Пролог. Возращение в ад.
За три месяца до:
Абсолютно пустая квартира, освещенная лишь слишком ярким светом раннего, весеннего солнца, отражаясь лучами по стенам и полу. Полупрозрачные шторы были злополучно выкинуты еще вчера вечером, потому что напоминали о всех проблемах двух прошедших лет. Голые стены, которые еще вчера были обклеены ее рисунками, плакатами и разными фотографиями, теперь были пустыми, одинокими. Все вокруг словно напоминало о периоде с 14 до 17 лет. Поэтому переезд в город, который стал ее убийцей лет так в 15, стал для нее днем смерти.
Руслана сидела перед грудой вещей и коробок, разбирая их и кидая в разные картонные коробки, старые и уже не пригодные для выхода на улицу, она кидала в корзину для грязной одежды. Рядом с ней стояла длинная коробка, в ней лежала новая, черная электрогитара, она была дорогой, и оставлять ее тут из-за каких-то там воспоминаний, девушке совсем не хотелось. Она была упакована так бережно, что позавидовали бы даже доставщики: она была обмотана в пупырчатую пленку, уложена на мягкий плед, а сверху была накинута бумага и полотенца. Коробка была замотана в скотче, так сильно, что никто бы и вскрыть не смог, кроме самой Русланы. Усилитель звука и компьютер был упакован с такой же аккуратностью и любовью к этом вещам. И когда уже все вещи были собраны полностью, она уселась на кровать, и повернулась на зеркало.
С зеркала на нее смотрело ужасное отражение, на которое смотреть то и не особо хотелось. Но она снова и снова вглядывалась в черты: белые волосы сползали по плечам кудрявыми локонами, узкие глаза, которые были пустыми, но такими яркими, что казалось этот зловещий взгляд светло-голубых глаз поглощает все вокруг, впитывая всю энергию. Резкие, агрессивные линии лица и самого тела, стройные ноги, обвитые черными джинсами, худая талия скрытая за серой толстовкой, которую она когда то забрала у него, с черепом на спине.
— Блять..., — ее голос сорвался на шепот, когда она поняла, что снова видит его силуэт за своей спиной. Голос стал хриплым, боль усилилась, словно голову сжимали под прессом. — Почему ты везде?! — начала кричать она, подходя к зеркалу. В зеркале мелькнул шрам рядом с виском, длинный от низа скулы до лба. Она до сих пор помнит откуда он, хоть и пыталась забыть его раз и навсегда.
— Я ненавижу тебя, слышишь?! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ. Не-на-ви-жу, понял?! — она резко ударила по зеркалу и оно треснуло, так же как и ее душа, которая состояла из стекла. Она била по нему до тех пор, пока оно просто не рассыпалось на миллиарды осколков. Девушка опять села на кровать, укладываясь удобнее, но сон не шел, она боялась вновь увидеть его. Она забыла его имя, не знала как сейчас он выглядит и жив ли он, но помнила как он выглядел в те года.
Сон все равно накрыл ее полностью и ее перенесло в квартиру, ту самую, в Москве. Хрущевка, старая и серая, в которой было довольно большое количество наркоманов и алкоголиков. Ей было просто страшно выходить на улицу без кого-либо. Она выходила либо с родителями, либо со своей собакой — немецкая овчарка, воспитанная майором полиции, агрессивная собака, которая умела слушать. Она до сих пор жила у Русланы, только вот вчера ее забрал знакомый и отвез в новую квартиру в Москве, и теперь сам ухаживает за ней, пока девушка решает вопрос о перелете.
***
Комната, пропахшая старыми обоями и пылью, тускло освещалась желтым светом лампы. На полу — разбросанные вещи, пустые банки, смятые пачки сигарет. Руслана сидела на продавленном диване, сжав кулаки, ее яркие глаза горели от ярости и страха.
Напротив, склонившись над столом, Глеб — кудрявый, с безумной ухмылкой — делил грамм лезвием кредитки. Его пальцы дрожали, но он старался казаться спокойным.
— Викторов, хватит! — голос Руси дрогнул. Она резко вскочила, потянулась к порошку. Он рванул руку назад, заслонив собой стол.
— Отвали! — рявкнул он, вырываясь вперед, будучи еще немного в трезвом уме, он хотел ее ударить, устранить ее, чтобы не мешала употреблению.
— Ты совсем ебнулся? Это же... — Не договорила. Он резко встал, толкнул ее в грудь. Руслана отлетела назад, споткнулась о край кресла и — хруст — виском ударилась об угол стола.
Она рухнула на пол, схватившись за голову. В ушах звенело, по виску стекала теплая струйка. Ее глаза сузились еще сильнее, стараясь не двигаться, но натура «сильной» девушки была куда сильнее.
— Блять! — Глеб замер, на секунду осознав, что натворил. Но тут же махнул рукой. — Сама виновата! — опять выругался он, обходя ее. Она лежала почти не двигаясь, не издавала звуки, лишь беззвучно проклинала то, что тогда познакомилась с ним.
Он снова склонился над столом, торопливо собрал дорогу в кучку, втянул через свернутую купюру. Слишком много, ебучий целый грамм оказался внутри его слизистой оболочки носа, попадая в организм и убивая постепенно.
Лана, стиснув зубы, поднялась, шатаясь.
— Викторов... — шепнула она, подходя к нему.
Он уже откинулся на стену, глаза закатились. Лицо побелело. — Глеб?! — она уже кричала, стараясь привести его в сознание, но он лишь сильнее погружался в этот синтетический, «идеальный» лично для него мир. Он не отвечал. Дышал прерывисто, губы посинели.
— Блять, нет, нет, нет! — Руслана бросилась к нему, трясла за плечи. — Очнись, мудак! —
Он безвольно сполз на пол. Она рванула в ванную, набрала ледяной воды в таз, выплеснула ему в лицо.
— Дыши, сука! Дыши!
Глеб захрипел, тело затряслось в конвульсиях.
— Что ты принял?! — она била его по щекам, пытаясь не дать отключиться.
— Я... не... Меф...— он захлебнулся собственным дыханием, и кровью из носа, словно он и вовсе не хотел жить. Боль пронзила его тело, но кричать сил не было, хотелось лишь уснуть. Навсегда.
Руслана схватила телефон, но пальцы дрожали. Вызов скорой? А потом что? Полиция, допросы, наркота в крови...
— Держись, я тебя вытащу! — Она перевернула его на бок, чтобы не захлебнулся, сжала кулаки. — Если сдохнешь — убью!
Но в глазах уже была слеза.
А комната все кружилась, кружилась... Она не сдержалась, ушла. Уходила она лишь во снах, но тогда любовь была сильнее боли в душе, сердце. Она всегда его спасала.
Она резко встала с кровати, понимая, что по щекам капают слезы, горькие и отчаянные. Она понимала, что прошлое не отпускает и это не нормально. Сессию с психологом Руслана забросила год назад, думая, что все позади. Но сны вернулись, она снова видела его, наркотики, боль. И винила себя за то, что вызвала скорую, не ушла сразу, а просто спасала этого - давно потерянного человека, который работал таксистом день и ночь. Она стерла слезы рукавом толстовки и встала с кровати. Единственная мысль сейчас была лишь о том, чтобы убежать: от себя, от мыслей. От его присутствия.
Она даже не стала переодеваться, схватила телефон и сигареты, и вышла из квартиры, захлопывая дверь с силой, проверяя точно ли она закрылась. Выйдя из подъезда, она прошла мимо охраны дома и направилась к парку. Большому, совсем недавно отстроенному, буквально пару месяцев назад он стал доступным для посещения. Девушка часто там проводила вечера, сидя на берегу реки на пирсе, играя на гитаре, просто слушая музыку или погружаясь в свои негативные мысли.
Она шла шагая под бит собственной песни, пропевая слова в голове: «во мне не осталось чувств. Я снова тебе совру, я снова скажу люблю, но знай я завтра уйду». Песня просвещенная Глебу, та которую она боится петь, она давно забросила музыку, дано не была в турах. Но что-то внутри просит восстановить свою деятельность человека, который не представлял себе свою жизнь без музыки. Она остановилась перед воротами парка, большие, из железа выкрашенного белым цветом. Рядом вывеска с белыми буквами, которые гласили: «добро пожаловать».
— Ебать, спасибо, — произнесла она, переключая песню и проходя через эти ворота, вокруг бегали дети, ходили парочки, все жили обычной жизнью, только лишь она жила прошлым и пыталась просто выжить день ото дня.
***
Руслана вылетела из подъезда, как ошпаренная, даже не заметив, что забыла надеть наушники — а без них она обычно не делала ни шага. Воздух был на удивление холодным, резким, пробирающим до костей. Красноярск не баловал теплом даже в конце весны. Серое небо нависало низко, словно давя на город, редкие капли дождя цеплялись за ее лицо. Она не чувствовала их.
Лавочка перед подъездом. Старая, облезлая, с треснувшим сиденьем. Руслана плюхнулась на нее, не обращая внимания на холод металла под собой. Пальцы судорожно сжимали телефон, взгляд бегал по экрану — такси уже было близко.
"Быстрее, быстрее, быстрее..."
Она кусала губу, нога нервно подрагивала.
Машина подкатила через пару минут — серая, с потертыми колесными дисками, но внутри чистая. "Комфорт+".
Руслана рванула дверь и ввалилась на переднее сиденье, швырнув рюкзак на заднее сидение.
— Здравствуйте, — парень за рулем улыбнулся, оценивающе скользнув взглядом по ее лицу. — В аэропорт, верно?
— Да, — бросила она, не глядя, уткнувшись в телефон.
— Долго ждали?
— Нет.
— Вы... всё в порядке? — он нахмурился, заметив, как ее пальцы дрожат.
— Всё отлично, — резко ответила она, наконец подняв на него взгляд. — Просто везите, ладно?
Парень на секунду замер, потом кивнул и тронулся.
Город мелькал за окном, серый, безликий. Руслана стиснула зубы, глядя в боковое зеркало — словно ожидала, что он появится там, прямо сейчас, схватит ее за плечо...
— Вы летите далеко? — водитель снова попытался заговорить.
— Да.
— В отпуск?
— Нет.
Он вздохнул, постучал пальцами по рулю.
— Просто... вы выглядите не очень. Если что-то случилось...
— Ничего не случилось, — перебила она, голос резкий, как стекло. — Просто заткнитесь и везите.
Тишина. Только шум двигателя и стук дождя по стеклу.
Терминал встретил ее гулким эхом голосов, плачем детей, объявлениями о рейсах. Руслана шла быстро, почти бежала, рюкзак бил по спине.
"Десять минут. Десять минут. Десять минут..."
Она озиралась, взгляд скакал по толпе — вдруг он здесь? Хотя знала, что он в Москве. Но мозг отказывался верить.
— Рейс SU-1452, Красноярск—Москва, начинается посадка...
Она чуть не выронила телефон, роясь в кармане за посадочным.
Длинный коридор, узкий, как тоннель. Она шла, почти не дыша, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
"Не оглядывайся. Не оглядывайся. Не оглядывайся."
Место у окна, в самом конце. Руслана плюхнулась в кресло, пристегнулась, швырнув рюкзак рядом.
— Что-нибудь из напитков? — стюардесса улыбалась, но в глазах читалось легкое раздражение.
— Вино. Красное.
— Один бокал?
— Да. Быстро.
Ей протянули пластиковый стаканчик. Она выпила залпом, даже не почувствовав вкуса.
Наушники на уши. Телефон — в беззвучный режим.
Глаза закрылись сами.
Но сон не принес покоя.
Она дергалась, дыхание срывалось, пальцы впивались в подлокотники.
"Не надо... не надо... не трогай меня..."
Но даже во сне она не могла убежать.