Ловушка для двоих

Турецкие слова и выражения, использованные в главе:

Aşkım benim — Любовь моя, душа моя

Sevgilim — Любимый(ая), мой(моя)

Canım, canim benim — Душа моя, жизнь моя, дорогой (ая) мой(моя)

Göz bebeğim — Мое самое дорогое сокровище

Suuuuus! — Молчи!

Meleğim — Мой ангел

Ben delireceğim... — Я сойду с ума...

Ay, yeter artık! — С меня хватит!

Offff, ya! — Ох, боже!

⛈

— Сколько у нас есть на сборы? — спросила Эврим, зайдя в номер.

— Aşkim benim, собирайся, сколько тебе нужно. Я заказал столик на восемь вечера.

— Отлично! У меня достаточно времени, тогда я пошла в душ.

Эврим уже направилась в ванную, но Барыш обогнал её, мягко преградив путь. Его пальцы нежно откинули прядь волос с её плеча, а губы коснулись шеи.

— Sevgilim, возьми меня с собой в душ, — прошептал он на ухо. — Я не хочу, чтобы ты сердилась. Никогда. Я очень переживаю из-за того, что ты мне сказала в такси. Я, правда, никогда тебя не обижу... Я буду просто стоять и смотреть на тебя.

Эврим остановилась. Её глаза сверкнули. Барыш нежно обхватил её за плечи и посмотрел одновременно честным и виноватым взглядом.

— Я же тебя очень сильно люблю. Ты же знаешь это.

Она прочла в его глазах всё: раскаяние, надежду и столько обожания, что сердце не выдержало. Эврим выдохнула, притянула его к себе, обняла и сказала:

— Ты сейчас как большой ребёнок. Огромный, трогательный ребёнок, — её голос стал мягким. — Я же ещё в такси сказала, что уже не сержусь. Ладно... Раздевайся и марш в душ! — засмеялась Эврим, отдавая распоряжение. — «Просто стоять» он будет! Верю!

Они зашли в душ, и на них сверху полился поток воды, словно тёплый дождь. Не простояв и минуты, Барыш подхватил её на руки и прижал спиной к стене.

— Я не могу, я не могу просто стоять рядом с тобой, ты права. Я схожу с ума. Вот эти мокрые волосы, твоё мокрое лицо, капли...

Он лизнул капли, катившиеся по её лицу.

— Что мне делать? Я теряю самообладание, когда ты просто рядом, а уж когда ты такая... Я не могу себя контролировать.

Она поцеловала Барыша в губы. Он тут же ответил ей.

— Барыш, я так и знала, что всё этим кончится.

— Не могу, Эврим, не могу. Я ужасно тебя хочу, понимаешь? Безумно хочу. Со мной такого никогда не было.

Поставив Эврим на пол, он развернул её спиной к себе, поднял её руки и прислонил к стене. Одной рукой схватился за запястья, а другой опустился между стеной и её телом. Провёл ладонью по груди, нежно сжал, скользнул по животу вниз... Пальцем сразу коснулся чувствительного места, и Эврим отреагировала мгновенно, ахнув.

Он нежно заиграл с её клитором, и с ее губ сорвалось протяжное «ааааааахх». Барыш навалился на неё, сильнее прижав к стене, чтобы ограничить её движения, и пальцы стали действовать настойчивее.

Мощные струи душа окатывали их горячей водой, Эврим стонала. Когда её стоны стали достаточно громкими, он аккуратно вынул из нее пальцы и медленно развернул.

Посмотрел в её помутневшие глаза, прильнул к губам и начал осыпать поцелуями, спускаясь всё ниже и ниже. Встал на колени, раздвинул пальцами её половые губы, коснувшись языком.

Эврим снова выдохнула со стоном. Он терзал её языком, а она ахала и била ладонями по мокрой стене, отчего брызги разлетались во все стороны.

— Барыш, хватит, прошу тебя...

Но её мольбы только подхлёстывали его, разжигая в нём дикую страсть. Ему всегда хотелось, чтобы она стонала, кричала, неистовствовала — от этого он возбуждался невероятно. Барыш усилил натиск, и Эврим закинув голову, продолжала стонать.

Он вышел языком из неё и скользнул наверх: по животу, нырнул в пупок, добрался до груди, принялся ласкать, целовать и сосать её, а затем резко схватил Эврим за ягодицы, поднял и опять посадил на себя. Она обвила его ногами. Он примерился и вошёл в неё.

— Я так и знала, Барыш... — простонала Эврим.

Барыш вошёл глубже, желая прервать её слова. Она застонала. Картина была невероятно красивой: струи воды стекали по телам, они двигались в унисон. Барыш крепко прижимал Эврим к себе и двигался размеренно и глубоко. Она издавала тихие стоны, периодически закидывая голову.

Секс был нежным и страстным. Вновь они сливались в единое целое. Через некоторое время Барыш замер, и она почувствовала, как он извергается внутри неё. Он откинулся на стену, руками помогая ей двигаться, чтобы довести и себя до конца.

— Аллах... — выдохнул Барыш. — Это что-то невероятное...

Он держал её за ягодицы, потом медленно опустил. Эврим встала на ноги и прислонилась к Барышу, положив щёку на его грудь. Вода текла по ним, смывая всё...

...

Они стояли в лифте, обмениваясь многозначительными улыбками и красноречивыми взглядами. Вышли из отеля, их встретил швейцар, который подал к подъезду лимузин.

— Ничего себе! — воскликнула Эврим. — Я еду на бал!

— Да, моя королева, мы едем на бал, — подтвердил Барыш.

Швейцар распахнул тяжёлую дверцу, и они устроились в прохладном просторном салоне — Барыш напротив неё.

— Вы невероятно красивы, — сказал он, не отрывая от Эврим восхищённых глаз. — Вы же знаете?!

— Барыш-бей, почему вы так на меня смотрите?

— Так это как? — вскинул бровь Барыш.

— Не отрываясь. И... какой-то взгляд у вас... Я даже не могу его описать. Хищный, что ли? Властный? Жаждущий?... Не могу понять.

— Потому что передо мной сидит женщина-вамп. Алая помада. Черные глаза. Ваши подобранные волосы. Это невероятное платье. Как я могу еще смотреть? Вы восхитительны, госпожа Эврим.

Она улыбнулась одними глазами.

— Вот... вот, роковая женщина, чарам которой трудно противостоять, которая влечёт помимо воли. Надеюсь, я не погибну! — он вознёс руки к небу.

— Ммм... Рядом со мной тоже мужчина, чей взгляд заставляет меня забыть обо всех правилах приличия. Рядом с вами, Барыш-бей, всё внутри замирает и одновременно закипает. Это странное и упоительное чувство!

Её тон был наигранно холодным, с бархатистым оттенком...

⚡

Ресторан был невероятно уютный и красивый. Еда вкусная. Барыш заботливый. Он постоянно держал ее за руку. Эврим поняла, что ей очень хочется открыться ему и поделиться своими внутренними переживаниями, которые ее тяготили уже практически год.

Ей казалось, что между ними не должно быть ни тайн, ни сомнений, что они начинают какую-то новую, свою историю. И в ней должно быть все прозрачно.

Она понимала, что Барыш решился ради нее на очень серьезный шаг. То, что он приехал и сказал ей о том, что разводится с Айшегюль, было для нее шоком.

Он не только не воспользовался ее уязвимостью, тем, что она, перешагнув себя, позвонила ему в трудный момент, но еще и позаботился о ней, подумал, что для нее важно в этой жизни и приехал с таким важным для нее решением. Ведь все эти три года это был основной их барьер. Из-за этого она убежала от него. Из-за этого она начала выстраивать, пыталась вступить в эти ненужные ей отношения с Керемом. Вошла в этот спектакль. Все это было ради того, чтобы отгородиться от Барыша.

Она посмотрела на него и сказала:

— Барыш, я хочу с тобой поговорить об очень важных, волнующих меня вопросах, — она сделала небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Ты же понимаешь, что я тебе позвонила, потому что я так больше дальше жить не могла. И мне хочется объяснить тебе, что в моей жизни происходит и происходило.

— Милая, если ты не хочешь, если тебе это сложно, мы можем об этом поговорить не сейчас, попозже. Делай так, как тебе комфортно. Я готов подождать. Если эта тема для тебя болезненная, мы можем пока не говорить об этом.

— Нет-нет, я именно сейчас хочу с тобой поговорить. Мне кажется, это важно для наших отношений. Чем откровеннее и честнее мы друг с другом, тем легче будут строиться наши отношения, тем более открытыми и понятными будут для нас обоих. Ты же, наверное, видел отрывки из последнего спектакля в Лондоне? Видел, что я очень плохо держалась на сцене, что я была сама не своя, что мне было невероятно тяжело играть...

Барыш сразу заметил, как по мере начала рассказа, она стала меняться. Ее голос стал более холодным, она смотрела в свою тарелку и слегка теребила салфетку.

Он понял, что для нее это очень трудный и серьезный разговор. И ему показалось, что сейчас совершенно не время для этого. Ему не хотелось вырывать ее из этого счастливого, комфортного состояния, в котором они находились уже второй день.

— Барыш, я хочу тебе объяснить, почему я взялась за этот спектакль. Ты, конечно, помнишь наш разговор с тобой и как ты мне советовал не соглашаться. Но я хочу тебе объяснить, ведь это же не все так просто и банально, что нагрузка, еще там что-то. Это же не только из-за этого я взяла этот спектакль.

— Эврим, я понимаю больше, чем ты думаешь. И я знаю, конечно, что причиной... причина, по которой ты ушла в этот спектакль, не только высокая или низкая загрузка. Я все понимаю. Ты можешь мне это сейчас не объяснять, если тебя так это тревожит и нервирует, — он положил свою ладонь на ее, нежно сжав. — Я не хочу, чтобы ты сейчас нервничала. Я хочу, чтобы ты сейчас отдыхала и понаслаждалась жизнью. Чтобы никакие тяжелые мысли не портили твое настроение. Поверь мне, у нас еще будет много времени, и мы сможем с тобой обсудить все важные и значимые для нас вопросы.

Он обернулся в сторону музыканта, играющего на рояле:

— Любимая, смотри какая красивая музыка. Пойдем, потанцуем, — Эврим немного опешила, не сразу осознавая, что он предлагает.

— Все так просто?

— Да, просто. А зачем нам сейчас усложнять? Пойдем, насладимся этими прекрасными моментами, — он протянул ей руку и вывел в зал.

Их совместные танцы были отдельным видом искусства. Эврим всегда задавалась вопросом: «Почему мне всегда так легко с ним танцевать? Такое ощущение, что мы с ним с детства занимаемся танцами. Мне никогда не надо было думать, куда шагать, как. Он всегда так элегантно и легко меня вел, а я следовала за ним».

Сегодня что-то было иначе. Он нежно прижал ее к себе, рука уверенно легла на ее талию, и они начали двигаться в такт. Эврим хотела раствориться в этом моменте, как прежде, но вместо привычной легкости внутри нарастало странное напряжение.

Она бросила взгляд на Барыша, надеясь, что он не заметит перемены. Его лицо было умиротворенным, глаза светились теплом и радостью. Барыш посмотрел на нее и слегка прикоснулся губами к щеке — нежный, едва уловимый жест, который обычно заставлял ее сердце биться чаще, но сейчас этот поцелуй лишь усилил ее смятение.

Барыш, кажется, тоже ощутил это.

Они вернулись за стол. Внутренняя скованность никуда не уходила.

— Эврим, я чувствую, что ты немного напряжена.

— Немного? — усмехнулась Эврим, произнеся это еле слышно.

— Я знаю, что тебе еще предстоит пережить три спектакля. Я хочу тебе дать советы по поводу этих спектаклей. Знаешь, как говорят, если ты не можешь повлиять на ситуацию, то измени отношение к ней. Ты — невероятная актриса. И успех этого спектакля — это твой успех. Я так горжусь тобой! Ты сильная. А если вдруг станет тяжело... то просто улыбайся, как ни в чем не бывало. Он тебе просто партнер по театру. Таких у тебя были сотни. Просто играй. Играй так, как тебе нравится. А на поклонах... Барыш немного замялся, — ... представь, что это я, — и пробурчал еле слышно, повернув голову в сторону, слова, которые говорил Омер, — если бы мне этот урод попался, я бы его уничтожил.

Эврим ещё больше напряглась. О какой игре он сейчас говорит? Кого представить она должна была? Она просто не могла поверить, что это сейчас слышит.

Вдруг ей показалось, что земля между ними начинает разверзаться.

В горле у нее пересохло, она взяла бокал и выпила воды.

Посмотрела на Барыша и увидела опять этот теплый, нежный взгляд, эту доброту, искренность.

«Боже, что со мной? Мне сейчас все это кажется или я что-то не так понимаю?» — думала она про себя.

— Aşkım benim, все хорошо? Мне кажется, ты как-то побледнела. Скажи мне, тебя еще что-то беспокоит?

«Еще что-то?!» — закипала она.

В этот момент ей показалось, что она сходит с ума. Эврим чувствовала, как неудержимая буря поднимается внутри, и она не может ничего с этим поделать.

В этот момент раздался звонок телефона Барыша. Она буквально подпрыгнула на стуле от неожиданности. Барыш взял телефон, наклонился к ней, поцеловал в щеку и сказал:

— Прости, любимая, мне нужно поговорить, это Айше звонит. Это действительно сейчас необходимо. Ты только ничего не думай, я быстро вернусь.

Буря молниеносно превратилась в ураган. Она поняла, что контролировать сейчас она себя не сможет. Схватилась за переносицу руками, потом быстро посмотрела по сторонам и подозвала официанта.

— Передайте, пожалуйста, господину, что мне срочно нужно было вернуться в отель, — сказала Эврим, поднялась и как ошпаренная вылетела на улицу.

Там стояли такси, она подбежала, сказала отель «Four Seasons» и бухнулась на заднее сиденье автомобиля...

🌪

Барыш приехал в отель и сразу отправился в бар, понимая, что она вряд ли пойдет в номер.

Эврим сидела у стойки. Он посмотрел на нее и cказал:

— Ох, Эврим, ох! — медленно подошел и занял место на соседнем стуле. — Ты почему ушла?

— Мне стало скучно, мне надоело сидеть одной, и я решила поехать в бар.

— Не сказав мне ни слова?

— Я сказала официанту, чтобы он тебе передал.

— То есть мы будем так сейчас разговаривать?

— А как так? Тебя что-то не устраивает?

— Ты удивишься, Эврим, но меня всё не устраивает.

— Знаешь, а я не удивлена. Тебе же только какие-то специальные темы подходят для разговора. Сейчас, наверное, опять какая-то неудобная, ненужная тема. Ты скажи, о чем будем разговаривать, предложи, и поговорим. Та тема, которая тебе идеально зайдет и не потревожит твою ранимую душу.

Барыш опустил голову и сильно выдохнул. Он понимал, что Эврим ушла в пике, и очень трудно сейчас будет найти способ нормально поговорить.

Посмотрел на неё. Она к нему не повернулась. Ему всегда нравилось смотреть на Эврим, но сейчас она была холодной, напряженной, искусственно отстраненной.

Совсем не такой вечер представлял Барыш. Ему стало жалко и её, и себя, и этот прекрасный вечер, который по непонятным причинам сорвался, и что они оказались в такой ситуации, вынуждены разговаривать совершенно не о том, о чем могли бы.

Ему так хотелось, чтобы все было прекрасно, чтобы было хорошее настроение, чтобы они говорили только друг о друге, чтобы доставляли друг другу удовольствие, чтобы Эврим забылась от всех этих тревог, невзгод. А сейчас вдруг непонятно с чего все поломалось.

И Барыш не понимал, как это починить. Не понимал, на что она обиделась, почему ушла. Но видел, что Эврим совершенно не готова поделиться этим всем. Что случилось? Что за метаморфоза с ней произошла?

После небольшой паузы Барыш сказал:

— Эврим, пойдем, пожалуйста, в номер.

— Я не хочу идти в номер.

— Ты не хочешь идти в номер или не хочешь идти в номер со мной?

Эврим проигнорировала вопрос и попросила бармена налить ей еще текилы.

Барыш тяжело вздохнул:

— Мне тоже сто грамм виски, — сказал он и продолжил: — Эврим, послушай меня, пожалуйста. Я действительно не понял, из-за чего ты обиделась. Если тебя обижает даже тот факт, что я не понял, то потрудись, объясни мне. Я же не чужой тебе человек, неужели это так сложно?

Эврим выпила текилу, сморщила лицо от лимона, повернулась к нему и бросила:

— Я попробую тебе объяснить, но я не уверена, что ты захочешь понять.

— Ну, уж как-нибудь попробую. И оставь уже, Эврим, этот саркастический тон. Мне кажется, это сейчас совсем неуместно.

— Знаешь что, я хочу, чтобы ты мне объяснил по поводу твоих мудрых советов, которые ты мне дал на тему того, как мне играть, кого и когда мне представлять. Мне вот тоже очень интересно, как ты используешь эти советы?

— То есть ты не хочешь разговаривать нормально? – вздохнул Барыш.

— А я не знаю, что для тебя нормально, ненормально. Я хочу говорить о том, что меня волнует, — она сделала паузу, глаза ее злились. — Когда ты спишь с Айшегюль, ты представляешь меня?

Барыш отвернулся в сторону и закатил глаза, подумав: «Ben delireceğim...»

— Эврим, ты сейчас серьезно? Ты реально считала мою фразу только так?! Никакие другие мысли тебе в голову не пришли? Ты не подумала о том, что я хотел сказать? Ты не почувствовала в этом мою заботу, внимание? Ты только это считала?

— Да все я правильно, Барыш, считала. Ты думаешь, я не понимаю, почему ты уводишь разговор в сторону. Я хотела тебе рассказать о Кереме, о том, почему я оказалась в этом спектакле. Собственно, эта история была о тебе, а не о Кереме. Но ты не хочешь этого слушать, ты сознательно не хочешь этого слушать. Зачем ты закрываешься какими-то ширмами? И я сейчас должна сделать вид, что я должна была как-то иначе считать твою мысль.

Ты реально считаешь, что самая моя главная проблема в жизни, что я плохо сыграла в спектакле? Дело не в том, что я не знаю, как играть, мне хотелось рассказать тебе, что я не могу играть — не моо-гу! Ведь ты же сейчас сам лукавишь. Ты же прекрасно понимаешь, какая проблема в моей жизни. Но ты почему-то не хочешь об этом говорить.

А когда на эту тему говорить? Когда будет время? Когда будет удобно? Когда ты сочтешь это правильным. Сколько ждать надо этого мне?

Приехал и сказал, что ты разводишься с Айшегюль. А что со мной происходит? Тебя не волнует? То есть ты совершил определенный поступок, хороший, важный для тебя. Но тебя не волнует, в каких отношениях я с Керемом? Тебя не волнует, сплю ли я с ним? Что у меня с ним? Или мы не будем на эту тему разговаривать и сделаем вид, что этого ничего не было? Мне просто надо думать о тебе, когда я рядом с ним! А когда я буду спать с ним, мне тоже надо будет думать о тебе?! Такой от тебя будет совет? Отношения – это двухстороннее движение. И то, что ты решился развестись с женой и хочешь быть со мной – это необходимое условие, но оно недостаточное. Надо же еще решить вопрос со мной, как я хочу жить, что я хочу, как я вижу наши отношения. Что делать мне? Когда мне будет место? Ты все время говоришь, давай это отложим, давай это положим, давай это уберем, давай это не будем обсуждать... Ты не волнуйся, ты не переживай, — выпалила она на одном дыхании. — А что от того, что ты скажешь не переживай, я переживать не буду? Вопросы сами улетучатся?

Эврим закрыла глаза. Барыш сидел с каменным лицом, и только надувшаяся жила на шее, выдавала его состояние. Он был поражен этой тирадой.

— Повторите виски.

Он залпом выпил бокал, повернулся к Эврим и резко развернул ее высокий стул к себе.

Взгляд Эврим полыхал. Его руки были на ручках ее стула, а ее колени оказались между его ног. Барыш снова опустил голову и глубоко вдохнул.

«Ay, yeter artık!», — выругался он про себя.

— Эврим, мне странно, что ты так развернула данный разговор. Ты реально считаешь, что я не понимаю, что ты мне хочешь сказать? Конечно, я понимаю. И, конечно, меня больше всего волнует, что у тебя с Керемом. Спишь ли ты с ним? Да, да, меня это очень волнует! Спишь ли ты с ним?! Какие у вас отношения? Что ты думаешь.... Но я понимаю, что у меня нет права спрашивать это. Понимаешь? Нет этого права! — отчеканил каждое слово Барыш, повысив в напряжении голос. — Я только вчера приехал к тебе, сказал, что я развожусь, и сказал, что я люблю тебя... Мое нежелание разговаривать на эту тему, оно продиктовано не тем, что меня это не интересует, а тем, что мы с тобой соединились один день назад. Мне хотелось провести эти три дня вместе, почувствовать друг друга, ведь мы с тобой еще ни разу не были вместе, никогда не были так близки, мы ни разу не жили вместе, не ночевали вместе. Я хотел, я знал, что это тяжелейший разговор. Я просто хотел отложить этот разговор, а не замять его, не сделать вид, что он мне неинтересен. То есть мною двигало только желание тебя оберечь. Я не хотел тебя принуждать в эти три дня принимать какие-то важные решения. Я хотел просто насладиться тем, что мы первый раз в жизни вместе. Ты можешь это понять? Я бы тоже мог начать с тобой говорить о том, как мне тяжело было в этот год, в каком аду я жил. Ты думаешь, мне не было больно, мне не было тяжело наблюдать за тобой, за этим... Offf ya!... за твоим спектаклем. Ты считаешь, что я не живой, что для меня это все пустота?

Он опять опустил голову, и опять тяжело вдохнул и продолжил.

— Ещё виски!

И он катанул стакан по стойке до бармена.

....

— Мне тяжело, я мечусь, я не понимаю себя, я не знаю, как я решилась позвонить тебе, как быть дальше? Миллион вопросов толкаются в моей голове. Я не могу расслабиться до конца. Я хочу этим поделиться с тобой, а ты отталкиваешь меня. Я ненавижу себя за этот звонок, потому что я вынудила тебя приехать, принять важные для тебя решения. А справлюсь ли я с этими последствиями? А готова ли я к важным решениям?

Эврим перехватила воздух. Она почти не смотрела на Барыша. Было ощущение, что разговаривала сама с собой, а не с ним. — Я не знаю, я ничего не знаю!

— Все, хватит, остановись! Зачем ты загоняешь себя в угол? Ты сейчас как машина без тормозов. Ты хочешь все снести? Так нельзя, Эврим!

— А как можно? Скажи! Ну, скажи, похоже, ты знаешь ответы на все вопросы! А я могу только разрушать, так?

— Я не знаю ответы на все вопросы, — сказал он, повысив голос. Но я точно знаю только одно — я тебя люблю!!!

— Так не люби меня! Твоя любовь мне приносит только страдания, я устала жить ожиданиями и пустыми надеждами! Что изменилось за полтора года с того момента как ты признался мне? Нам это помогло? Мы стали счастливы?

Она повернулась к бармену:

— Мне еще текилы, — вернулась к Барышу. — Ты женат, я ушла в спектакль... оох... я проживаю свою жизнь, свою любовь в сериале, а за сериалом у меня полный хаос. Я живу иллюзиями... а вернее сказать... — она тяжело вздохнула, — ... я просто не живу, моя настоящая жизнь идет мимо меня.

Выпила текилу.

— Смотри Эврим, я сейчас не буду тебя жалеть. Тебе не это сейчас нужно, ты уже сама достаточно себя пожалела.

На этих словах она вскинула на Барыша изумленный взгляд.

— Мы находимся в определенных обстоятельствах, на которые можем влиять, а можем сдаться. Ты весь вечер пытаешься меня задеть, обидеть, унизить. Я не поддамся на твои провокации.

Я повторю тебе еще раз — я тебя люблю! Я принял важное решение, да, оно мне далось тяжело и ты права, я виноват в том, что мы находимся сейчас в таких обстоятельствах. Но я хочу все исправить, изменить. Я хочу, чтобы ты приняла мою любовь. Чтобы ты была со мной, рядом.

И когда я говорю что мы со всем разберемся и со всем справимся, то это не громкие слова, а слова, в которые я верю!

Он допил виски и твердо сказал:

— Мы идем в номер, прошу тебя!

Эврим встала — у нее больше не было сил сопротивляться, но, не рассчитав высоту барного стула, количество текилы в крови, стала падать из-за того, что нога предательски поехала.

«Чёрт, только не это...» — мелькнуло в голове, но тело уже не слушалось.

Барыш едва успел подхватить её, ощутив, как она обмякла в его руках, но Эврим успела удариться плечом об стул.

— Аллах, Аллах, еще и с этим мне справляться всю жизнь, — сказал он, и в его голосе не было ни капли насмешки, только чуть усталая нежность.

Барыш прижал ее к себе, и они вышли из бара.

🔥

Они зашли в номер. Не дожидаясь ни секунды, Эврим стремительно направилась в спальню. Бросившись на кровать, она на ощупь нашла край покрывала и одним рывком закуталась в него как в кокон с головой, словно пытаясь спрятаться от собственных желаний.

Ей одновременно хотелось плакать, кричать, стонать. Ее раздирали противоречия. Она не могла понять ни себя, ни свое поведение, ни свое состояние.

В голове звучала одна мысль:

«Ну почему он такой? Почему? Почему он такой? Он никогда не бывает злым, никогда не хочет ей ответить тем же, несмотря на ее и упрямство, непокорность, строптивость, а иногда и агрессивность.

Он всегда остается добрым, мягким, заботливым, внимательным. Все время окружает её таким невидимым забором, что она чувствует себя под его защитой».

Ей хотелось скрыться. Не потому, что не понравился разговор, а потому что все равно, даже после этого серьезного, важного, острого разговора в голове остались тысячи сомнений, вопросов. Легче не становилось. Душа опять разрывалась.

Она услышала, как он вошел. Подтянула ноги к груди и рукой поправила покрывало так, чтобы ни одного просвета не было видно.

Эврим и правда не знала, как себя вести. Опять почувствовала себя той самой маленькой девочкой, которая сделала что-то не самое лучшее, но не видит повода извиняться и не знает, как дальше себя вести. Единственное что она может, так это замереть.

Барыш медленно подошел к кровати и присел на корточки, с улыбкой наблюдая за свернувшейся фигурой. Наклонившись так близко, что его дыхания ощущалось сквозь ткань, он произнес едва слышно, с теплой усмешкой:

— Моя жемчужина спряталась в раковину? — его пальцы скользнули по шелковистому изгибу под покрывалом. — Но разве можно позволить такому сокровищу прятаться? Придется достать её...

Он как-то быстро и ловко размотал ее кокон, нежно подхватил Эврим на руки и перенес на другую половину кровати, где не было покрывала.

Прожил ее на бок и сам прилег рядом, вложив ее в себя, как недостающий фрагмент.

— Мне можно тебя обнять? — шутливо спросил он. Эврим помотала головой. — Ну хотя бы можно мне тебя поцеловать? — Эврим опять помотала головой. — Ладно, тогда могу я тебя раздеть? — она никак не отреагировала.

«Вот такой он всегда», — подумала Эврим. «Любую сложную ситуацию может превратить в шутку, в заботу, в нежность. Вот как на него сердиться, обижаться?»

Он нежно провел ладонью по бедру, запуская ее под платье. Второй рукой аккуратно с другой стороны потянул платье наверх, подняв ее руки. Эврим подчинилась этому жесту и выскользнула из платья.

— Я не получил ни на что разрешения, но воспользуюсь тем, что уже наступила ночь и можно не следовать правилам, — прошептал он, потянувшись к ее губам. — Почему они всегда такие мягкие, нежные и сладкие... — промурлыкал Барыш, — а хозяйка такая строгая и неприступная? — Эврим невольно улыбнулась.

Вдруг за секунду его поцелуи превратились в жадные и жгучие. Он крепко обнял ее, его язык ворвался в её рот, пальцы вцепились в волосы, откидывая голову назад, чтобы глубже войти в поцелуй. Эврим за мгновение возбудилась.

Его язык без промедления спустился до ее груди и стал пылко ласкать. Вторая рука сжимала другую грудь. Тело Эврим ответило горячей волной вожделения.

Опять она перемещалась в какую-то другую реальность. Непонятно, как с такой скоростью он мог ее возбудить. Эврим застонала и сама почувствовала, что это было громко.

Он продолжал жарко и жадно осыпать поцелуями ее тело: грудь, живот... Она непроизвольно извивалась под ним, не в состоянии контролировать свои движения.

Эврим не понимала эту его магию, когда он заставлял ее тело с ее головой расходились в разные стороны. И она ничего, абсолютно ничего не могла с собой поделать. И уж тем более себя контролировать.

Стоны опять стали вырываться из нее. Её охватило нестерпимое, почти животное желание.

Она сама раздвинула ноги, как бы приглашая его, даже не приглашая, а требуя.

Ладонь Барыша скользнула вниз, обнаружив, что она вся мокрая. Ее плоть кричала сама за себя. Из ее груди снова вырвался сдавленный, непроизвольный стон.

— Пожалуйста! — взмолилась Эврим, изнывая от желания.

Ее зовущее тело, эта исступленная откровенность невероятно возбудили его. Он вошел в нее и, не останавливаясь, начал двигаться.

Ее возбуждение было запредельным, и всхлипы почти сразу переросли в громкие крики. Бедра вздымались ему навстречу, делая проникновение максимально глубоким, а крики провоцировали его на все более сильные толчки.

Она обвила его ногами и так вздымала навстречу его бедрами, что у Барыша не оставалось сомнений: она жаждет его проникновения до самой сути. Ее вопли были дикими, а пальцы впивались в его спину. Он чувствовал, как она неистовствует под ним.

Он входил в нее с безудержной страстью, раз за разом. В ответ она вцепилась ладонями в его ягодицы, притягивая к себе в такт каждому движению, жаждая полного слияния. Своими криками она вымогала у него еще большей интенсивности.

Это было стихийное слияние двух тел, двух душ. Его стоны теперь сливались с ее криками. Ее волосы промокли от пота, вся кожа блестела. Он перевернулся на спину и усадил сверху. Картина была завораживающей: она то выгибалась, обнажая шею, то приникала к нему, а распущенные волосы скользили по его лицу.

Его руки крепко обхватили ее бедра, помогая двигаться. Она откинулась назад, уперлась ладонями в его колени, снова требуя дойти до предела, и ее звуки стали почти истеричными.

Они приближались к финалу, достигнув той грани, где исчезает всякий контроль.

Мир взорвался ослепительным светом, обратившись в бездонную бездну.

Она обмякла и упала ему на грудь. Он, тяжело и громко дыша, обнял ее мокрое тело...

Так они и пролежали несколько минут...

— Что это было? — выдохнул Барыш.

— Suuuuus! — прошептала Эврим и накрыла его рот своими пальцами.

Он принялся целовать ее ладонь...

...

Барыш потянулся за одеялом. Эврим повернулась к нему, обвила его ногу своими и положила руку на живот, крепко прижавшись. Он натянул на них одеяло, обнял её рукой и нежно, но сильно прижал к себе.

Она несколько раз поцеловала его в бок.

— Ты знаешь, canim, мне с тобой очень хорошо. Прости меня, что вечером я сорвалась. Не знаю, что на меня нашло, но мне так хочется тебе открыться, всё рассказать. Я хочу, чтобы между нами не было ничего плохого. Я так боюсь наших отношений. Не в смысле, что сомневаюсь — нет, ни на грамм не сомневаюсь в тебе. Я боюсь всего, что снаружи. Вот закончится Париж, и я не знаю, что будет дальше. Как мы будем? За эти два с лишним дня я так к тебе привыкла... Привыкла засыпать и просыпаться с тобой, быть постоянно вместе... Не могу представить жизнь без тебя. Ты нужен мне, а я боюсь тебя потерять.

Она помолчала, ища нужные слова.

— Понимаешь, я хочу поделиться с тобой тем, чего сама до конца не понимаю. Я себя иногда не понимаю: что делаю, зачем, как... Куда-то бегу, от чего-то убегаю, чего-то хочу — и всё в моей жизни такое странное. И мне, конечно же, хочется, чтобы ты помог мне в этом разобраться. Чтобы ты был рядом всегда. Чтобы я могла делиться с тобой всем. Я правда не хочу ничего скрывать.

Эврим прижалась к нему ещё сильнее.

— Ты такой добрый, нежный, заботливый. Хотя ты не до конца понимаешь всю тяжесть моего положения. Но ты хороший: ты принимаешь, терпишь, заботишься. Я не привыкла к такому. И знаешь? Ты меня избаловал! Ты всегда понимаешь меня с полуслова. В общем, ты самый лучший. Давай я тебя поцелую!

Эврим понимала, что говорит сумбурно и непонятно — её состояние, текила в крови, этот необыкновенный человек рядом, который любит и заботится — всё затуманило голову, и мысли формулировались как-то по-дурацки, но ей очень хотелось ему это сказать.

И она принялась чмокать его в бок, в грудь, в шею. Барыш улыбнулся, притянул её к себе и сказал:

— Canım benim, я вижу, что тебе тяжело, но мы справимся. Поверь, вопрос не в том, насколько тяжело нам, а в том, насколько крепко мы держимся за руки. В любой сложной ситуации важно не бежать друг от друга, а быть вместе и разбираться. Я очень тебя прошу: никогда не убегай от меня. Можешь задавать любые вопросы, ругать меня, предъявлять претензии. Можешь даже избить меня — но только не убегай.

— Избить тебя? Смешно! — засмеялась Эврим. — Ты такой огромный, как же тебя бить?

— Я разрешу тебе. Да, ты сможешь, если понадобится. Я только прошу: никогда не убегай. И когда захочется на меня обидеться, сначала спроси, почему я так сделал. Я смогу объяснить. Ты должна быть уверена во мне — я никогда не захочу и не буду обижать тебя сознательно. Я могу ошибиться, как любой человек, и сделать что-то не так. Но в тот момент, — Барыш снова улыбнулся, — я буду абсолютно уверен, что поступаю правильно для тебя. Но человеку свойственно ошибаться, понимаешь, meleğim? Надо давать шанс самому близкому человеку объяснить, что произошло. Понимаешь?

— Ничего сейчас не понимаю, — прошептала она, мотая головой.

— Мне так хорошо рядом с тобой. Нет, я, конечно, слышу, что ты говоришь мне какие-то хорошие, приятные слова... Offff, ya... ты бы знал, какая я сумасшедшая! Что в моей голове только не проносится!

— Ну, какая ты сумасшедшая, я догадываюсь. Вот пусть проносится. Но если мы вместе

— мы единое целое, а когда мы порознь — мы разбитая чашка. Поэтому ещё раз прошу: ругайся, дерись, обзывайся — что хочешь делай, только не убегай. Обещаешь? — Он взял её за подбородок и посмотрел в глаза.

Она спрятала нос в его грудь и пробормотала:

— Не знаю.

— Аллах, ну какая же ты у меня упрямая! Ну же, скажи: «Обещаю».

— Не скажу. Потому что знаю себя, знаю свой характер. Зачем обещать то, что, возможно, не смогу выполнить? Но я постараюсь.

— Иди ко мне, sevgilim, canım, göz bebeğim. Мы с тобой всё преодолеем. Мы всегда будем вместе. Я тебя безумно люблю.

— А ты... ты самый лучший. Ты самый необыкновенный...

И они стали целоваться...