9 часть
Тиканье часов отбивается в висках. В помещении было тепло, но Антона бросало в дрожь. Кем-то принесенный кофе из автомата в коридоре так и стоял не тронутый. Парень был уверен, что сделай он хоть один глоток, и его вырвет. Не от противного вкуса горелого кофе. День сегодня был длинный и все, что его желудок видел – сигареты. Парень был полностью пропитан запахом табака, но его это никак не заботило.
Он просто не понимал, что тут делает. Он просто перестал понимать, что происходит в его жизни.
Дверь в очередной раз открылась, впуская в помещение высокого и довольно худого мужчину. Карие глаза внимательно пробежались по силуэту русоволосого, на минуту останавливаясь на кружке кофе.
Сделав пару шагов в сторону Антона, мужчина сел напротив, устроившись у стола. Открыв папку с документами, он хмыкнул:
– Кофе тут и правда противный.
Антон не сразу понял, что обращались к нему, хоть и косвенно. Он даже не сразу заметил сотрудника, разглядывая часы на стене и будто пытаясь убедить себя, что это сон и он скоро проснется. Только время будто растянулось, или вообще остановилось. Сколько он уже тут?
– Итак, Антон Шастун, да? Я Павел, Павел Воля, сотрудник органов внутренних дел, – представился, но, не заметив никакой реакции, свел брови, сохраняя спокойный голос. – Сегодня твой отец был задержан по обвинению в банковских махинациях. Мы пытаемся воссоздать картину целиком. Тебе что-нибудь известно об этом? Твой отец что-нибудь упоминал при тебе?
Антона раздражало такое спокойствие. Но он лишь улыбнулся, с насмешкой смотря на сотрудника, который вопросительно приподнял брови.
– Вряд ли я смогу Вам хоть чем-то помочь, мистер, – парень лениво повел рукой в воздухе, тут же опуская ее. Силы потихоньку покидали его. Разбитая губа болела, а голова была готова взорваться. – Знаете, не думаю, что мой отец алкоголик был в состоянии додуматься до чего-то похожего без чьей-либо помощи.
Павел уловил раздражение и усталость, что промелькнули в голосе, но больше всего его пугало то, с каким пофигизмом были брошены слова. Он видел биографию парня. Знал, через что он прошел, но только сейчас до него стало доходить, почему его друг так одержим этим ребенком. И сейчас Павел чувствовал за собой вину, отбирая у него последнее. Ведь только благодаря просьбе Арсения они смогли вычислить его отца. Простая просьба друга превратилась в работу, последствия которой его совсем не радовали.
– Что же, в таком случае, не вижу смысла в дальнейшем допросе, – выдохнул Павел, опираясь на спинку стула, и еще раз внимательно оглядел парня. – Антон… Мне жаль, что такое случилось. Я понимаю, как это сложно…
А понимал ли он на самом деле?
– Не стоит, это же Ваша работа, – произнес Антон, все-таки беря стакан кофе и делая глоток. Противная жидкость мгновенно наполнила желудок. Если Екатерине это помогает, то ему тоже стоило попробовать. – Я могу идти? Или мне еще нужно что-то заполнить?
А куда идти?
Павел уставился на него тяжелым взглядом, чувствуя, как в груди все сжалось. Когда же он стал таким сентиментальным?
– Да, конечно. Если что, ты всегда можешь мне позвонить. Я дам тебе свою визитку.
Антон накинул рюкзак на плечо и, больше ничего не сказав, пошел прочь, кладя карточку с номером телефона в карман пальто. Павел так и остался сидеть на своем месте, нервно постукивая карандашом по столу. Достав телефон из кармана, он нашел номер Арсения, и стал набирать сообщение.
Паша, 17:26
Кажется, мы проебались.
***
Антон не помнит, как он сел в автобус. Как открыл дверь в квартиру и закрылся в ванной. Он лишь смотрел на собственное отражение в зеркале, пытаясь убедить себя, что он все еще жив. Он чувствовал себя потерянным, будто вся его жизнь — это кома, из которой он не способен проснуться.
Черные мешки под глазами, зеленый цвет стал блеклым, будто мертвеца. Волосы торчали во все стороны, но самое страшное было то, что Антон не мог понять, кто напротив. Он больше не узнавал себя. Он перестал понимать, кем он стал.
В нем не осталось ничего живого. И это пугало. Но страха тоже больше не было.
Достав из шкафчика лезвие от бритвы, он оголил руку и, ни о чем не думая, стал проводить им по белой коже, впиваясь так глубоко, что кровь начала стекать по руке, оставляя кровавые следы в раковине. В отражении на него смотрели неизменчивым взглядом, в котором была полная апатия.
Боль больше не отрезвляла. Ее не было. Не было ничего. Он стал пустышкой. Просто красивой оболочкой без души.
Бросив лезвие, Антон спокойно вышел из ванной, не заботясь ни о ране, ни о за собой оставленных следах.
Ему не хотелось кофе. Не хотелось даже курить. Но он прошел на кухню, поставил чайник, достал сигарету, и, закурив прямо в помещении, стал искать кружку. Почему?
Потому что он всегда так делал. Потому что он больше не знает, как он должен жить. Он больше не способен понять, что от него требуется. И ему плевать.
***
Арсений долго осмыслял происходящие. Он собственными руками окончательно уничтожил Антона. И он не мог злиться на Пашу. Тот делал свою работу. Но они оба погрязли в этом болоте.
Чувство тревоги не покидало его. Он всего лишь учитель, и с его стороны глупо вот так привязаться к ученику, но что-то в Антоне его манило. Изначально он просто видел в нем своего брата, но один диалог, и вся картина сломалась целиком.
Арсений чувствовал себя одержимым, ведь в голове так и всплывал этот холодный взгляд зеленых глаз. И, недолго думая, он встал с дивана, беря ключи от машины. Он привык следовать своей интуиции, даже если и придется совершить что-то глупое. Но он не собирался класть на себя очередной камень сожалений.
***
Сидя на подоконнике в одной майке, парень неспешно курил очередную сигарету. Холодный ветер трепал его волосы, разнося дым в разные стороны. Кровь на руке уже давно засохла, и парень думал о том, что никогда в его квартире не было так пусто. Он мог слышать ругань соседей, у кого-то включенный телевизор и плач детей. Поэтому, когда раздался звонок в дверь, он дернулся, резко выбрасывая сигарету. К ним никто никогда не приходил. Ошиблись дверью?
Но через минуту звонок повторился, а после опять, и Антон больше не мог игнорировать человека за дверью. Босыми ногами он прошелся по месяцами не мытому коридору и, открыв дверь, так и застыл, смотря на учителя истории.
– Антон, привет… Я не… – Арсений запнулся, не до конца понимая, что должен сказать и чем оправдан его визит, но все это вылетело сразу же, как только он заметил руку парня. – Блять, какого черта?
Не соблюдая никакого личного пространства, он толкнул ученика в грудь, заставив того отойти от прохода, и, закрыв за собой дверь, как хищник проследил за движениями ученика, в мгновение перехватывая руки того. Запах табака и кофе заставил его еще больше убедиться в правильном принятии решения приехать.
На запястье красовались четыре кровавые полосы. И они были настолько глубокими, что Арсений не мог понять, как человек вообще может принести себе такую боль.
– Антон, еще раз спрашиваю, какого черта? – терпение мужчины кончалось. А видя пустой взгляд парня и не получив никакого ответа, он, скрипя зубами, развернул его в сторону ванны, и без всяких прелюдий затащил его под душ прямо в одежде, включая холодную воду.
Жестоко, но он не знал, что еще может сделать. Антон был будто вне себя, и Арсений не мог его винить. Он злился, но не на ребенка, а на себя.
Парень даже не пытался сопротивляться, просто прикрыв глаза, чтобы в них не попадала вода. Одежда противно прилипала к телу, а вода под ногами стала розовой из-за крови. Антон чувствовал себя цветком, который сначала поливают, а после срывают, чтобы хотя бы один день он мог порадовать чей-то глаз.
От таких мыслей он усмехнулся, и Арсений подумал, что этого достаточно. Выключив воду, он бросил парню первое попавшееся полотенце и вышел, пытаясь отыскать его комнату. Только чего он не ожидал, так это увидеть полный хаос: разбросанные книги и тетради, одежда, подушки… Все было на полу либо свисало с кровати. В углу лежали осколки и разбитая лампа.
– Пиздец, – выдохнул мужчина, оглядывая все это. Но потом резко вытянулся и, открыв шкаф с одеждой, достал ближайшую кофту и штаны. Главное, чтобы парень не заболел.
Антон уже сидел на бортике ванной. Вода капала с его волос и одежды, а полотенце было откинуто в сторону. Цокнув языком, Арсений вплотную подошел к парню, кладя сухую одежду на стиральную машину, и, взяв полотенце, стал вытирать его волосы. Антон попытался увильнуть. Он не любил прикосновения. Особенно, когда кто-то касался его волос, но учитель быстро пересек все его действия, кладя ладонь на чужую грудь, тем самым заставив сесть обратно.
Недовольно нахмурившись, парень все-таки смирился и стойко терпел. Арсений на это лишь хмыкнул, но тут его взгляд зацепился за лезвия в раковине, которые все еще были в крови, и его взгляд мигом стал серьезным. Отложив полотенце, он хрипло сказал:
– Переодевайся. Жду тебя на кухне.
Антон еще минуту сидел на бортике, глядя в никуда. Ему было удобно, и он не хотел ничего делать. Просто взять сигареты и лечь на полу в ванной. Даже не став переодеваться, он так и лег в мокрой одежде, растягиваясь во весь рост.
Пачка сигарет нашлась в шкафчике под раковиной. Отец хранил заначку везде, ведь также был одержим. Потолок казался таким высоким и недостижимым. Тело покрылось мурашками, но парень спокойно поджег сигарету, забыв и об Арсении, и о том, что тот видел его раны. В один момент он попросту отключился, поэтому он чуть не подпрыгнул, услышав мягкий, но с нотками стали голос учителя:
– Малыш, а ты не думаешь, что уже переходишь все границы?
Антон поморгал, непонимающе уставившись на мужчину у дверей. Он хотел было ответить, но вместо этого чихнул.
– Либо ты одеваешься и идешь на кухню сам, либо я тебе помогу с этим, – предупредил. Русоволосый и дальше лежал на полу, пялясь на историка, но стоило тому сделать шаг в его сторону, как мигом сел, ладонями опершись о колени.
– Что Вы вообще тут забыли, Арсений Сергеевич?
А мужчина опешил. Антон выглядел так, будто только сейчас заметил чужое присутствие.
– Переоденься, – только кинул, оставив парня одного. Тот не спеша поднялся на ноги, пальцами схватившись за мокрую ткань и снимая ее с себя.
Арсения поражала кухня, где кроме алкоголя он смог найти только кофе и пачку муки. Как долго Антон жил в таком положении? Это не было нормально, и мужчина не знал, как ему стоит поступить. За парнем некому приглядывать, а сам он доведет себя до могилы.
– Чайник, – произнес вошедший Антон, и Арсений опомнился, заливая две кружки с кофе кипятком. Парень сел за стол, поджимая ноги под себя, и внимательно рассматривал учителя. – Так что же Вы тут делаете, а?
– Где у тебя аптечка? – мужчина полностью игнорировал вопрос, ища хоть какие-то бинты и перекись. Но Антон молчал. Он не знал, была ли она у них вообще. Арсений, поняв всю безысходность ситуации, тяжело вздохнул. Оставлять этого ребенка тут одного было опасно.
– Собирайся. Поедем ко мне, – произнес, открывая очередной ящик, где лежали разные мешки. Закрыв его, он направился в сторону ванной, надеясь, что там будет хоть что-то. Антон же не понимал, какого черта он должен куда-то ехать.
– А Вы случаем не обалдели, Арсений Сергеевич? – поинтересовался ровным голосом, стоило учителю вернуться со все еще пустыми руками. Смерив ученика оценивающим взглядом, он медленно обошел стол, и, хватая парня за подбородок, заставил того взглянуть прямо в глаза.
– Малыш, а ты ничего не попутал? Думал, я просто уйду, бросив тебя в этом свинарнике? Кем бы я тогда был? – но в пустом взгляде он так и не увидел никакой отголосок. Ничего. Будто он разговаривал с куклой. – Мне известно о твоем отце.
Слова вылетели прежде, чем он успел одуматься, но реакция последовала, и взгляд Антона переполнился презрением и холодом. Но даже так он был более настоящим. И если Арсению придется тянуть парня назад в мир живых такими способами, он готов это сделать.
– Я никуда не поеду.
– А я не спрашивал, – хмыкнул Арсений, делая шаг назад. – Либо моя квартира, либо детский дом. Ты лучше меня осведомлен с процессом попечительства государства.
Жестоко. Ведь Арсений понимал, что никакого выбора парню не дает. Пусть ненавидит. Так даже лучше.
На лице парня промелькнула тень страха. Но, поднявшись со стула, Антон, не произнося ни слова, пошел в сторону комнаты. Мужчина чувствовал это давление. Мрачность, последовавшую после его слов. Кухня будто сжалась, а сердце облилось кровью.
– Прости…