Глава третья. Парижский разлом
Вредина
Эврим открыла глаза и увидела Барыша, лежащего на животе с раскинутыми руками. Он спал, как медведь. Она улыбнулась и подумала: «Боже, он здесь, он рядом... Второе утро. Это не сон».
Нежно поцеловав его несколько раз в спину, она медленно и тихо поднялась с кровати.
— Эврим, пожалуйста, дай воды... — тихо пробормотал Барыш, не открывая глаз.
— Хорошо, дорогой, сейчас принесу, — улыбнулась она.
— Спасибо, милая... А что, уже пора вставать? Можно я еще минут 30 посплю? Что-то очень хочется...
— Спи, конечно, дорогой. Я найду, чем себя занять. Отдыхай, еще рано.
Эврим тихонько приняла душ, собралась и решила сходить в ресторан выпить кофе. Посмотрела на Барыша — он спал без задних ног.
Эврим села за тот же столик, что и вчера, заказала кофе и, улыбаясь, подумала: «Всё и новое, и не новое».
Странное, удивительное чувство. Новые эмоции — и в то же время ощущение, будто так было всегда. Будто ничего не изменилось.
Барыш, которого она знала так хорошо, с которым прошла через столько всего. И Барыш новый, незнакомый, открывающийся ей с неожиданной стороны.
Радость — оттого что они вместе. Страх — оттого что ждёт впереди. Ведь скоро им предстоит вернуться в Стамбул, в их реальную жизнь. Как всё сложится? Она не представляла.
Но сейчас Эврим твёрдо решила: «Не буду об этом думать. У нас ещё два прекрасных дня».
«Надо перезвонить Керему, пока Барыша нет», — мелькнуло у неё в голове.
Барыш проснулся, огляделся — Эврим рядом не было. Он закричал:
— Aşkım! Aşkım benim, ты где? Любимая, сколько времени? Что будем делать? Ты где?
Прошёлся по номеру, посетовал:
— Ну что за женщина? Господи, мне что теперь всю жизнь её искать, терять, волноваться? Ладно, посмотрю, может, в телефоне что-то написала...
Ну конечно, в телефоне — тишина.
— Ох, Эврим... Ох, можно же меня ставить в известность! Почему я должен из-за тебя нервничать? Хотя... почему я вообще нервничаю? Ладно, наберу ей.
Набрал — но и тут она не ответила.
— Не-ет, это мне уже совсем не нравится! Вот теперь я точно начну нервничать. Что значит — не отвечает? И в номере нет... Эврим, что же это такое?
«Наверное, она в ресторане», — подумал Барыш. Он быстро собрался и спустился вниз.
...
Барыш вошел в зал ресторана и увидел Эврим за тем же столиком. Она разговаривала по телефону с Керемом — непринуждённо, но в деловом тоне, обсуждая организационные вопросы их ближайшего спектакля. Заметив Барыша, она вежливо попрощалась и положила трубку.
— Ты почему ушла без меня на завтрак? Почему ничего не сказала? И на телефон не отвечаешь? — Он был слегка раздосадован.
— Просто не хотела тебя будить. Ты же хотел поспать, а мне нужно было выпить кофе и сделать пару звонков.
— Хорошо, — Барыш сел напротив, лицо его оставалось хмурым.
Эврим потянулась к нему:
— Милый, дай мне руку.
Он нехотя протянул ладонь. Она сжала его пальцы и нежно посмотрела в глаза.
— Мы же скоро идём в Лувр. Знаешь, какие там обычно очереди? А я уже заказала электронные билеты. Ты доволен?
— Да, молодец, — ответил он холодно.
— Ну, милый, ну что ты? Обещаю, больше не уйду без предупреждения. — Она поймала его взгляд. — Всё, не сердишься? Хорошо? Давай я за тобой поухаживаю — принесу тебе поесть. Хочешь омлет?
— Хочу.
— Отлично! Сиди, сейчас всё будет. Закажи пока кофе.
В этот момент её телефон слегка завибрировал — пришло СМС. Барыш невольно бросил взгляд на экран. Сообщение было от Керема: «Tamam»
«Аллах, что за Керем такой?! Почему он всё время её беспокоит?! Хотя... — у них же спектакли. Чёрт, как я это вынесу?»
Эврим вернулась с официантом, который нес поднос: омлет, сыры, ветчина, овощи, круассаны — она буквально заставила весь стол. Обняла его сзади за шею, нежно поцеловала в щёку.
— Ну, милый, ну перестань дуться. У нас такой прекрасный день впереди: Лувр, прогулка, а вечером — красивый ресторан. Кстати, ты уже решил, в какой?
Она снова поцеловала его — в уголок губ, крепко сжав.
— Я ещё не думал о ресторане, — пробурчал он. — Когда мне было? Вчера ко мне стрекоза прилетала...
...
Они вернулись в номер. Утро за окном уже набирало яркость, солнце лилось по парижским улицам. Барыш встал у окна. Он молчал, но его напряжённые плечи говорили о том, что внутри ещё не всё отпустило.
Эврим вошла в комнату, посмотрела на него и улыбнулась. Она догадывалась, что именно тревожит его, но не хотела давать права ни этому, ни какому-либо другому имени испортить им эти оставшиеся два дня в Париже.
Она тихо подошла и обвила его руками сзади, прижавшись всей грудью к его спине.
— Oyy, benim huysuzum... — прошептала она тёплым, медовым голоском. — Не сердись... Обещаю больше никуда не улетать без предупреждения.
Он не шелохнулся сначала, но она знала, что он не сможет устоять перед её ласками. Поцеловала несколько раз в плечо, прошлась руками по груди, успокаивая.
Наконец, он ответил, обхватив её ладони своими руками. Она приподнялась на носочках и попыталась поцеловать его в шею. Барыш улыбнулся и развернулся в её объятиях, прижимая крепко-крепко к себе так, чтобы никто не мог забрать ее у него.
— Ты даже не представляешь, какой ты милый, когда злишься, — прошептала она, чмокнув его в нос, щечку и уголок губ. — Как львенок, который рычит, но всё равно хочет, чтобы его погладили.
Он провёл рукой по её волосам, потом поднял подбородок, посмотрел в глаза.
— Больше не исчезай так, ладно?
— Никогда, — прошептала она, потершись носом о его.
Он поцеловал её с теплом, руки скользнули по её спине, притягивая ближе. Она обвила его шею, прижалась к нему, провела рукой по его груди, потом чуть ниже, медленно, с намёком.
— Эврим... — выдохнул он, не отрываясь от её губ.
— Мммм... — прошептала она, целуя его снова, уже настойчивее, а её рука одним махом нырнула в его ширинку, смело и с лёгкой насмешкой, заставив его глаза расшириться.
— Аллах... — вырвалось у него, он непроизвольно подался ей навстречу, но в следующее мгновение она отстранилась.
— Aman, hayır! Мы опаздываем! — воскликнула Эврим, прижав ладони к щекам. — Если я войду в этом хаммам, то уже не выйду! Лувр не может ждать! Поторопись же! — пародируя его прошлым утром.
Она поправила волосы и выпорхнула из номера со словами:
— Быстро, быстро! Нельзя заставлять Мону Лизу ждать! У нас же электронные билеты!
«Мона Лиза» (также «Джоконда», полное название — «Портрет госпожи Лизы дель Джокондо») — картина Леонардо да Винчи, которая находится в постоянной экспозиции Лувра в Париже с 1797
Барыш бросился вслед, пытаясь догнать эту маленькую ведьму, которая зажгла огонь и тут же убежала.
— И что мне теперь делать, моя стрекоза? — пробормотал с улыбкой Барыш, посмотрев на свои штаны. — То улетаешь, то возвращаешься... то заводишь — и бежишь в Лувр?
— Benim işim bu, — ответила она с той самой лукавой улыбкой, которая заставляла его сердце биться быстрее.
— Ты посмотри на неё, — вздохнул Барыш, протягивая руки, но она снова упорхнула от него, вбежав в лифт. — Ладно, стрекоза... играй...
* Oyy, benim huysuzum — Ой, мой вредина
* Aman, hayır! — Ох, нет! Нет!
* Benim işim bu — Такова моя природа
Вечная весна
Они вышли на улицу. Эврим переплела пальцы с его, крепко держа за руку, и без умолку болтала — то про красивые здания, то про погоду, то про своё отличное настроение, периодически целуя его в щёку. Барыш улыбался, напряжение окончательно растворилось.
Внезапно раздался звонок. Он достал телефон — Айшегюль. Сбросил вызов и быстро набрал сообщение:
«Занят. Перезвоню позже. Всё в порядке?»
Эврим поняла, кто звонил, но сделала вид, что не заметила. У них еще будет время подумать обо всем этом позже, сейчас ей хотелось просто насладиться этим чудесным днем и не обращать ни на что внимания.
Они весело зашли в Лувр, и Барыш тут же начал шутить над скульптурами и картинами, доводя Эврим до смеха. Он смотрел на нее и умилялся. Она просто цвела.
Он достал телефон, стал снимать её — она кокетливо позировала, заигрывая с камерой, поднимая руку с программкой музея так, что юбка приподнималась неприлично вверх и ему казалось, он видел полоску трусов.
Барыш все время паясничал, она закрывала рот руками и смеялась, делая ему знаки, что они вообще-то в музее и так вести себя неприлично.
Барыш не выпускал её руку из своей, периодически пытаясь обнимать, но она вырывалась и убегала от него. Для нее все было таким новым, она не привыкла быть такой открытой с кем-то, тем более на публике, но душа рвалась к этому.
Эврим постоянно флиртовала с ним. Весь ее вид: короткая юбка, майка, спадающая то с одного, то с другого плеча, сверкающие черные глаза, сексуальный рот, пробуждали в Барыше непреодолимое желание схватить ее и куда-нибудь уволочь.
Пройдя несколько залов, Эврим отвлеклась, свернула не туда и вдруг потеряла Барыша.
— Боже, где он? И мой телефон у него же — я просила снимать на него!
Она попыталась вернуться, но запуталась в лабиринте залов. Увидев лавочку, села и вздохнула:
— Ну как же так? Какая же я рассеянная... Где мой Барыш? Буду ждать — он меня найдёт, — успокаивала она сама себя.
Не прошло и минуты, как он появился, слегка запыхавшись:
— Аллах, ну куда ты пропала, моя потеряшка? Тебя нельзя отпускать ни на секунду! Давай руку — и чтобы больше не отпускала.
Он притянул её к себе так плотно, что она засмеялась:
— Барыш, мы в музее!
— И что? Я тебя люблю, хочу — и мне всё равно, музей это или нет.
Его взгляд скользнул по двери с табличкой: «Служебное помещение».
И в голове мгновенно созрел коварный план...
Амур и Психея
Он оглянулся, заметил работницу музея и быстро подошел к ней. Включив всё своё обаяние, шепнул ей что-то по-французски на ухо. Та засмеялась, приобняла его и вручила ключ от комнаты.
Тем временем Эврим разглядывала какую-то огромную картину, совершенно не обращая внимания на его действия. Подойдя к нужной двери, Барыш окликнул её.
— Что ты тут разглядываешь? Зачем ты меня позвал? — спросила она, приближаясь.
— Смотри, Эврим, — он развернул её спиной к себе, прижав к груди.
— И что я тут должна видеть? Всё, хватит, я уже всё осмотрела, — попыталась она вырваться, но он уже дёрнул ручку, резко открыв дверь.
Прижимая её к себе, он буквально втолкнул её в комнату.
— Ты что творишь? Нас депортируют! Это же служебное помещение!
— Отлично, хоть на билете сэкономлю.
— Чего ты добиваешься? — она растерянно моргала, ослеплённая темнотой.
— Рядом с тобой мне нужно только одно. Я хочу тебя, — прошептал он, обхватывая её за талию.
— Ты в своём уме? Ты реально собираешься заняться любовью здесь, в подсобке, когда снаружи толпы людей?
Его уже не волновали её слова. Сработал инстинкт хищника — он резко задрал ей юбку, прижал к себе и засунул руку в трусы.
— Даже не думай сопротивляться, если не хочешь, чтобы нас заметили.
Эврим непроизвольно отозвалась на его прикосновения, прижимаясь ближе.
— Если не остановишься, я закричу.
— Кричи, — прошептал он в ухо, принявшись страстно целовать её шею.
Она оперлась о стену и сдавленно выдохнула. Его пальцы уже скользили по её влажной плоти.
— Как ты можешь быть такой... Аллах, ты вся мокрая от одного прикосновения...
Она ощутила его твёрдый член и поняла, что сопротивление бесполезно. Он резко наклонил её вперёд, поставив руки на ближайший комод. Одной рукой сжал её грудь, другой впился в бедро.
— Умоляю, Барыш, остановись.
— Умоляй, умоляй... Теперь уже поздно, — прорычал он.
От этих слов у неё вспыхнули щёки.
Он вошёл в неё грубее, чем обычно. Эврим едва сдержала стон. Его резкость по непонятным причинам заводила её.
Барыш двигался почти не вынимая, яростно вгоняя в неё весь свой размер. Сдержаться она больше не могла — стоны вырывались из её губ.
Схватил её за шею, демонстрируя полный контроль. Она чувствовала себя добычей, но это лишь распаляло её. Быстрые, почти жестокие толчки вызвали волну наслаждения, доводя её до края. Она издавала сдавленные всхлипы.
Она почувствовала, что он сам уже на грани. И тогда раздался знакомый рык Барыша. Держа ее на руке, он отвалился на стену, стук его сердца ударял ей в спину. Его тяжелое дыхание оглушало ее.
Она подняла руку, обвив его шею. Так они стояли несколько долгих минут.
«Этот мужчина... невероятен», промелькнуло у неё в голове.
Наконец, нарушив молчание, она спросила:
— Как ты смог договориться? Никогда не перестану удивляться твоей ненормальности!
— Я сказал, что вчера вышел из тюрьмы, отсидел три года по ложному обвинению, а ты меня ждала, — подмигнул он Эврим.
Эврим улыбнулась, покачав головой:
— Ну, я и говорю, что ты ненормальный.
— Не знаю, поверила она или нет, но засмеялась и дала ключ.
— Лучше нам на этом закончить с высоким искусством, пойдем гулять.
— Хорошо, только надену на нас трусы и шорты, — ухмыльнулся он, целуя ее в губы и опуская юбку.
Лувр-кафе-цветы.
Они с интересом прошли почти весь Лувр. Барыш периодически отпускал тонкие шутки на тему известных экспонатов с лёгким эротическим подтекстом. Эврим весело смеялась, но и сама не отставала, остроумно парируя его реплики.
— Canım benim, мне кажется, мы выполнили план, — сказал Барыш, оглядывая залы. — Увидели главные экспонаты: «Мону Лизу», «Венеру Милосскую», обошли все... злачные места... С чувством выполненного долга можем уходить.
«Венера Милосская» — древнегреческая мраморная скульптура, созданная в эллинистический период, между 130 и 100 годами до н. э. Изображает древнегреческую богиню Афродиту (у римлян: Венера). С 1821 года статуя экспонируется в Лувре в Париже.
— Прекрати так шутить, я сейчас умру от стыда! — Эврим стукнула его по плечу и сделала вид, что уходит.
Но он ловко схватил её за руку, притянул к себе и обнял.
— Ты — самое лучшее, что случалось в моей жизни, — признался Барыш, нежно целуя её в волосы. — О, смотри! Тебе прощальный привет от Лувра, — весело указал на скульптуру он. — Твой любимый Роден, «Вечная весна».
Барыш подвёл Эврим к мраморной группе, изображающей обнажённых влюблённых в страстном объятии. Мужская фигура с лёгкостью поддерживала изогнутое тело женщины, чьи губы тянулись к нему в порыве желания. Свет, падающий сквозь стеклянный купол, мягко скользил по поверхности мрамора, создавая иллюзию тепла и движения.
— Знаешь, её сначала назвали «Зефир и Земля», — продолжил Барыш, снижая голос до шёпота. — Роден вдохновлялся поэмой Овидия, где нимфу Хлориду похищает бог ветра. Но потом... он добавил своё. Смотри, как он не дорезал мрамор в углублениях — фигуры будто растворяются в свете. Это не просто эротика, а чистота чувств, застывших в камне.
— И почему «вечная»? — спросила Эврим, рассматривая детали.
— Потому что любовь, как весна, — вечное возрождение. Хотя сам Роден создавал её для «Врат ада», но счастье влюблённых не вписывалось в адский сюжет. Вот и стала скульптура самостоятельным символом страсти...
— У тебя, похоже, эротика и секс головного мозга! — улыбаясь сказала Эврим, но он лишь крепче сжал её в объятиях, заставляя смущённо замолкнуть.
...
— Дай угадаю, что ты сейчас хочешь? — спросила Эврим, как только они вышли из Лувра.
— Давай, угадывай.
— Ты голодный. Я угадала? Ты же всегда голодный. Пойдем, сейчас знаешь куда? Давай посмотрим, где здесь рядом есть блошиные рынки. И по дороге зайдем в какое-нибудь кафе, попьём кофе, покормим моего господина, чтобы он был добрый.
— У меня сразу миллион к тебе вопросов. Первый: у тебя что, злой господин? Второй: что мы хотим увидеть и купить на блошином рынке? И да, я действительно голодный. — Барыш заулыбался.
— У меня, конечно, самый добрый, самый лучший, самый нежный, самый прекрасный господин на свете! Ответ на второй вопрос: я бы хотела привезти какие-нибудь сувениры маме, брату, племяннику, подруге... Мне кажется, это так классно — привести атмосферный подарок с блошиного рынка, где каждая вещь имеет свою историю. Это же «вещи с душой» — handmade и ретро-стиль. Да и сам процесс — своего рода приключение, и это как-то особенно. И это будет наш вклад в sustainable fashion и борьбу с перепотреблением. Кстати, а ты умеешь торговаться? Сможешь договориться о выгодной цене?
— О-о-о, за это ты можешь быть спокойна! Я у любого выпрошу лучшую цену для тебя. Главное, чтоб тебя не выкупили у меня, борца с переупотреблением, — Барыш громко засмеялся, подняв голову.
— Очень смешно, — сказала Эврим. — Боже, боже, стой! Ты посмотри, что у тебя... что с тобой!
— А что? Что со мной?
— Боже, у тебя на шее... Господи! — Эврим схватилась за переносицу и залилась смехом, складываясь пополам. — А-ха-ха-ха-ха, у тебя на шее засос огромный! Ты выглядишь неприлично! Я с тобой никуда не пойду, это же позорище!
— Аллах, Аллах, с кем я связался! Мне самое место на блошином рынке... Это очень заметно?
— А-ха-ха-ха-ха! Да вообще ничего не заметно, успокойся!
Они нашли на карте самый старинный блошиный рынок — он был недалеко — и, смеясь, они двинулись по июньским парижским переулкам в поисках милого уютного кафе.
— Ой, давай вот это! — Эврим показала рукой на уличное кафе с белыми скатертями, винтажными стульями и видом на старинные здания. — Смотри, там даже платан растёт... Так атмосферно!
Барыш улыбнулся и кивнул. Они устроились за столиком, и Эврим сразу же открыла меню, разглядывая картинки.
— О, давай закажем киш! — воскликнула она. — Это же классика французской кухни, все его пробуют!
— Отлично, — согласился Барыш.
Вскоре им принесли два горячих пирога с невероятным ароматом — один классический лорен, другой со шпинатом и красной рыбой. К ним полагался лёгкий зелёный салат с горчичной заправкой и хрустящими гренками. Кофе тоже был насыщенным, с густой пенкой и его яркий аромат лишь усиливал аппетит.
Они веселились, пробовали кусочки друг у друга, смеялись и хвалили блюда. Эврим оживлённо размахивала руками, что-то рассказывая, а Барыш губами ловил их в воздухе и целовал.
— Güzelim, посиди секундочку одна, я сейчас вернусь, — вдруг сказал он, вставая.
— Куда ты? — удивилась она.
— Сиди, benim güzelim, я быстро.
Буквально через несколько минут он вернулся с небольшим, но очаровательным букетом — нежные розовые пионы, белые ранункулюсы и веточки эвкалипта.
— Для самой прекрасной женщины, — произнёс Барыш, чуть склонив голову и преклоняя колено. — Пусть эта улыбка никогда не сходит с твоего лица, а глаза всегда сияют... Конечно же, для меня.
Эврим сделала театральный реверанс, приняла букет и прижала его к груди.
— Какой ты чуткий, нежный, внимательный... Я не могу нарадоваться! — прошептала она, прижимая букет к груди. — Я счастлива.
Привстав, она коснулась его губ своими.
— Обожаю эти пухлые губы... — с блаженной улыбкой произнес Барыш. — Ну что, мой борец за всё хорошее против всего плохого? Идём на блошиный рынок — спасать мир от перепотребления!
Он взял её за руку, нежно поцеловал, приобнял — и они отправились дальше.
Вещи с душой
— Знаешь, — задумчиво начала Эврим, — блошиные рынки — это же не просто место, где продают старые вещи. Это слои времени, собранные в одном пространстве.
Когда-то, давным-давно, их называли «марше́-о-пю» — «рынками блох», потому что бедняки продавали там поношенную одежду, в которой, конечно, водились эти маленькие насекомые. Но со временем всё изменилось. Теперь это не просто барахолка — это место, где живёт дух города, его прошлое, его тайны.
Здесь когда-то гуляли художники, поэты, богема. Здесь всё дышит историей. Каждая вещь — как застывший момент. Говорят, сама Коко Шанель находила здесь жемчужные бусы, которые потом становились частью её легендарного стиля. Я даже читала такую интересную историю, что однажды, в 30-х, Сальвадор Дали пришел искать «размягчённые» часы для своей новой картины, которую теперь знает весь мир! Торговец предложил ему карманные часы с треснутым стеклом, пошутив, что они уже начали таять от скуки. Дали рассмеялся и купил их за франк, а потом, говорят, подарил какой-то танцовщице.
И сейчас, когда мы идём по этим узким улочкам, где пахнет кофе, свежими цветами и чем-то неуловимо винтажным, я чувствую, будто мы тоже становимся частью этой истории. А впереди — ряды лотков, где среди бронзовых подсвечников, потрёпанных открыток и фарфоровых кукол кто-то обязательно найдёт своё маленькое сокровище.
Мне кажется, именно в таких местах понимаешь, что вещи — не просто предметы. Они хранят тепло рук, которые к ним прикасались, и шепчут нам что-то важное, если мы готовы слушать...
— Ого, — улыбнулся Барыш, — ты так это красиво описала, что я теперь боюсь дышать, чтобы не спугнуть всю эту магию.
— Ну вот, — покачала головой Эврим, — а ещё ты смеялся, когда я сказала, что хочу найти «вещь с душой»!
— Ладно, ладно, — он притянул её ближе, — тогда пошли искать твои одушевлённые подарки. Моя необыкновенная леди!
И они шагнули под ажурные тени платанов, в густой шум рынка, где время текло медленнее, а каждая вещь ждала своего нового хозяина, чтобы начать другую историю.
...
Они переходили от лотка к лотку, смеясь и споря над каждым выбором. Эврим подолгу задерживалась у витрин, трогала вещи пальцами, будто пытаясь прочесть их историю, а Барыш тем временем мастерски торговался, снижая цены с обаятельной улыбкой.
Для мамы они выбрали винтажную брошку — изящное серебряное изделие в форме ветки сакуры, с крошечными розовыми эмалевыми цветами. Старый торговец, подмигнув, рассказал, что брошка 1920-х годов и когда-то принадлежала танцовщице из Монмартра.
Подруге Эврим купила серёжки — две миниатюрные золотые книги, раскрытые посередине, с микроскопическими рубинами-закладками.
— Чтобы она всегда находила нужную страницу в жизни, — пошутил Барыш, пока продавец заворачивал их в бархатную коробочку.
Брату, заядлому фанату футбола, достался старинный свисток судьи 1930-х годов, с гравировкой «Fair-Play». А его жене — маленькая картина в потертой раме: акварельный Парижский мост, написанный так легко, что казалось, будто ветер вот-вот сдует краски в Сену.
Племяннику же повезло больше всех — он получил головоломку XIX века: латунный куб с шестеренками, который нужно было раскрутить особым образом, чтобы достать спрятанный внутри шарик.
— Если решит — гений, если нет — хоть отвлечется от телефона, — рассмеялась Эврим, проверяя, как блестят шестерёнки на солнце.
Свертки аккуратно сложили в сумку, и Барыш, целуя Эврим в висок, прошептал:
— Теперь все будут завидовать.
А она лишь прижала букет пионов к груди и кивнула: «Потому что мы дарим не вещи — а кусочки времени».
Послесловие к Лувру
В салоне такси Эврим прильнула к Барышу и, достав телефон, тут же оживилась.
— Барыш, кинь мне видео, где ты меня снимал, когда я иду с программкой музея.
Он улыбнулся её нетерпению.
— А что ты хочешь?
— Хочу в Инстаграм* выложить, — выдохнула она.
— Ух ты какая! — он притворно-строго поднял бровь. — А вдруг там трусы видны?
— Хватит тебе про эти трусы, — вспыхнула Эврим. — Ты надоел уже с этим.
— Ну всё, всё, не сердись, — сразу смягчился он. — Просто ты была так симпатична и мила, что у меня эта сцена перед глазами стоит. Всё, лови видео, не ругайся.
Эврим принялась просматривать ролик, то и дело показывая Барышу самые удачные кадры.
— Видишь, как всё красиво? — восторженно спросила она. — Я такая счастливая, веселая... Не знаю, мне очень нравится.
— Выкладывай, выкладывай, моя красавица, — одобрил он.
Она опубликовала видео и погрузилась в бесконечную ленту, но вдруг Барыш наклонился к экрану.
— Погоди, стой! Что это у тебя сейчас промелькнуло?
— А, это... — она пролистала назад. — Господи, какой-то ретрит-лагерь.
— А зачем тебе это? — удивился он.
— Это Инстаграм подкидывает, — вздохнула Эврим. — Посмотришь разок, и потом уже не отвяжешься — сам подбрасывает. Я как-то давно думала поехать туда, разгрузить голову, обо всём забыть.
Она выключила телефон и, помолчав, устремила на него взгляд, полный безмолвного укора.
— Скажи-ка мне, уважаемый мой господин, а что это было сегодня за шоу в Лувре?
— Какое шоу? — попытался увильнуть он, делая невинное лицо.
— Не придуривайся, — отрезала она.
— Я просто очень тебя захотел, — пожал он плечами. — Не было терпенья.
— Вопрос не в том, что ты меня захотел, а в том, как ты это сделал, — твёрдо пояснила она.
— А что тебя смущает? — насторожился Барыш.
— А тебя — ничего? — парировала Эврим.
— По-моему, это было очень жёстко, — тихо добавила она.
— Ты думаешь, любимая? — его голос смягчился.
— Я не думаю, я это знаю. Мне показалось это странным.
— Я сам не знаю, что на меня нашло, — начал он. — Я грезил об этом с самого утра, как только пришёл к тебе в ресторан.
— Так это что, — ошарашено посмотрела на него Эврим, — ты меня со злости?
— Да нет же, — оправдывался Барыш, — не со злости, а со страсти.
— Что-то это звучит не очень, — скептически заметила Эврим.
Она резко отвернулась к окну, уставившись на вечерний Париж, проплывавший в закатных огнях.
Через мгновение Барыш слегка толкнул её плечом.
— Милая, любимая, ты что, обижаешься?
— Не знаю, — ответила она в стекло. — Я что-то задумалась, и мне как-то слегка пугает. И пугает даже не твоя жесткость, а то, что ты можешь на мне срывать злость. Я анализирую, и мне не по себе.
Эврим вдруг поняла, что по мере разговора в голову лезут странные, неприятные мысли. И пронесся вопрос: а не разозлился ли он из-за Керема? Может, видел его звонок? Или СМС? Что за бред? Куда я полезла?
Барыш осторожно взял её руку и положил себе на колено.
— Любимая, прости, пожалуйста, если я тебя чем-то обидел. Не было у меня таких намерений. Правда, прости. Не хотел, чтобы ты расстраивалась. Просто страсть во мне заиграла, честное слово. Посмотри на меня.
Эврим не повернулась.
— Ну, милая, ну посмотри, пожалуйста, умоляю, — зашептал он. — Не сердись. Я готов искупить вину. Проси, что хочешь, сделаю всё.
Он взял её руку и стал нежно целовать от пальчиков до локтя.
— Любимая, прошу тебя, умоляю, прости меня.
— Ладно, всё хорошо, — наконец сдалась она, обернувшись. — Не сержусь. Не хочу на эту тему больше разговаривать. Всё. У нас сегодня ещё прекрасный поход в ресторан. Я хочу нарядиться в твой подарок. В красивое платье.
— Да, — с облегчением выдохнул он. — И я хочу на тебя посмотреть. Ты такая у меня шикарная. Это наслаждение — с гордостью идти с тобой под руку.
Такси плавно подкатило к подъезду отелю.
* Instagram и Facebook признаны экстремистскими организациями и запрещены на территории РФ.