18. Черное перо
Дом готовился к ужину. Выжившие собирались в гостиной, каждый искал себе место. Я, сев на пол возле дивана, получила свою порцию картофеля с зеленью. Незаметно сбросив половину в тарелку маме Аэлиты, я с участием принялась слушать итоги дня. Деловые итоги плавно перешли в разговоры, напоминающие отрядные лагерные свечки. Каждый безмятежно высказывался о посеве, о результатах работы и о болячках, вспоминали умерших близких. Я всю неделю, что пробыла здесь, начинала с благодарностей. Это выходило искренне и с запинками: я говорила, что думала. Мне важно было делиться не успехами в поле, которые и так были видны, а чувствами. Я скучала по своему отряду, а они частично заменили мне его, окунули в атмосферу родной деревни. В этом было что-то теплое, воскрешающее из пепла воспоминания, не могло не ранить. Скучая по отряду, я понимала, что он внушал веру в будущее и спасение, с ними мне хотелось двигаться вперед, а не плакать по прошлому.
Генераторы приглушенно гудели. Аэлита вторую ночь подряд спала рядом со мной, автоматически поставив точку на сигаретах. Сверчки пели за окном, почти как летом, если не замечать тонкий слой свежего снега на полях. Где-то в глубине дома послышались шаги. Даша спустилась вниз, скрестив руки.
-Леди, мать вас обыскалась.
-Можно одну ночку тут поспать?-взмолилась она.
-Мне нужна Катарина, сегодня нельзя. Завтра придешь, если она разрешит,-она проследила взглядом за девочкой, топающей наверх.
-Катарина, а завтра можно прийти?-с надеждой спросила Аэлита.
-Конечно. Спокойной ночи, Ая,-я махнула рукой на прощание. Стоило ей уйти, а шагам стихнуть, я обратилась к Даше:
-Я правда нужна?
-Да. Пить в одиночку плохо.
Я удивленно последовала за ней.
-Вы предлагаете составить компанию? Почему именно я?
-Ты внушаешь доверие. Сестрица кормящая, бабуля стара, а мужики...Нет тут никого больше,-смущенно ответила она.-И что это за вопросы? Я тебя приняла, ты мне должна.
-Хорошо.
Она провела меня в свою комнату, посреди которой уже готов был столик с выпивкой и стаканами.
-Ох, местная классика. Это что, брага?-я с недоверием посмотрела на мутно-персиковую жидкость.
-Сама делала. Попробуй, потом не оторвешься.
-Первый тост тогда. Давайте за мир,-я подняла стакан, глотнув на пробу самодельный шедевр. Кислота свела рот, я зажмурилась. После кислости чувствовался вкус спирта.
Половины бутылки хватило ей, чтобы опьянеть. Меня алкоголь не брал. На небесах был глифт, работающий, как три такие бутылки.
-Никакой радости,-сетовала Даша, подпирая голову кулаком.-Небо черное, солнце красное...Еще бы снег красный пошел!
-А он шел,-участливо сказала я.-В Сибири шел, я своими глазами видела.
-Абалдеть...Что происходит с миром...Вот так живешь, строишь планы и вдруг раз-а надо все менять, переиначивать. Все ложится на плечи без воли.
-Вам стоит верить в лучшее, не расклеивайтесь. Я верю, что есть люди, способные все исправить,-я ободряющее улыбнулась, скрывая усталость. Разговор длился больше двух часов, а сна в моей жизни и так мало. Вся моя былая сентиментальность понизилась более чем наполовину, уступая практичности и холодным расчетам. Мне иногда было самой от себя страшно.
-И много ли вообще людей осталось? Может, мы одни тут доживаем, и на этих детях все закончится,-она вдруг ужаснулась, сжав край стола.-Надо искать других!
-Обязательно. Только сегодня нужно лечь спать, чтобы завтра все обдумать. Выпейте еще, если это вас успокоит.
Она кивнула и добротно плеснула браги. За компанию я осушила еще один стакан, однозначно последний. Даша добрела до кровати, проваливаясь в глубокий, короткий сон. Рассчитывая на тихие часа 3-4, я прибралась в ее комнате и отправилась отдыхать по-настоящему. Долгожданно выкурив, я закинула руки за голову и уснула.
Покой длился недолго. Меня трясла бледная как моль сестра Даши. Первой мыслью была смерть Даши, которую я, возможно, споила. Вторая была близка: кто-то из детей пострадал.
-Что такое?-шепотом спросила я, чувствуя боль в висках от напряжения. Страх ее передался, как волна.
-Мародеры,-еле вымолвила она, словно бы ее сейчас стошнило. Я взяла ее за руки и отправила наверх.-Нет, ты тоже,-замотала головой она.
-Со мной все будет хорошо. Даша пьяна, она спит внизу, лучше ее не будить. Она может буянить. Иди наверх и постарайся, чтобы дети сидели молча. На ее лице белена сменилась серостью, когда я сказала о том, что воинственная сестра ничем не поможет.
-Они убьют нас,-захрипела она. Не слушалась, лишь тряслась и почти висела на руках.
-Иди наверх прямо сейчас, а я разберусь с ними.
-Мужики есть, надо будить...-она повернулась корпусом в сторону коридора к спальням троих мужчин, которые здесь проживали.
-Я сама все сделаю. Сколько их?
-Около семи,-почти лишь одним трепетом губ ответила она. Шелест из леса впервые открыл ей глаза-она побежала наверх пулей, зажав руками безмолвно кричащий рот.
Около семи. Я присела на корточки, пытаясь разглядеть с первого этажа силуэты. Они вылезали из пустых домов, Дома культуры и шли дружной лавиной к самому уцелевшему на вид дому- к нашему.
Я метнулась до спален, растолкав мужчин. Они не были в той форме, которая могла бы противостоять голодным мародерам. Перед глазами замелькали воспоминания о корабле, и я уже не могла их отогнать. Нога, в которую когда-то вошел нож мародера, напоминающе запульсировала. Утешаться мыслью о бессмертии не получалось. Они все равно могут навредить этим людям, если я не успею восстановиться, а хуже того-у них может быть субстанция.
Неимение крыльев тоже давало о себе знать. Воспарить и избежать травм не выйдет. Думать больше было нельзя. Я схватила штырь и вышла на крыльцо, старательно маскируя страх злобой.
Не помню, как они приблизились. Все семеро, как в фильме, стояли передо мной, а у меня перед глазами были лица уставшей быть сильной Даши, бледной, как моль, сестры, детей. Мужчины здесь тоже были душевные, сохранившие толику позитива и простоту.
За родное хотелось биться.
Я обхватила штырь поудобнее под смех и гогот. Отвращение и сила слились воедино, открывая новую эмоцию-ярость.
-Ты здесь одна, кошка?-спросил меня обросший мужчина.
-Вам стоит уйти,-с враждебностью проговорила я.-
На лице его заиграла улыбка. С довольным лицом он достал нож из кармана, показательно направив в мою сторону.
Из двух ножевых одно стало для меня смертельным. Я схватила его за руку, отводя ее в сторону. Противиться у него не вышло. Мышцы руки задрожали, а на лице появился удивление и страх.
-Что ты..-он рассвирепел, оборачиваясь за помощью к товарищам. Один из них несмело двинулся, а я с хрустом продолжила отгибать руку. Он упал на колени, подставив спину под мою ногу. Я вдавила его в землю, и только тогда остальные двинулись ко мне. Местные мужики пришли на подмогу. Началась бойня. Главарь все еще лежал распластанным под ногой, а свободными руками приходилось отмахиваться от желающих его вызволить. Ребром ладони оттолкнув первого заступника, я совершила первый страшный грех в новой жизни. Штырь вошел любителю поножовщины в спину, коснувшись земли. Я с рывком вытащила его, вспоминая, как дважды вытаскивали ножи, не оставляя мне шанса на жизнь. Не справедливо ли? Замахиваясь ставшей орудием для убийства арматурой снова и снова я свирепела и пылала. Где-то в бок пришелся удар, сложивший меня на краткое мгновение, как карту. Ледяная боль пронзала тело, принимающее поражения, которые должны были стать последними, будь я человеком.
Теплая кровь и холодная боль-все ощущения, сменяющие друг друга, две стороны одной монеты. Кости в руках становились печеньем. Ломкие. Все было таким незначительным, приумалялось.
Нечеловеческая боль пронзила лопатки- это не мог быть удар человека. Сзади никого не было, кроме боли. Стараясь сквозь рык и мычание подавить это, я остро почувствовала угасание жизни вокруг, как если бы лавина смерти пронеслась по полю. Все крутилось так быстро, как и тупеющая ржавая железка в руках. Я зарычала, ощутив еще один резкий рывок болевых ощущений в спине, вымещая злость штырем. Пронзив брюшную полость последнему мародеру, я удовлетворилась тихим криком, бульканьем и упавшим телом. Как машина, я стала искать вокруг себя оставшихся мародеров-все они лежали штабелями у моих ног.
Я оглянулась в поисках наших мужчин, не видя ни одного существа на ногах. Зрение с эффектом виньентки исчезало. Снег вокруг растаял от крови, устилающей землю, как при дожде в Роткове. Сначала была искра, ощущение большего, нового мира, нового дыхания. Двери открылись с легкостью, и не шагнуть вперед было бы страшной ошибкой. Прикоснувшись к своему страху, ясность пришла сама, пустив после себя решимость и силу.
Руки, выступающие инструментом доброты и милосердия, стали орудием разрушения. Горечь со страхом обрушились мгновенно, стоило лишь споткнуться о чье-то тело, жестоко пронизанное дырами от ударов арматурой.
Плечи сжались, спина сгорбилась колесом, будто бы от от этого я стала менее заметной среди мертвых тел. Я посмотрела на лица потерянных выживших: охмелевшая бледная Даша, сестра, их молчаливая бабуля, Аэлита. Ужас в глазах было видно даже через мутное окно. Я не принесла спасение- это было разрушение. Я убила всех, кто был рядом: и своих, и чужих. Волной потери сжалось от ужаса сердце. А было ли оно? Это все сделала я. Это сделала я. Это все я.
Все мутнело, будто пыталось стиснуть меня тьмой, сжать со всех сторон. Боль вновь прострелила спину, охватив всю область близ лопаток. Напуганные глаза посмотрели на людей, которые скоро начнут убиваться горем. Я что-то пролепетала и исчезла от всепоглощающего осознания, сожаления и горести.
Это было уже не со мной. Водоворот выплюнул безвольную и бесчувственную Катарину где-то в воздухе посреди лесных склонов и горных массивов. Куклой она летела навстречу ветру в кромешной тьме, смутно видя впереди склоны и молчаливые хребты. "Разобьюсь"-промелькнуло в глубинках сознания.
За спиной что-то хлопнуло один раз перед тем, как ее лицо было почти у самох коряг. Притормозив, она все равно с треском и шлепком впечаталась в землю плашмя, съезжая вниз по склону и сдирая кожу. Внутренние органы взлетали по ходу движения, а в кожу впивались ветки и иголки. Она кубырем катилась вниз, не имея возможности притормозить. Конечности не слушались, онемев как продолжительной от судороги. В спине появилось ощущение инородного, но понять что это она не могла. Подлетев на краю оврага, как на трамплине, Катарина наконец остановилась, разбивая лоб о торчащий корень дерева.
Когда боль достигает своего пика выносимости, начинается пульсация и паралич. По ощущениям, будто только глаза остались целы и могут что-то разглядеть прямо перед собой. Все остальное горит и немеет, теряется контроль над телом. Дыхание спирается, вокруг нет воздуха, словно болтаешься в космосе одиноким телом. В детстве при запредельно высоких температурах боль бывает настолько нестерпимой, что пошевелиться невозможно, а от измученности и бессилия просто текут слезы. Остаются только спутанные мысли без рассудка. Например, "Я умираю? Вот бы не умереть, только не так! Но, может, так закончится боль..."
Несколько черных перьев сдуло ветром, вынесло из оврага и понесло вниз к городу. Когда перо оказалось в руке Лэйн, она предположила, что Пилеон был прав: Ада, возможно, жива. С этой находкой она обратилась к демону, но в лице его не промелькнуло ни одной из тех эмоций, которые ей довелось видеть раньше. Он, наоборот, нахмурился, покручивая перо.
-Я не знаю, чье это,-пожал плечами демон.-Не птичье. Это перо бессмертного, но не Ады.
Лэйн снова взяла перо, задумчиво разглядывая подсушенную кровь на нем. Помимо того ангела в медицинской форме есть еще бессмертные? Она намеревалась поднять вопрос на сборе, намечающемся тем же вечером.
Всеобщее напряжение находка разрядить не могла. Криптограф сжимала перо, подбирая момент. Решив сообщить это охотнику, с которым ей было приятнее всего общаться, она терпеливо ждала окончания. Одинокий, как она сама, только искренности и чувств в нем было больше, хватало на двоих. Он говорил с ней, а вот ангел никогда не спешил с ответом.
-Кипяток?-перед ней возник чайник. Лэйн подняла глаза на Каина, кивнула, чтобы быстрее освободиться из оков его внимания. Она потянула руку, свободную от пера. Стараясь придерживать чашку, она коряво налила себе воды, капнув на джинсы.
-У людей тоже две руки,-сказал он, не сводя глаз с зажатой в кулак руки.
-Болит,-невозмутимо солгала Лэйн.
-Рука?-его будто переклинило. Он сел рядом, чтобы не привлекать внимание. Как после смерти Киры, он отложил чайник, потянувшись посмотреть на ладонь. Не найдя ничего, кроме пера, он почти выдохнул.-Почему ты прячешь это?
-Уйди, сделай милость,-она постаралась отпихнуть его, завидя, как Ян встает и уходит.-Ян!
Ангел был вынужден отступить. В опустевшей комнате не осталось никого, кроме него и чувства тоски по молоденькой медсестре, которая никогда не смотрела на него пустыми глазами. Даже на корабле ее глаза были полны эмоций, но только таких, от которых вина просыпалась в холодном сердце. Красивые ореховые глаза смотрели на него без повода и причин, а девичье молодое сердце билось от его прикосновений отчаянно и просто так, за то, что он рядом. Он упустил слишком много, чтобы Катарина смогла ему доверять, но она верила сквозь сомнения. В чем секрет, в чем эта тайна? Может, и нет ничего тайного. Небеса и Земля склоняют легенды о любви, но за десятки-десятки лет он не сталкивался с подобным. Неужели, она настигла? Но ведь он ее не любит...Или любит?
Дорожит. "Я тебе не верю. Ты никогда за мной не приходишь",-с обидой прозвенел ее голос. Как можно было не беречь этого человека, порывавшегося на смерть, не слышать этих ключевых слов, таивших в себе все ее мнение о нем? Каин вспомнил ее поникшие плечи и нескрываемую молитву в глазах, когда она говорила с ним на веранде.
Никогда не приходит...Он в раздумьях вылетел на свежий воздух. Бросить все и отправиться за ней было не ко времени, но нельзя было больше рыть пропасть, чтобы она отвернулась. Сохранить живое или сохранить уже уничтоженный мир-вот вопрос, висевший над ним тучей. Слишком длительное одиночество и неумение любить и выражать подобные чувства склоняли его к глобальному второму варианту. А Катти крупица во всем этом, абсолютно заурядная и обыкновенная.
Над его головой спокойно пролетело черное покоцанное перышко. Поймав его, он узнал в нем то же, что и в руке Лэйн. Не отличить перо бессмертного от птичьего было просто смешным, зная, как долго он живет. Но чье оно? Эта находка о чем-то кричала, что-то извне ориентировало его и побуждало к действию. Катарина.
Дом в деревне был пуст, еда нетронута. Он облетел округу, слыша осуждение в голове. Слишком поздно, нужно было раньше. Месиво среди земель в снегу, не похожее на остальные горки тел, заставило спикировать. Он коснулся земли, в нос ударил запах крови. Около десятка искромсаных трупов аллели на единственной не припорошенной снегом земле. Убедившись, что ее тела нет среди мужчин, Каин задумался о природе убийства. Определенно убийство. Отродья этого не проворачивают, а что культу здесь делать? Он огляделся, поднимая глаза на дом в сумерках.
Спустя минуту он услышал шажки. На лестнице у входа показалась девочка лет пяти. Она тащила за собой бледную женщину с серым лицом.
-Мам, они существуют, он спустился на беду. Мам, он поможет...
Женщина помотала головой, глядя на ангела посреди прошедшей бойни. Отпустив руку, она встала в дверях, сдержав дочь за плечи.
-Что здесь произошло?-спросил Каин.
-Вы ведь ангел, который спасает?-девочка смотрела то на мать, в надежде пробудить в ней веру, то на ангела, чтобы тот подтвердил ее догадки.
-Да,-кивнул он.
-Мама,-со слезами на глазах взмолилась девочка. Каин вдруг подумал, что девочка не должна была бы видеть трупы, ни единого, но она все же стояла и тряслась от страха, не зная, как владеть эмоциями.
-Ты Каин?-она прекратила тянуть мать, шагнув в его сторону.
-Нет!-вскрикнула женщина. Он в смятении медленно двинулся в их сторону, подняв руки. Девочка босыми ногами не должна была идти по кровавому полю.
-Откуда ты знаешь?-удивленно спросил он.
-Она...-она вдруг замолчала, обернувшись. Женщина, опираясь о косяк подъездной двери, в послеужасовом шоке таращилась на него, сошедшего с небес.
-Здесь была девушка?-он сел на корточки, расправив крылья и заслоняя ими поле. Ребенок теперь смотрел только на него и выглядел чуть менее напуганным.
-Она была моей няней,-шепотом сказала она. Слезинки скатились по округлым щекам, теряясь в темных спутанных волосах.-Приходили плохие люди. Это она сделала,-она указала пальцем на поле.
-Как ее зовут, ты знаешь?
-Катарина,-она наклонилась, едва слышно сказав это имя. Он сдержал все перевернувшиеся внутри чувства.-Она говорила, что вы ангел и поможете.
-Я все уберу. Уведи маму в дом,-кивнул он, неуверенно погладив ее по плечу. Мысль, как пластинка, закрутилась на повторе: "Слишком поздно, слишком поздно..."