Манхэттен
Манхэттен, сердце «Большого яблока»: полтора миллиона человек были забиты на крошечном острове. Кто-то может мельком увидеть самого великолепного человека на лице планеты, и никогда не увидеть его снова.
Это должен был быть город, в котором она могла исчезнуть. Никто никогда не должен был помнить ее лицо, но казалось, что она обречена на жизнь с призрением.
Её жизнь закончилась, когда парень назвал ее Кэтрин. Даже танцевать в клубе она не могла, всё её путали, пытались даже убить.
Все, чего она когда-либо хотела, - это о том, чтобы мир был забыт, чтобы оставить позади тени Кэтрин и Тати и любого, кто еще был раньше. Она не была ими, она была ее личностью, но было трудно понять, кем она была, когда её предки двойники дышали ей в шею.
На этот раз она бы с удовольствием представилась другому человеку.
Она играла с краем своего кошелька и прислонилась к грубым кирпичам витрины. Откинув голову назад, рассматривая падающие облака над головой, она задумалась, схватив такси. Грядущая буря ни в коем случае не сделает ее больной, но будет грязной; между ней и ее квартирой оставалось десять кварталов.
На улице было бесчисленное количество такси, и теперь было бы легче, если бы вы ожидали, когда начнется дождь.
Она отступила на шаг к обочине, игнорируя кошачий зов, доносящийся откуда-то слева. В толпе и за ее пределами было так много шума, и она все это слышала: дети плакали, мужчины и женщины кричали, стучали белки, гудели машины и лаяли собаки.
Ей не терпелось оставить всё это на некоторое время, но в тот момент, когда перед ней остановилось желтое такси, она замерла. Воздух вылетел из ее легких в порыве.
Через дорогу от нее стоял человек, смотрящий в сторону.
На другой стороне улицы находился мужчина в джинсах, не совсем белого цвета «Хенли» (если что я о джинсах) и черной кожаной куртке, который смотрел ей в сторону. Несмотря на повседневную одежду, она знала, что это он, она будет знать его позицию где угодно.
Было бы грубо не сказать «привет».
Прошло очень много времени с тех пор, как у нее был стимулирующий разговор со всеми, кто бросал ей вызов. Теперь, когда она увидела его, теперь, когда ее глаза нашли его в толпе тысяч людей, она хотела увидеть его; она хотела услышать, как его голос произнес ее имя только так, как он мог.
Он начинал думать, что проникнуть в город было ошибкой. Звук был оглушительным, и запахи были невероятными. Из открытых дверей кофейней дрейфовали приятные запахи, а затем те, что заставляли его желудок кружиться: дизель, рассол, дым от машин, отвратительная комбинация.
Под всем этим он мог слышать стучащие сердца близких ему людей. Они бешено бьют по оживленным городским улицам, питаемые гневом, похотью и страхом; густой запах крови вызывал у него горло и десны.
Он проглотил первичное влечение, которое он внезапно почувствовал, и изгнал образы в своем уме заманивать ближайшего прохожего в темноту переулка и истощать его или ее кровь. Он питался не так давно и хотел продлить время между лишением жизни другого человека; жажда крови еще не была срочной.
Это может подождать.
Он позволил людям пройти мимо него и уставился на улицу в поисках чего-нибудь знакомого, но ничего не узнал.
Его разум был так же пуст, глядя на эту улицу, как когда он проснулся в автобусе.
Где-то позади него он услышал голос женщины. Он отличался по тону и был полон дружеской решимости, которая становилась все громче и раздражалась по мере приближения к нему. Он подозревал, что она очень рассердится на подругу за то, что она не ответила ей.
Он напрягся, когда рука приземлилась на его руку, и посмотрел вниз, чтобы увидеть синий камень в серебре, окружающий тонкий палец. Женский голос дразнил, но под ним было определенное раздражение.
«Я точно знаю, что ты слышал меня, - она наклонила голову, только сейчас до него дошло что она разговаривала с ним, а не с подругой. - даже в такой большой толпе ты слышал меня. Теперь я знаю, что мы давно не виделись, но я не могу вспомнить что-то, чтобы расстроить вас. "
Он поднял глаза от руки, которая посылала крошечные импульсы энергии вверх по его руке к ее лицу.
Ее волосы свисали до плеч в блестящей коричневой занавеске; свободные кудри закрутили концы и почистили ее ключицу. Ее розовые губы слегка приоткрылись, когда она посмотрела на него. Ее темно-карие глаза сияли, от неё исходил знакомый запах, и на мгновение, когда она мягко улыбнулась ему, он почувствовал, как облака рассыпались и солнце на его коже, но оно не горело, поскольку он знал, что без его кольца вампир просто сгорит.
Он ничего не знал о себе, но знал, что не сможет снять кольцо; кольцо, которое было так похоже на нее.
Она мечтала об анонимности половину своей жизни, с тех пор как встретилась со Стефаном и узнала правду о том, кем она была. Она хотела быть неизвестной, встретиться с кем-то впервые и задать эти первые вопросы, услышать, как они обращены к ней, но никогда в ее самых смелых снах она не представляла, что услышит эти слова от него.
«Прости, - нахмурился он, - а ты кто?»
Ее брови поднялись. Последний человек в мире, который не узнает ее с первого взгляда, стоял перед ней; он знал ее лицо дольше, чем она.
"Это шутка?" Она поджала губы. Была ли она так легко забыта?
"Кто ты?" Он покачал головой, очень осознавая, что ее рука все еще на его руке.
Он увидел что-то похожее на обиженную вспышку в ее темных глазах, и на мгновение этот чудесный свет потускнел. Он поймал ее запястье, прежде чем она успела отстраниться, и повторил вопрос.
«Елена... ты меня знаешь», она сглотнула. Она подумала, что он может быть единственным человеком, который сделал это.
Он не сделал, но он хотел.
"Хорошо, Елена", он попробовал имя на своем языке; это было мило "Кто я?"
Ее рот раскрылся. Наклонив голову, она сделала небольшой шаг назад и посмотрела ему в глаза; там было тихое отчаяние. Она могла видеть это тогда; он умолял ее ответить, фактически не прося.
«Вы Элайджа Майклсон», пробормотала она, прекрасно зная, что он мог ее услышать.
Единственная капля дождя упала с неба и скатилась по его щеке. Его мысли вспыхнули запонками в кармане; один из немногих ключей к его прошлому.
Она видела в его глазах, что это имя ничего не значит для него. На это Гилберт лишь снисходительно улыбнулась.