глава 14.
Я режу зелень, стараясь сосредоточиться на каждом движении ножа. Пальцы слегка дрожат, но я списываю это на прохладу. За окном слышно, как ветер мягко качает деревья, и этот звук сливается с тихим стуком ножа по разделочной доске.
Джису стоит рядом и что-то смешивает в миске. Она кажется спокойной. Если бы только так странно не посматривала в мою сторону.
Я нервничаю не просто так. Потому что вчера ночью... Я думала, что мне показалось. Была почти уверена, что так. Но теперь... Теперь я очень сильно сомневаюсь. Кажется, что... Когда Чонгук выходил из моей комнаты, то я слышала какой-то шорох дальше по коридору. И теперь... Теперь я подозреваю, что Джису могла видеть, как её сын выходил из моей спальни.
— Ты рано встала, — вдруг говорит Джису бросив на меня ещё один быстрый взгляд.
— Ну... — я прочищаю горло, стараясь казаться непринуждённой. — Хотела помочь. Да и я люблю утро. Когда всё ещё спят... - Особенно когда мне совсем не спалось из-за моих подозрений. И вот приспичило же Чону прийти! Да, я не выгоняла. Но совратил же меня на все эти нехорошие делишки именно он!
Джису улыбается. Тепло, почти ласково, но в её взгляде есть что-то ещё. Что-то, отчего внутри начинает зарождаться лёгкое беспокойство. Хотя какое оно к чёрту лёгкое?! Я близка к тому, чтобы хильнуть глинтвейна для успокоения.
— Хочешь, научу тебя делать мои пирожки? По семейному рецепту
— Эммм... Да, почему нет?
Джисукажется, не замечает моего напряжения, или делает вид, что не замечает. Она вытаскивает противень из духовки, ставит его на деревянную подставку.
— Тем более наши мужчины их очень сильно любят. Особенно Чонгук, — добавляет она так, словно между делом.
Моё сердце тут же подпрыгивает. Нож в руке едва не соскальзывает, но я ловлю его, прежде чем он упадёт.
— Чонгук? — повторяю, стараясь, чтобы мой голос звучал удивлённо, но не слишком.
— Ну, да, — отвечает она, всё так же спокойно. — Он с детства был привередой. Но мои пирожки всегда уминал за обе щеки. Знаешь, он всегда был упрямый, вспыльчивый, но в глубине души добрый мальчишка. Просто иногда сложно понять, что он действительно чувствует.
— Да, он такой, — поддакиваю я, надеясь, что тема сменится сама собой.
Но Джисуне сдаётся. Она поворачивается ко мне, слегка опираясь на столешницу. Я чувствую, как внутри всё сжимается от напряжения.
— Кстати, он вчера поздно вернулся, — произносит она между делом, будто вспоминая. — Ты, случайно, не слышала?
Мои пальцы замирают. Стараясь не показывать, как вспыхивает лицо, я отвечаю:
— Не... не знаю. Я спала.
Джису улыбается, словно ей нравится моя неуклюжая попытка соврать. Она отворачивается, берёт полотенце, чтобы вытереть руки, но продолжает:
— Может, и так. Но я всегда говорила: тихо не значит незаметно.
— Я уверена, он просто выходил за вещами в машину, — бормочу я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
Джису смеётся, негромко, но с ноткой понимания.
— Да, конечно, за вещами.
Я чувствую, как жара заливает лицо. Хочется спрятаться, но куда? Мы на кухне, и выхода, кроме как через эту беседу, нет.
Джису наклоняется чуть ближе, как будто собирается поделиться секретом.
— Знаешь, — мягко говорит она, — я всегда любила раннее утро. Особенно когда жила с мамой. За чашкой кофе я делилась с ней самыми сокровенными секретами.
Моя рука на секунду замирает, нож слегка скользит, оставляя неровный срез на пучке петрушки. Я нервно улыбаюсь, надеясь, что это просто случайный разговор. Она просто делится со мной воспоминаниями, правда? Совсем ни на что не намекает.
— Угу..., — отвечаю я, делая вид, что всё в порядке. Но сердце стучит настолько громко, что мне кажется всех в округе оглушает.
Джису продолжает, её голос становится ещё мягче.
— Особенно я любила рассказывать ей про мальчишек, с которыми встречалась. Мама всегда знала, какой дать мне совет.
Слова попадают точно в цель. Я чувствую, как что-то внутри напрягается. Сердце колотится в груди. Кажется, она знает. Или догадывается. Но я не могу быть уверена, потому что это... это просто слова, да? А что, если я себя накручиваю, и... На самом деле Джису ничего не знает? Может быть, я сама выдаю себя своим поведением?
Я стараюсь не смотреть на неё, концентрируясь на зелени, которую продолжаю нарезать. Но нож в моих руках дрожит, и я точно знаю, что Джису это видит.
— Знаешь, Лиса, — снова начинает она, и её голос звучит задумчиво, но слишком мягко, — иногда мы боимся правды больше, чем её последствий.
Я едва не роняю нож. Внутри всё сжимается в комок. Мозг работает на полную мощность, пытаясь разобрать каждое её слово. Она что-то знает? Или просто проверяет меня?
— Правда? — выдавливаю из себя, стараясь говорить как можно естественнее.
— Конечно, — отвечает Джису, кивая, словно объясняя что-то очевидное. — Я всегда говорила Гуку, что главное — быть честным с самим собой. Если ты знаешь чего хочешь, и делаешь это от чистого сердца, ничего плохого из этого не выйдет.
Она делает паузу, давая мне возможность переварить её слова. Я быстро киваю, как будто полностью с этим согласна, но внутри меня нарастает паника.
— Эм... да, наверное, вы правы, — говорю я, чувствуя, как на лбу выступает испарина.
— Именно, — продолжает она, добавляя муку в миску. — А ещё я всегда говорила, что любовь самый честный из всех ответов. Её невозможно скрыть. Она либо есть, либо её нет.
Я сглатываю.
— Любовь, — эхом повторяю я, делая вид, что увлечена нарезкой зелени. — Да, любовь...
— Лиса, — вдруг говорит Джису чуть тише, — ты ведь не думаешь, что я этого не вижу, правда?
Я резко поднимаю голову и встречаюсь с ней взглядом. На её лице тёплая улыбка, но глаза... глаза слишком понимающие.
— Чего... не видите? — спрашиваю прямо, пытаясь взять себя в руки, хотя внутри всё кричит: "Спасайся, пока не поздно!"
— Того, как вы с Чоном смотрите друг на друга, — мягко отвечает мачеха. — Того, как ты сразу начинаешь нервничать, как только разговор заходит о нём.
Мои щёки вспыхивают. Горячая волна стыда прокатывается по всему телу. Я пытаюсь найти слова, чтобы объяснить, оправдаться, но язык словно прилипает к нёбу.
— Послушайте, я... — начинаю, но слова путаются, и я замолкаю.
Джису кладёт свою руку поверх моей, заставляя меня замереть.
— Лиса, милая, — говорит она, и теперь её голос звучит так, будто она пытается меня успокоить. — Я не осуждаю. Совсем.
Я поднимаю на неё взгляд, в котором читается смесь удивления, страха и благодарности.
— Правда?
— Правда, — Джису кивает. — Любовь — это самое прекрасное, что может случиться с человеком. Независимо от обстоятельств.
Эти слова должны были бы меня успокоить, но вместо этого я чувствую, как к глазам подступают слёзы. Я быстро моргаю, чтобы прогнать их.
— Но... это неправильно, — шепчу я почти неосознанно.
— А кто решает, что правильно, а что нет? — спрашивает она, мягко улыбаясь. — Если вы оба счастливы, если вам хорошо друг с другом, разве это может быть неправильно?
— Спасибо, — тихо произношу, мой голос дрожит, но я всё равно улыбаюсь.
Джису слегка сжимает мою руку, а затем снова возвращается к своему тесту, как будто ничего особенного не произошло.
Я продолжаю нарезать зелень. И не могу не думать о том, что впереди всё-равно самый тяжёлый разговор. Это разговор с отцом.
Украшать дом перед Новым годом — задача, которая в теории кажется милой и уютной. В реальности же это километры запутавшихся гирлянд, сломанные игрушки и нервы, натянутые до предела.
— Лиса, ты разберёшься с ёлкой? — голос Джису доносится из кухни, откуда пахнет курочкой из духовки. В животе моментально урчать всё начинает.
— Да, конечно, — кричу в ответ. При этом окидываю взглядом семь огромных коробок и понятия не имею, с чего начать.
Я берусь за гирлянду, стараясь распутать её как можно аккуратнее, но это только ухудшает ситуацию. Она словно нарочно запутывается ещё сильнее.
— Решила нарядиться вместо ёлки? — раздаётся позади знакомый голос.
Я резко оборачиваюсь и вижу Гука. Он стоит, прислонившись к дверному косяку. С ленивой улыбкой на губах меня рассматривает.
— Она запуталась, и я теперь не могу из неё выбраться, — оправдываюсь, чувствуя, как внутри закипает раздражение. — Помоги.
Чонгук приподнимает бровь, издаёт громкий смешок и идёт ко мне.
— Нужно будет забрать эту гирлянду с собой. - Хрипит мне тихонько на ушко, когда подходит ближе.
У меня от его хриплого голоса мурашки по коже.
— Я об этом пожалею, но всё-таки спрошу зачем.
Яр дёргает за гирлянду, ещё сильнее меня ею стягивая.
— Чтобы вот так тебя обездвижить, стянуть твои брюки и...
Господи, он точно сумасшедший. Внизу живота уже знакомо тянет. По коже табуном мурашки. А Гук ведёт пальцами по моей спине, доводя меня до ещё больше возбуждения
— Слушай, ну ты совсем отбитый. На кухне твоя мама, мой отец наверху, а ты...
— А что я, детка? Я просто озвучил, что сделаю с тобой позже.
Я чувствую, как предательски краснеют мои щёки. Вот как у него получается за считанные секунды вывести меня из себя?
— Позже, говоришь? — поднимаю взгляд, стараясь выглядеть как можно увереннее. Но как можно сохранять спокойствие, когда он буквально прожигает меня взглядом?
— А ты слишком соблазнительна, — его губы растягиваются в довольной улыбке. Такой, от которой начинают подрагивать коленки.
— Ты ненормальный, — хриплю в ответ.
Чонгук смеётся, низко и сексуально.
— Украшу. Сначала тебя, а потом уже ёлку, — бросает он, легко подхватывая пальцами свободный конец гирлянды. — Хотя, мне кажется, ты и так достаточно яркая.
— Отпусти, Гук — огрызаюсь, делая шаг назад. Но он, вместо того чтобы отстать, ловко обматывает меня сильнее гирляндой, лишая возможности двигаться. — Что ты делаешь?! — вырывается у меня, когда он подходит к розетке.
— Проверяю, как ты будешь смотреться на главной сцене праздника, — его голос становится чуть ниже, а взгляд проникает под кожу, заставляя дрожать. — Ты ведь любишь внимание, Лиса?
— ГУК! — я начинаю вырываться, но он лишь усмехается и, не торопясь, обходит меня сзади.
Я чувствую, как он наклоняется ближе, так близко, что горячее дыхание касается моей шеи.
— Тише-тише, — шепчет он мне на ухо, его губы едва касаются кожи. — Нам же не нужно, чтобы кто-то услышал. Мама, папа...
Замираю. Он знает, что делает. Он знает, что играет с огнём, и ему это нравится.
— Думаешь, ты победил? — бросаю я, стараясь вложить в голос как можно больше уверенности. Но это сложно, когда внутри всё бурлит.
— Думаю, я уже победил, — отвечает он, проводя пальцами вдоль моего позвоночника, а затем резко развязывает гирлянду, отпуская меня. — Но на сегодня, пожалуй, хватит.
Я оборачиваюсь, ошеломлённая, пытаясь понять, что только что произошло. Тем временем он спокойно берёт гирлянду, быстро распутывает её и с улыбкой протягивает мне.
— Держи, детка, — насмешливо произносит он. — Покажи, как красиво ты можешь украсить ёлку.
Я беру гирлянду, с трудом подавляя желание швырнуть её ему в лицо. Внутри меня всё ещё бушует пожар, а он, довольный, наблюдает за моей реакцией.
— Ты отвратительный, — бросаю я, стараясь скрыть улыбку.
— Зато я всегда добиваюсь своего, — подмигивает он и, как ни в чём не бывало, направляется к коробке с игрушками.
Мой взгляд невольно задерживается на его широкой спине, когда он наклоняется за новой игрушкой. Чёрт, почему это так... привлекательно? Я трясу головой, прогоняя мысли, и сосредотачиваюсь на гирлянде.