смерть близкого похожа на удар в солнечное сплетение.
Дима суёт ему в руку какой-то листок. Попов на автомате сжимает его крепче.
— Шаст оставил. Это для тебя. Нашёл, когда разбирал его вещи.
— Я виноват.
— Не отрицаю. Но Антона уже не вернуть.
В тот день Арсений не пошёл на работу. Словно в трансе, он прибыл домой, зашёл в свою пустую квартиру и сел на диван. Арс достал ту бумагу, которую ему дал Дима. Он развернул её и начал читать.
«Мне осталось не так много времени.
Я подумал, что запишу здесь десять вещей, которые хочу сделать до своей смерти. Начал фантазировать, понаписал всякой чепухи. Но потом, прочитав свои записанные желания, я задумался. Действительно ли это то, что по-настоящему важно для меня?
И тогда я начал составлять новый список. В процессе я понял, что всё, чего я реально хочу, связано с тобой. Это предназначалось бы тебе. Твоя жизнь, я уверен, будет продолжаться ещё долгие годы после меня. У тебя будет много хорошего и плохого, но я решил записать свои мысли о тебе, чтобы в трудные времена ты мог прочитать это письмо и вспомнить: был человек, который любил тебя таким, какой ты есть, несмотря на какие-то недостатки.
И вот десять пунктов, почему ты необыкновенный человек:
1. Ты выглядишь таким милым, когда спишь.
2. Твои ямочки на щеках, когда ты улыбаешься.
3. Ты всегда ел всё, что я приготовлю, будто это самое вкусная еда в мире.
4. Как ты глубоко размышляешь над разными вещами.
5. Ты действительно очень добрый и заботливый.
6. Ты любящий отец.
7. Ты самый тёплый в мире человек.
8. Ты так мило поправляешь волосы, когда волнуешься.
9. Ты целуешься лучше всех на свете.
10. Твои глаза — самое красивое и необыкновенное из того, что я видел в своей жизни.
То, что случилось со мной — не болезнь. Скорее, травма. Как известно, кость легче ломается в месте прежнего перелома. Вот и у меня, по стечению обстоятельств, хрустнул старый перелом души.
Я никогда не изменял тебе, Арс. Я всегда любил тебя больше, чем кого-либо. Он изнасиловал меня.
Прости, что мне так дерьмово, что я настолько слаб, что не знаю, как справиться с самим собой, потому что мне кажется, будто во мне что-то умерло. Переломилось. Погасло. Растворилось. Так мягко и так незаметно, но дышать мне стало не легче и не труднее — я не чувствовал, что дышу в принципе.
Моё последнее желание тебе. Звучит довольно горько, но так оно и есть. Не зря же мы так долго боролись, не зря тогда столкнулись в школе: я сбил тебя с ног, обматерил и сразу же влюбился. Идеальная пара.
С тобой не надо было ни Парижа, ни дорогих машин, ни Юпитера — ты заменял это всё в тысячекратном размере. Я дорожил тобой, словно в моих руках сокровище вселенского значения. Эта бумага не может передать даже каплю всех тех чувств, что я копил в себе, но ты должен знать, что своё сердце я выменял на вечную любовь к тебе.
Пусть ты будешь счастлив, а я навсегда останусь в твоей памяти особенным учеником, мальчишкой с кучей травм и тараканов в голове. Пусть, когда ты будешь видеть сигареты или слышать песни «Нервов», у тебя в голове сразу же всплывёт мой образ. Твоего любимого котёнка. Твоего Тоши.
Арс, я люблю тебя. Всегда любил и буду любить.
Прости и...
Прощай»
Слёзы стекали и капали на бумагу, как солёные капли дождя. Арс не спешил вытирать их, и письмо всё промокло от слёз, чернила начали расплываться.
— Ты... был... смыслом....
2 года спустя
Обычная могилка на кладбище. Она ничем не отличается от остальных, разве что...
В любое время года на могильной плите лежит букетик лаванды. Как только он вянет, то на его месте сразу же появляется новый. Зимой это происходит особенно часто. А ещё люди видят, что прямо на земле лежит человек. Он может проводить так минуты, часы, просто обнимая могилу. Затем встаёт, отряхивает чёрное пальто и долго стоит неподвижно.
— Прошло два года с тех пор, как ты... — Арсений закрывает глаза и кусает изнутри губу. Разговаривать с Антоном для него — невыносимая пытка. — А я так и не научился жить без тебя, — к глазам подступают слёзы. Попов не в состоянии себя сдерживать. — До смерти хочу поцеловать тебя ещё раз. До смерти хочу увидеть твою улыбку и услышать твой голос. Подержать тебя за руку. Уснуть с тобой и проснуться рядом. Обнять тебя на кухне около окна. Что мне делать со всем эти дальше? Как вынести жизнь, в которой тебя нет? — всхлипы выходят громкими.
Арсений усаживается в машину. Завёл двигатель и в долю секунды дал по газам, оставляя на асфальте следы от покрышек. Давил на педаль, по инерции заворачивал на поворотах, пока не выехал на центральную трассу.
Загорелся красный. Проклятый красный! Спустя время жёлтый сигнал сменился на зелёный, и машины наконец-то продолжили движение. Арс был вне себя от раздражения, казалось, вены натянулись, подобно струнам, норовившим вот-вот разорваться.
Быстрее. Быстрее. Быстрее.
Попов опустил взгляд на спидометр и понял, что даже восемьдесят километров в час его не устраивают. Он вилял по трассе, обгоняя один автомобиль за другим, и ему было всё равно на светофоры и пешеходов, отскакивавших от сумасшедшего водителя, боясь перейти дорогу. В голове не было ничего, только воспоминания с Антоном из прошлого.
Антон, в одних лишь спортивных штанах, у плиты готовит ему завтрак. Вот он поворачивается, а на лице сверкает ослепительная улыбка. Такая тёплая, что могла бы заменить солнце на небе. Шаст откладывает лопатку на кухонную столешницу и подходит к Арсению. Обвивает шею и нежно касается его губ своими.
Раньше Попов не мог представить, что Антон вот так не поцелует его, что он зайдёт на кухню и не застанет там Шастуна. Не мог представить, что в его квартире больше никогда не прозвучит любимый голос, что не увидит его бездонные зелёные глаза.
Останутся лишь воспоминания. И пустота.
К горлу подступил ком. Арс крепче сжал руль, глаза защипало, воздух стал слишком густым. Стало сложно дышать, сложно нормально соображать. Но одно Попов знал точно: он не мог без Антона. Не мог без своего котёнка.
Арс сильнее вжал педаль газа, на спидометре уже перевалило за сотню, а впереди ещё несколько кварталов и машины, которые настойчиво решали ехать ещё быстрее. Попов обгонял каждую, пролетал ещё один светофор, каким-то чудом вывернул из-под огромный фуры, но всё гнал вперёд.
Мозг продолжал назойливо твердить, что надо успокоиться. А сердце окончательно сошло с ума и безостановочно подкидывало воспоминания: яркие, прекрасные, наполненные счастьем.
Сто двадцать. Мозг бил тревогу. Пульс участился, набирая обороты. Всё казалось каким-то неестественным, словно происходило не с ним, словно кто-то другой сейчас был за рулём.
Мобильный, который Арс кинул на пассажирское сидение, начал трезвонить. Попов потянулся за телефоном, но тот выпал из его влажных пальцев и с грохотом упал на пол.
— Чёрт! — прорычал Арс.
Внутренний голос твердил, что надо съехать на обочину, остановиться. А сердце неустанно повторяло тревожные команды. И Попов поверил больше ему, нежели здравомыслию. Поверил в свою машину, которая умело держится на дороге, в удачу и в то, что нужно принять этот вызов немедленно.
Арс наклонился в сторону пассажирского сидения, нащупал мобильный и даже смог поднять его. Но когда мельком посмотрел в боковое стекло, замер. Там, за окном, было лето. Хотя сейчас зима. Там было жарко, летали бабочки и шелестела листва тополей. Асфальт, влажный от недавно прошедшего дождя, блестел. Арсению показалось, что воздух в машине словно пропитался запахом свежесрезанной травы и пыли. А на перекрётске стоял он — его Антон. Шастун заметил его, поднял руку и улыбнулся.
Арс отчётливо увидел, как его губы разомкнулись, как он произнёс что-то. Что же он сказал? Что Арсений должен был услышать? Что он хотел услышать?
Я никогда не оставлю тебя?
Я тоскую по тебе?
А может... Я люблю тебя?
Они не успели обменяться последней фразой в тот вечер. Антон сказал, что ненавидит его. А Арсений не сумел сказать три важных слова. Его губы нервно дёрнулись.
Ветер развевал кудряшки Антона. Но непонятно откуда появившийся туман закрывал лицо парня. Он будто начал отдаляться. Медленно. Шаг за шагом. Его образ становился таким расплывчатым, что Арсению хотелось закричать, позвать его, произнести имя, в которое он вкладывал особый смысл...
Он попытался. Попытался сказать хоть одну букву одного имени, но не смог. Тут образ Антона окончательно померк.
Послышался грохот. Скрежет. Шум.
И наступила темнота.
Всё-таки, их судьбы были связаны. Связаны красной нитью, что невозможно разрубить или порвать.
Они были связаны.