Голубая печать.

Сознание возвращалось к Тэхену волнами, каждая из которых приносила с собой новую боль. Боль в раненом плече, сведенном наручниками. Боль в сломанных ребрах, давивших на легкие при каждом вдохе. Но острее физической была другая — глухая, всепоглощающая боль в груди, где всего час назад билось теплое, живое сердце его семьи, его дома. Теперь там была лишь черная, зияющая пустота.

Он лежал на холодном, твердом полу, который вибрировал под ним с низким, монотонным гулом. Воздух пах железом, дымом и чем-то чужим, звериным. Он заставил себя открыть глаза. Пол был из темного, отполированного металла. Стены такие же, без окон. Он был в клетке, но не с решетками, а со стальными стенами. Единственный источник света — тусклые синие светящиеся полосы у потолка.

Он был в  животе зверя. На драконе Чонгука.

Память нахлынула, едкая и ядовитая, как желчь. Вспышка стальных крыльев, закрывших солнце. Крик Лириэля. Безразличное лицо убийцы. Его собственный крик ярости и бессилия. И последнее, что он помнил — взгляд Чонгука, не ожидающий, не убийственный, а... узнающий. Голодный.

Ярость, горячая и спасительная, вытеснила боль. Он не сдержал низкий стон, пытаясь приподняться. Наручники на запястьях болезненно впились в кожу.

Дверь в его клетку с тихим шипящим звуком отъехала в сторону. В проеме, заливаемом голубоватым светом, стояла высокая и стройная фигура. Не Чонгук. Тот, кого он видел рядом с ним — советник Кай. Его дракон, стремительный Вентиус, должно быть, парил где-то рядом, ведь они летели.

— Очнулся, — констатировал Кай без эмоций. В руках он держал кубок и какую-то простую ткань. — Пей. И попытайся очистить раны. Умирать от заражения тебе не позволят.

Тэхен плюнул в его сторону. Слюна, смешанная с кровью, брызнула на идеально чистый металлический пол.

— Убирайся к черту, — прохрипел он, и его голос звучал хрипло и сорвано. — Или дай мне меч. Или убей меня. Другого разговора между нами не будет.

Кай не моргнул и глазом. Он просто поставил кубок и тряпку на пол у входа.
—Твоя смерть не входит в наши планы. Пока что.

— Ваши планы? — Тэхен закатился горьким, истеричным смехом. — Ваш план был убить всех! И вы его выполнили! Какой может быть план теперь? Сделать из меня своего шута?

— План изменился, — холодно ответил Кай. — Ты оказался ценнее, чем целое королевство. Для него.

— Для него? — Тэхен попытался вскочить, но боль прижала его к полу. Он лишь поднял голову, и его голубые волосы, тусклые в этом свете, упали на окровавленное лицо. — Для того маньяка? Он сумасшедший! Он убил... он убил... — голос сорвался, предательски задрожав.

— Он ищет исцеления, — Кай говорил ровно, как будто объяснял простое уравнение. — И пророчество гласит, что ты — ключ. Твоя жизнь теперь принадлежит ему. Целебная сила твоей крови, твоего знака — его единственный шанс.

Кровь... знак... Тэхен машинально попытался повернуть голову, чтобы увидеть отметину на своей шее. Так вот в чем дело. Не его боевые навыки, не его титул. Его кровь. Его тело. Его собирались использовать, как целебный источник, как растение, которое выжимают до последней капли.

Это осознание подлило масла в огонь его ненависти.
—Я умру, прежде чем он получит от меня хоть каплю! — выкрикнул он. — Я буду бороться каждый миг! Я буду плевать ему в лицо, кусаться, царапаться! Я буду пытаться убить его при каждой возможности! Скажи это своему королю!

Впервые на лице Кая появилось что-то, кроме ледяного спокойствия. Легкая усталость.
—Он это знает. И это его не остановит. Он сражался с целыми армиями. Он сломил королей, могучих воинов. Ты для него — всего лишь дикий зверёк, которого нужно приручить. Или сломать. — Он повернулся, чтобы уйти. — Пей. Тебе понадобятся силы. Для борьбы.

Дверь снова зашипела, закрываясь, и Тэхен остался один в гудящей, металлической утробе дракона, в кромешной тьме, прерываемой лишь тусклым синим светом.

Он не тронул ни кубок, ни тряпку. Он сжался в комок, пытаясь заглушить рыдание, которое рвалось из его горла. Он не позволит им увидеть его слезы. Только ярость. Только борьбу.

Он будет бороться. Даже если его оружие — лишь его собственная ненависть и воля к смерти. Он не станет их исцелением. Он станет их проклятием.

Он поднял закованные в сталь запястья и изо всех сил ударил ими по металлическому полу.
Бам.
Снова.
Бам.
Снова.Это был стук его сердца. Это был бой барабанов войны, которую он объявил им в одиночку.
Бам.

Сознание вернулось к Тэхену не резко, а медленно, как приплывающий отлив. Сначала он почувствовал не боль, а невероятную мягкость под собой. Шелк. Затем — тепло. Не то иссушающее тепло лихорадки, а ровное, исходящее откуда-то сверху. И тишину. Гул двигающегося дракона сменился абсолютной, оглушающей тишиной.

Он заставил себя открыть глаза.

И не узнал мир.

Над ним был не металлический потолок клетки, а высокий свод из темного полированного дерева, инкрустированный сложными золотыми узорами, напоминающими драконьи чешуйки. Он лежал не на холодном полу, а на огромной кровати, мягкой и утопающей в подушках. Воздух был чист и свеж, пах дымом от ароматических палочек — пряным, древесным ароматом, который резал обоняние после запаха крови и гари.

Его раны — плечо, ребра — были туго перевязаны чистыми бинтами. Наручников на руках не было.

Он был в покоях Чонгука.

Это осознание ударило, как обухом по голове. Он резко сел, и мир поплыл перед глазами. Головокружение и ярость смешались в один коктейль. Как он посмел? Как он смел принести его сюда, в свое логово, уложить на свою постель, после того как... после того как...

Тэхен спустил ноги с кровати. Пол был теплым, видимо, подогреваемым. Он был бос. Его окровавленную и порванную одежду сменили на простые, но мягкие черные штаны и свободную рубашку из тонкого хлопка. Эта забота, это внимание к его комфорту были осквернением. Они были хуже пыток.

Сжав кулаки, он огляделся. Комната была огромной, минималистичной и пугающе роскошной. Все здесь говорило о силе, контроле и колоссальном богатстве. На стене висел не портрет, а огромное, идеально отполированное зеркало в стальной раме. Тэхен увидел свое отражение: бледное, исхудавшее лицо, синяк под глазом, и эти проклятые ярко-голубые волосы, которые теперь выделялись на фоне всей этой монохромной роскоши как ядовитый цветок.

И тут он его увидел.

Чонгук сидел в большом кресле у массивного каменного камина, в котором тихо потрескивал огонь. Он не смотрел на Тэхена. Он просто сидел, уставившись на пламя, одной рукой подпирая голову, в другой держа полупустой кубок. Он был без доспехов, лишь в простом черном хаори, и выглядел... уставшим. Смертельно уставшим. Но в этой усталости сквозила та же неумолимая сила, что и в его драконе.

— Где я? — голос Тэхена прозвучал хрипло, но полным ненависти.

Чонгук медленно повернул голову. Его лихорадочный взгляд скользнул по Тэхену, оценивая его бинты, его позу, огонь в его глазах.

— Там, где ты должен быть, — ответил он тихо. Его голос был без прежней железной команды, но от этого не менее властным.

— Я должен быть в могиле вместе со своей семьей! — выкрикнул Тэхен, делая шаг вперед. Слабость заставила его качнуться, но он устоял. — Или ты решил, что твои покои — подходящее для меня место? Рядом с тобой? Это издевательство?

Чонгук отпил из кубка, не сводя с него глаз.
—Ты — не пленник в темнице. Ты — гость. Ценный ресурс.

— Ресурс? — Тэхен задохнулся от ярости. — Я не ресурс! Я человек! Ты убил мою семью! Ты уничтожил все, что я любил! Я буду бороться с тобой, пока могу дышать! Я...

— Ты будешь жить, — перебил его Чонгук, и в его голосе впервые прозвучала сталь. Он поставил кубок и поднялся. Его тень, отброшенная огнем камина, накрыла Тэхена. — Ты будешь есть, спать и выздоравливать. Ты будешь делать это, потому что твоя жизнь теперь принадлежит не тебе. Она принадлежит мне. И мне нужно, чтобы она была в сохранности.

— Чтобы ты мог использовать меня? Чтобы ты мог пить мою кровь во имя своего проклятого пророчества? — Тэхен выпрямился во весь рост, пытаясь хоть как-то сравняться с ним, хотя каждый мускул кричавший от боли. — Я предпочту вырвать себе глотку собственными зубами!

Он рванулся вперед. Не к Чонгуку — к камину. К острым, резным каменным украшениям на его краю. Он не добежал и двух шагов.

Чонгук двинулся с пугающей, молниеносной скоростью. Его рука с силой сжала запястье Тэхена, останавливая его рывок. Хватка была железной, но вычисленной, чтобы не повредить перевязанное плечо.

— Не пытайся, — его шепот был обжигающе холодным прямо у уха Тэхена. — Ты нужен мне целым. Но "целый" — не значит "невредимый". Я могу сломать тебе ноги, и ты все равно будешь служить своей цели. Ты будешь лежать и исцелять меня своим существованием. Не заставляй меня идти на это.

Он отпустил его, и Тэхен отшатнулся, пошатнувшись. В его груди бушевали ненависть, отчаяние и леденящий ужас. Он видел, что этот человек не шутит. Для него это была не жестокость, а простая целесообразность.

— Я ненавижу тебя, — прошептал Тэхен, и в его голосе была вся горечь его разрушенного мира.

Чонгук вернулся к своему креслу, как будто ничего не произошло.
—Ненависть — это приемлемая плата за выживание. Моё. Теперь и твоё.

Он снова уставился на огонь, отрезав Тэхена от своего внимания, словно поставив точку в разговоре. Тэхен остался стоять посреди огромной, роскошной комнаты, в тепле и комфорте, чувствуя себя более пленником, чем в самой темной и сырой клетке. Его золотая клетка была выстлана шелком, а тюремщик предлагал ему не цепи, а выбор между добровольным согласием и насильственным сломом.

И он знал, что будет выбирать слом. Снова и снова. Потому что это была единственная форма борьбы, что у него осталась.