Бессонная ночь
Укрытие Фёдора - утро
Фёдор поднялся рано, бросив долгий взгляд на спящую Т/и. В груди что-то сжалось, и он не выдержал.
Фёдор (тихо, сдержанно):
- Мы едем в больницу. Сегодня же.
Гоголь зевнул, лениво потянулся, но, встретив его взгляд, замер. В глазах Достоевского было не холодное равнодушие, а тревога, слишком явная, чтобы её не заметить.
Гоголь (осторожно, пытаясь улыбнуться):
- Дост-кун, ну зачем так спешить? Она просто устала. Поспит - и всё пройдёт.
Фёдор не повысил голос. Его ладонь легла на плечо Т/и чуть крепче, чем обычно.
Фёдор:
- Я видел, как она рухнула на пол. Она еле стоит. Игнорировать - значит потерять её. Мы едем.
Впервые за долгое время улыбка Гоголя дрогнула и не смогла закрепиться на лице. Где-то под рёбрами кольнуло чувство, от которого он привык убегать.
---
Больница - приёмное отделение
Фёдор вошёл уверенно, но пальцы на локте Т/и выдавали дрожь. Медсёстры сразу окружили, задавали вопросы, а он отвечал коротко, точно, без единой паузы.
Медсестра:
- Потеря сознания? Были ли травмы?
Фёдор (коротко):
- Утренний обморок, сильный стресс. Обезвоживание. Сделайте капельницу, обследование.
Т/и увели, и коридор наполнился стуком шагов, светом ламп, тихим писком аппаратов. Фёдор остался в стороне, с холодным лицом, но глаза не отрывались от дверей.
Врач спустя несколько минут вышел.
Врач (спокойно, но твёрдо):
- Девушка в сознание придёт. Сильное истощение, обезвоживание, нервное перенапряжение. Оставляем под наблюдением, капельница, постельный режим.
Фёдор кивнул, но в сжатой челюсти было видно: он услышал это как предупреждение, если не приговор.
---
Коридор
Гоголь стоял у стены, всё это время наблюдая. Он услышал каждое слово врача и как будто почувствовал, что они бьют прямо по его груди.
Медсестра (шёпотом коллеге, проходя мимо):
- Сильная реакция организма. Последствия недавнего перенапряжения... Пациентка очень ослаблена.
Гоголь закрыл глаза, дыхание сбилось. Не безумная игра - реальность. И в этой реальности виноват был он.
---
Разговор в коридоре
Фёдор вышел. Гоголь, обычно лёгкий и насмешливый, шагнул к нему нерешительно, словно сам себе чужой.
Гоголь (сипло, почти по-человечески):
- Ну... как она?
Фёдор посмотрел прямо, без привычной холодной усмешки. Взгляд резал тише, чем крик.
Фёдор:
- Обезвоживание. Стресс. Организм на пределе. Если бы мы не приехали - последствия были бы куда хуже.
Гоголь отвёл глаза. Плечи опустились.
Гоголь:
- Я... не думал, что это всё так обернётся. Не хотел...
Фёдор шагнул ближе. Его голос звучал удивительно мягко - слишком мягко, чтобы не пугать.
Фёдор:
- Ты говоришь, что не хотел. Но хотел или нет - результат одинаков. Она страдает.
Гоголь едва заметно вздрогнул. В его улыбке не осталось привычного театра. Только сжатые губы и виноватый взгляд.
Гоголь:
- Я помогу. Скажи только - как.
Фёдор задержал паузу, долго смотря на него. Затем едва заметно кивнул.
Фёдор:
- Пока что - держись подальше. Она должна восстановиться. И если ещё хоть раз она окажется в таком состоянии по твоей вине... тогда я не стану с тобой разговаривать.
Гоголь молча кивнул, почти пряча лицо в тень. Впервые в груди у него разлилось чувство не страха, а тяжёлой вины, к которой он оказался совершенно не готов.
Больница - палата, ночь
Тусклый свет лампы падал на белые простыни. Ты лежала, слабо моргая после капельницы. Сон не приходил, и в какой-то миг дверь едва слышно приоткрылась.
Гоголь шагнул внутрь, осторожно, почти бесшумно. Маска веселья с его лица сползла - осталась только усталость и беспокойство.
Гоголь (шёпотом):
- Тише... я не хотел тебя тревожить. Просто... хотел убедиться, что ты дышишь спокойно.
Ты повернула голову. Даже в слабости сердце дрогнуло: в его глазах не было клоунской игры, только вина.
Т/и (тихо, хрипло):
- Не уходи... пожалуйста.
Гоголь застыл. Губы дрогнули, он хотел пошутить, но не смог. Он опустился на край кровати, боясь коснуться, лишь смотрел, как ты стараешься не заснуть.
Гоголь (тихо, виновато):
- Я виноват, правда? Всё это из-за меня...
Ты протянула руку, почти машинально, и он взял её в свои ладони.
В этот момент дверь снова открылась.
На пороге - Фёдор.
Он вошёл бесшумно, взгляд его упал на сцепленные руки, и хотя лицо оставалось спокойным, тень пробежала по глазам.
Фёдор (слишком мягко, почти ласково):
- Вот как...
Гоголь дёрнулся, хотел убрать руку, но ты не отпустила. На секунду воцарилась тишина, густая, как дым.
Фёдор медленно подошёл ближе, остановился у изголовья. Его голос был всё тем же мягким, но от этого только страшнее.
Фёдор:
- Ты сама попросила его остаться, да?
Т/и (с усилием, но твёрдо):
- Да.
Он наклонился чуть ближе, его пальцы скользнули по одеялу, едва коснувшись твоего плеча. Взгляд при этом был направлен уже на Гоголя.
Фёдор:
- Тогда, Николай... тебе лучше не забывать, что теперь на тебе двойная ответственность. Если её состояние ухудшится - отвечать будешь ты.
Гоголь кивнул, не споря. В его лице мелькнуло что-то странное: и страх, и облегчение от того, что ты не отвернулась.
Фёдор сел в кресло у кровати, скрестив руки.
Фёдор (тихо, но ясно):
- Хорошо. Сегодня - останешься. Но каждую её слезу я буду помнить.
Тишина снова упала на палату, и только звук капельницы мерно отсчитывал время.