На краю
для меня важно
чтобы вы оставляли
звезды и комментарии,
этим вы помогаете продвигать
историю, и мне от этого
безумно приятно, спасибо❤️
___________________________________
Утро вползло в номер серым светом. Не солнечным — нет, не было никакого яркого рассвета. Просто тусклая, размытая дымка за окном, как будто кто-то вылил воду на стекло памяти.
Я проснулась на кровати — растянутая поперёк, под простынями, которые были сбиты на самый край. Голова гудела. Не болела — гудела, будто внутри кто-то молотком бил по ржавым трубам. Во рту пересохло, щека ныла от того, что я, видимо, спала на ней несколько часов без движения. Я села — резко, почти машинально, и тут же застонала от накатившей боли в висках.
— Боже... — вырвалось тихо. Я провела рукой по лицу, чувствуя на коже следы слёз, которые засохли.
Пол в номере всё ещё был покрыт остатками истерики. Разбросанные подушки, смятые салфетки, открытая бутылка вина, перевёрнутый бокал. Пара осколков — я даже не помнила, что разбила его.
С трудом поднявшись, я побрела в ванную. Ноги ватные, тело ломит, в груди — пустота, как будто выжгли огнём.
Я включила воду, стояла перед зеркалом, уставившись на собственное отражение.
Глаза красные. Щёки опухшие. Губы потрескались.
Как будто мне было не двадцать три, а сорок пять — и я потеряла целую жизнь.
Я разделась. Медленно, будто одежда прирастала к коже. Скинула майку, стянула трусы, шагнула под струи воды. Она была горячей — я сделала так специально, чтобы выжечь остатки ночи, вытопить из себя всё, что кричало и плакало.
Но стоило мне закрыть глаза — он вернулся.
Валера. Его лицо, его взгляд, когда увидел меня в зале суда. Его губы, чуть приоткрытые от удивления. Его руки, те, что я чувствовала на себе сквозь все три года. Его голос. Его запах. Господи, даже его ключицы — эти острые линии на теле, которые я целовала, будто оберег.
— Я скучаю по тебе, — прошептала я в пустоту душа, и слёзы смешались с водой.
Я люблю тебя. Я всё ещё люблю тебя, как в первый день. Чисто. Без условий. Без «если» и «но».
Ты — мой дом. Ты — всё, что у меня было по-настоящему.
Тело дрожало — от боли или от воды, уже не понять. Я закрыла кран, вытерлась наспех. Обернулась в полотенце, волосы сырые, капли стекали по позвоночнику. Шла в номер босиком, оставляя мокрые следы. Сердце билось глухо, будто знало, что день будет трудным.
И вот — резко. Будто удар в грудь. Стук в дверь. Громкий. Настойчивый. Я вздрогнула, чуть не выронив полотенце.
— Да что за... — пробормотала зло и устало, закатывая глаза.
Подошла к двери, чуть придерживая полотенце рукой, и дёрнула за ручку.
На пороге стоял Винт. Серый пуховик, капюшон с головы спущен, волосы чуть взъерошены. Под глазами — синие круги. Он посмотрел на меня внимательно. Оценивающе. Как доктор, который знает, что пациент в агонии, но спрашивает:
— Как ты?
Я выдохнула тяжело, держа руку на косяке, чтобы не пошатнуться.
— Хреново, Артём. Очень хреново.
Он шагнул внутрь, не дожидаясь приглашения. Окинул взглядом номер — разгром, остатки вчерашней истерики, разбросанные вещи.
— Вижу. Весело тебе было.
Я повернулась, вскинула брови, едко:— Ха-ха. Валяюсь. Прямо шедевр юмора.
Он усмехнулся, но глаза остались серьёзными. Даже немного тревожными.
— Ладно. Собирайся. Нам пора. Если опоздаем — отец сорвётся. И не отпустит тебя больше никуда.
Я махнула рукой.— Иди уже. Дай одеться.
Он кивнул и вышел. Я осталась стоять у двери, прислонившись лбом к дереву. Потом — встряхнулась. Быстро. Как будто включили внутри какой-то выключатель. Я пошла сушить волосы — почти машинально, закидывая их вперёд, небрежно расчёсывая. Лицо побледнело ещё больше, когда я надела джинсы и серый свитер. Поверх — длинное тёмное пальто, запахнула на запах, затянула пояс. Упаковала вещи, бросила всё в сумку.
Спустилась вниз.
Холодный вестибюль. Девушка на стойке.
Я протянула ключ, положила рядом купюры — за уборку, за разбитый бокал, за тишину.
— Спасибо, — сухо. И вышла.
На улице было холодно до боли.
Ветер, пробирающийся под одежду, хлестал по щекам. Деревья гнулись. Машина уже стояла у входа, фары тускло светились.
Я скинула сумку на заднее сиденье и села рядом с Артёмом. Он молча кивнул.— Готова?
Я не ответила. Просто захлопнула дверь и уставилась в окно. И он — резко, с пробуксовкой, тронулся с места.
Мы ехали — в Петербург. А я чувствовала, как что-то остаётся там, в Москве. Что-то большое.
Что-то, что мне, возможно, больше не вернуть.
Дорога до Питера прошла в тишине. Я спала, смотрела в окно, слушала, как играет радио на заднем фоне, но мыслями была где-то далеко. Иногда Винт что-то говорил — про трассу, про бензин, про то, что холод жуткий. Я кивала. Молча. Ответы были короткими. Усталость тянула вниз, как будто я везла с собой не чемодан, а бетонный блок на сердце. Мы почти не останавливались, и только под вечер въехали обратно в город.
Сумерки легли на Питер, как старая простыня — везде серо, промозгло, сыро.
Сначала — домой? Нет. Прямиком к нему.
К отцу.
У ворот стояла машина. Я вышла, глухо хлопнув дверью. Винт остался ждать.
Я поднялась наверх и шагнула в дом, словно на допрос.
Он сидел в кресле в своём кабинете. Каменный. Как всегда. В темно-синем костюме, с бокалом коньяка. В глазах — знание. Как будто он знал чуть больше, чем должен.
— Как суд прошел?
— Выграла, как всегда, — бросила, не подходя.
Он прищурился, встал и подошёл ближе.— Знакомый довольный ?
— Очень.
— С кем была?.. — Он чуть наклонился, заглядывая в лицо, будто ища подтверждение. — Только с Артемом?
Я смотрела прямо, не отводя глаз.— Только.
Он долго молчал, потом вдруг — спокойно, почти буднично:— Завтра идёшь на ужин с Дамиром.
Я замерла.— С кем?
— С Дамиром, — повторил медленно. — Ужин. В семь. Ты должна быть там.
Я округлила глаза, шагнула ближе, возмущённо:— Ты с ума сошёл? Я что, вещь, которую можно отдать? Ты в своём уме, пап?
Он не ответил. Просто резко ударил ладонью по столу. Хлоп! Я вздрогнула всем телом. Сердце оборвалось.
— Это не обсуждается.
Я проглотила ком в горле, сжала кулаки. Хотела крикнуть. Ударить. Уйти громко. Но вместо этого — кивнула. Сухо. Через силу.
— Хорошо.
И вышла.
Дверь хлопнула громко. Я шла быстро, почти бегом. Запрыгнула в машину. Громко — со злостью — захлопнула дверь.
Винт посмотрел краем глаза, завёл двигатель.— Ну что он сказал?
Я откинулась на сиденье и глухо:— Что я его ненавижу. И что завтра я должна идти на ужин с тем мудаком Дамиром.
Он фыркнул и хмыкнул:— Ну... сходишь. Поешь. Чё.
Я покосилась на него — остро, зло. Он тут же поднял руки в воздух, будто сдаваясь:— Ладно-ладно, всё, молчу. Без шуток.
Машина сорвалась с места и повезла меня домой — в ночь, в холод, в мысли, которые не давали покоя.
Я зашла в дом и, не раздеваясь, прошла по коридору мимо кухни, не глядя никуда, как привидение. Только когда дверь в мою комнату захлопнулась за спиной, я сбросила с себя пальто, ботинки, свитер — будто стараясь с себя сдрать не одежду, а весь этот день.
Быстро переоделась в мягкую чёрную футболку и свободные штаны, накинула плед на плечи и рухнула на кровать, лицом в подушку. Кровать чуть скрипнула подо мной — словно откликнулась на мою тяжесть не только тела, но и души.
Я лежала, уставившись в потолок, и чувствовала, как мир давит сверху, прижимает, душит.
Что делать?
Валера... он теперь всё знает. Он не дурак. Он не просто подозревает. Он уже знал — видел, почувствовал. И если я ничего не сделаю, он сделает сам. А я знаю Валеру. Он не сможет сидеть спокойно. Он пойдёт, полезет в пекло. Натворит делов. Начнёт копать, спрашивать, может даже придёт к нему... к нему.
Мой отец не простит. Он не разговаривает. Он действует. Быстро, жёстко, бесповоротно. И Валера... Валера не успеет даже понять, откуда прилетело. Он просто исчезнет. Всё.
У меня защемило внутри, как будто в грудной клетке открылась пустота, и туда хлынул холодный воздух.
Что делать?
Сбежать?
Ха. Меня найдут через часа два максимум. Камеры, связи, свои везде.
Улететь? Поменять имя, паспорта? Жить где-то под чужим именем, без корней, без памяти, без него?
Он всё равно найдёт. Даже если я окажусь на другом конце света, в горах, под другим именем — он меня найдёт. Потому что он — мой отец. И он построил свою жизнь на умении находить и стирать.
Я его дочь. Не будет пощады. Никому.
Сказать всё как есть?
Сказать ему, что я люблю Валеру, что не отпущу его, что он моя жизнь? Что эти три года я дышала только ради него? Что не могу иначе?
Он не станет кричать. Он просто позовёт людей, и через несколько минут Валера... исчезнет. Без следа.
Я чувствовала, как в горле поднимается тошнота, как всё внутри сводит от страха, от этой чистой, ледяной, вязкой безвыходности.
Это как шахматная доска, где чёрные фигуры стоят на всех клетках, а я — одна белая пешка, которую некуда двигать. Всё. Конец.
Я закусила губу, сжала в кулаке край пледа и наконец — разрыдалась. Беззвучно. В подушку. Слёзы текли сами по себе, как будто тело знало, что выхода нет, и начало плакать вместо меня.
И в какой-то момент — будто сердце просто не выдержало — отключилось. Прямо так, в одежде, со следами слёз на щеках, я уснула.
С этой тяжестью. С этим тупиком.
С мыслью, что, может быть, завтра всё рухнет.
А может — всё начнётся сначала.
_____
Утро пришло резко, как удар в живот. Без нежности. Без солнца. Просто — боль в груди, как будто сердце всю ночь работало в режиме перегрузки.
Я открыла глаза, села, оперлась локтями на колени, и подолгу смотрела в пол. Ничего не менялось. Всё так же. Всё так же невозможно.
Но именно в этот момент я поняла — я больше не могу просто ждать. Нужно что-то придумать. Не важно что. Хуже уже всё равно не будет. Или будет.
Именно поэтому — надо делать шаг.
Я встала с кровати резко, будто боялась передумать. Почти на автомате быстро пошла в ванную. Холодная вода на лицо — резкий, обжигающий контраст после сна. Промокнула лицо полотенцем. Подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. Слегка опухшие веки, бледные губы.
Исправимо.
Я быстро нанесла макияж. Ничего лишнего — стрелки, нюд, ровный тон. Волосы собрала в пучок, аккуратно, чуть небрежно, но так, как я люблю.
Чёрные широкие брюки, белая рубашка, сверху тёмное пальто — боевая классика.
На выходе — выглядела вполне хорошо. Даже уверенно. Почти как прежде.
Когда я вышла из дома, Винт уже стоял у машины, опершись локтем на капот. Увидев меня, расплылся в ухмылке:— Выглядишь как всегда. Бомба.
Я фыркнула и усмехнулась, приподняв бровь:— И тебе доброе утро.
Мы сели в машину. Он завёл мотор, включил радио — заиграла какая-то старая американская песня, что-то с гитарой и лёгким битом. Дорога потянулась под шинами, ровная, мокрая, утренняя.
Я смотрела в окно, на серое небо, на пробегающие мимо дома и деревья, и чувствовала, как внутри что-то упирается в меня, как будто мой собственный план — хочет вырваться наружу, но пока не готов.
Когда мы подъехали к офису, здание уже оживало. Люди входили с кофе в руках, разговаривали, кто-то курил у стеклянной стены. Я молча вошла, с прямой спиной и взглядом, будто я не спала всю ночь в слезах.
На пороге офиса меня уже поджидала Аня. Она сразу подошла, сняла с меня пальто и аккуратно повесила на плечики, заглядывая мне в глаза.
— Доброе утро, — сказала она. — Кофе?
— Угу. И принесите отчёты за вчера. Всё, что шло через наш отдел.
Она кивнула, будто ожидая именно такой реакции.
Я прошла через коридор, каблуки чётко отбивали ритм, и зашла в свой кабинет. Тяжёлая дверь. Знакомый запах. Пространство, где всё по линейке. Всё под контролем. Или должно быть.
Я села в кресло, откинулась назад и медленно повернулась лицом к окну. Сделала щелчок — окно приоткрылось. Достала сигарету, закурила. Затянулась. Медленно выпустила дым.
Ветер затянул его обратно в кабинет. Лёгкий аромат табака смешался с утренней прохладой.
Я сидела так, с сигаретой, в полоборота, и думала.
Много. Слишком.
В голове была не одна мысль — хаос.
Но самое страшное — все мысли были тупиковыми. Без вариантов. Без вариантов, где кто-то не страдает. Где кто-то не умирает. Где я не теряю всё.
Отец.
Его власть.
Его люди.
Его работа.
...моя работа.
Я прищурилась.
Работа.
Нет, это безумие. Это слишком опасно. Даже для меня.
Или?..
В этот момент в дверь постучали.
Я быстро затушила сигарету о край подоконника, вдохнула, выдохнула и повернулась к двери.
Аня приоткрыла дверь и вошла тихо:— Ваш кофе. И отчёты, Александра Константиновна.
Я только махнула рукой, не глядя. Она поставила папки и чашку на стол и вышла.
Я осталась в тишине. Протянула руку, взяла чашку. Горячий кофе. Горький. Глоток. Потом ещё один.
Докурить не успела — оставила на потом.
Я развернулась к столу, открыла первую папку, вытянула отчёт и начала читать.
Работа — есть работа. План? План я продумаю вечером. Когда солнце сядет. Когда город станет тише. Когда я стану чуть менее слабой.
Офис был тёплым, наполненным запахом кофе и бумаги, но напряжение внутри меня только нарастало. Я сидела за столом, склонившись над папками с делами, стараясь сосредоточиться на цифрах, фактах, законах, чтобы не думать — о нём, о себе, об отце.
Ручка в пальцах щёлкала по бумаге, когда дверь кабинета без стука распахнулась, и на пороге возник Винт. Он выглядел как всегда — немного хмурый, сосредоточенный и до ужаса спешащий:
— Саша, поехали. Срочно. Там один дебил загремел.
Я подняла голову, выдохнула:— Кто и куда?
— Игорь. Мелкий. Его закрыли, говорят, что он какого-то Толика убил.
Я резко отодвинула стул, встала:— Бред.
— Вот именно. Но если сейчас не вмешаться — сделают крайним.
Я схватила сумку, накинула пальто, Винт помог застегнуть пуговицу, и мы быстрым шагом вышли из офиса. На улице было свежо, ветер трепал волосы. Мы сели в машину, ремни щёлкнули, двигатель зарычал.
— Рассказывай по дороге, — сказала я, глядя в лобовое стекло.
— Короче. Нашли Толика. В гаражах. Пырнули. Игоря там видели до этого, ну и, конечно, повязали. Он в шоке. Сразу начал говорить, что не при делах. Но там оперативники, знаешь какие, им бы лишь бы дело закрыть. Улики слабые, но давление бешеное.
— А адвокат у него кто? — я нахмурилась.
— Да кто... никого пока. Звонили тебе, я сразу приехал.
Дальше мы ехали молча. Пульс бился глухо в горле. Я уже прикидывала в голове аргументы, схемы защиты, как вытащить пацана, пока его не прижали как козла отпущения. Знакомая боль — быть не там и не с теми, когда всё рушится.
Когда мы прибыли, я вышла первой. Здание отдела выглядело как всегда — серое, злое, прокуренное. Внутри пахло мокрой формой, кофе и страхом. Меня сразу пропустили. На входе мельком кивнули, кто-то даже прошептал:
— О, она приехала, сейчас начнётся...
Именно этого я и хотела.
Игорь сидел в комнате допросов. Лицо побледневшее, под глазами — синяки, губа рассечена. Он поднял взгляд, и в этих глазах была такая беспомощность, что мне на миг стало больно физически.
Я кивнула ему и села напротив.— Всё нормально. Рассказывай всё, по порядку.
Он глотнул слюну и заговорил тихо, отрывисто, будто боялся, что не успеет:— Я к Толяну заходил днём. Мы базарили, он пьяный был. Потом я ушёл. Клянусь, ушёл.
— Кто видел? — сразу уточнила я.
— Там бабка через дорогу, Валентина, вроде, она на лавке сидела. Потом я к Тиме пошёл, он подтвердит.
— Хорошо.
Я вышла из допросной и, словно торпеда, прошла в кабинет следователя. Тот сидел, закинув ногу на ногу, играя ручкой. Щёлк-щёлк.
— Александра Константиновна, неожиданно.
— Взаимно. Покажите материалы.
— Слушайте, ну парень подозрительный. Улики, как бы, косвенные...
— Как бы? Или всё-таки "никакие"?
Я не дала ему закончить, забрала папку прямо со стола и пролистала. Там была только фотография с камеры — силуэт, похожий на Игоря, и всё. Ни отпечатков, ни ДНК, ни орудия.
— Вы его держите просто потому, что он был рядом?
— У него был мотив.
— Какой?
— Ну... ругались.
— Вы с соседом тоже, наверное, ругаетесь. Вас уже задерживать?
Я посмотрела ему в глаза — жёстко, уверенно. Он поёрзал, отвёл взгляд.
— Бабка Валентина — свидетель, Тима — алиби. Вы ему рассекли губу, у него нет адвоката. Это называется давление. Если его не выпустят в течение получаса — я подаю жалобу в прокуратуру. И поверьте, я это сделаю.
Спустя сорок минут, после гулкой паузы и нескольких звонков, Игоря вывели. Он шёл, всё ещё не веря, что это не сон.
Я подошла к нему, положила руку на плечо:
— Дома сиди. Тихо. Если кто-то что-то скажет — сразу ко мне.
Он кивнул и хрипло сказал:— Спасибо, Саша.
А я стояла у крыльца отдела, держа лицо ровным, но внутри всё дрожало. Этот город ломает людей, если за них никто не вступится. Но не в мою смену.
Винт подошёл сбоку, кинул взгляд на пацана:— Ну ты, как всегда.
Я выдохнула:— Дело сделано.
Он кивнул и, не спрашивая, открыл передо мной дверь машины.
Часы на запястье тикали громко, как будто насмехались. Шесть. Чёрт. Я вздрогнула, глаза расширились — ужин был назначен на семь. Всё внутри сжалось, будто резко наступил приступ клаустрофобии от самой мысли, что мне придётся с ним сидеть за одним столом, слушать его гнилые шуточки и смотреть в эти наглые, самодовольные глаза.
— Винт, вези меня домой. Срочно.
Он кивнул и вырулил с парковки, набирая скорость.
Я едва сдерживалась, внутри кипело, бурлило. Всё, что я думала об этом ужине, вырывалось наружу, будто прорвало плотину:
— Этот Дамир — чмо. Настоящее. Мерзкое, скользкое. Ты видел, как он на меня смотрит? Как будто я уже его собственность! Я его убью. Просто возьму нож и воткну в эту наглую ухмылку!
— Ого, — усмехнулся Винт, не отрываясь от дороги, — может, просто не ходи?
— Не могу. Отец убьет, а потом замуж вытащит за него насильно. Он так хлопнул по столу, как будто я ему не дочь, а его товар!
Он чуть повернулся ко мне, улыбаясь краем губ:
— Я заберу тебя пораньше. Придумаю что-нибудь. Звонок, пожар, инопланетяне — выберешь сама.
Я впервые за весь день чуть-чуть успокоилась, дыхание выровнялось, голос стал мягче:— Спасибо... Артём. Правда.
— Да ладно. Ты ещё не знаешь, как я умею вытаскивать из свиданий.
Дом показался впереди как спасение. Я вылетела из машины почти на ходу.
— Через час заберёшь, хорошо? — крикнула я, забегая в дом.
— Через сорок минут, если дашь знак! — послышалось в ответ.
⸻
Комната встретила меня тишиной. Всё было на своих местах, но мне было плевать — я метнулась к шкафу, дернула дверь, и пальцы сразу нашли то, что нужно: длинная кожаная юбка, мягкая, тяжелая. Я накинула её, молнию застегнула с резким звуком.
Следом — полупрозрачное черное боди. Оно ложилось по телу, как вторая кожа, подчеркивая всё, что нужно, и скрывая то, что не должно быть видно никому, кроме одного.
На волосы ушло меньше десяти минут — я накрутила их на щипцы, ловко, будто на автомате. Они упали мягкими волнами на плечи.
Каблуки — высокие, уверенные. Я встала и прошлась по комнате. Образ был готов. Убийственный. В прямом смысле.
Накинув пальто, я спустилась вниз. Воздух ударил по лицу — прохладный, свежий, как пощёчина.
И вот тут, у самой калитки, как по заказу — он.
Дамир.
Стоял, прислонившись к своей навороченной тачке, с руками в карманах, как будто в этом был весь его стиль. Улыбка на губах — самодовольная, уверенная, наглая.
Я застыла на пару секунд, затем резко выпрямилась, шагнула к нему медленно, но с таким видом, будто сама позвала. Он смотрел на меня, как на дорогой приз, и это было омерзительно.
— Ты как всегда вовремя, — протянула я, сдерживая раздражение.
— А ты как всегда — огонь, — ответил он, подавая руку, но я сделала вид, что не замечаю.
— Поехали, — бросила я и обошла машину с другой стороны, резко открыв дверь.
Это будет долгая ночь.
Машина плавно вырулила с места, колёса чуть шурша прокатились по гравию. В салоне пахло дорогим парфюмом — терпкий, резкий, явно не мой вкус, но Дамиру, судя по самодовольному лицу, казалось, что он пахнет, как секс на колёсах.
Он завёл мотор и скользнул по мне взглядом — сквозь, с оценивающей задержкой на ногах, на губах, на линии талии под пальто.
— Ты сегодня прямо как в кино, Саша. Признаться, я был уверен, что ты не придешь. Но вот ты сидишь рядом. Даже немного тронут.
Я чуть повернула голову в его сторону, взгляд холодный, губы почти не шевелятся:— Я здесь не потому, что хотела.
Он усмехнулся и резко повернул руль, вклиниваясь в поток.
— А потому что папочка велел? Ты хоть понимаешь, как это унизительно — иметь такого мощного папу, а не пользоваться его благами? Всё уже решено, Саша. Мы с тобой — идеальный союз. Я — сын влиятельной семьи, ты — дочь самого Константина. Это вопрос времени.
Я медленно повернулась к нему всем корпусом, сцепив пальцы на колене.— Ты слышишь себя, Дамир? Союз? Это не дипломатия, это не сделка. Я человек. Не часть плана.
Он фыркнул.— Ну ладно тебе, ты же не девочка с улицы. Ты взрослая, умная. Знаешь, как в этом мире выживают. Без фамилии ты никто. А со мной — ты будешь королевой.
Я усмехнулась и отвернулась, глядя в окно, где вечер окрашивал улицы мягким оранжевым светом.— Я уже была королевой. Без тебя. И без фамилии. И мне этого хватило.
— Была. А теперь нет. — Он обернулся к мне, глаза блестели хищно. — Теперь ты вернулась. В клетку. А я — твой золотой ключик.
Я резко повернулась и посмотрела в глаза, медленно и холодно:— С таким ключиком, как ты, даже замок на туалете не захочется открывать.
Он засмеялся, дерзко и громко.— Обожаю твой характер. Честно. Грубая, язвительная, как дикая кошка. Но всё равно села ко мне в машину.
— Не путай гордость с отсутствием выбора, Дамир. Это не одно и то же.
Он не ответил — только дернул уголком губ в усмешке и прибавил газу.
За окном всё мелькало размыто, как мысли в моей голове. Мысли, в которых он не был никем. Просто помехой. Временным препятствием.
Я терплю. Ради Красивого. Ради плана. Ради себя.
Но ненависть внутри разгоралась всё ярче.
Машина остановилась у роскошного ресторана в центре — огромные стеклянные окна, светящиеся мягким золотом ламп, вывеска, отполированная до блеска, и швейцар у двери. Всё кричало о деньгах, показухе и пафосе.
Дамир заглушил мотор и вышел первым, обошёл машину, открыл мою дверь с таким видом, будто делает великое одолжение. Я медленно повернулась к нему, глядя из-под длинных ресниц, и сделала вид, что не заметила, как он вытянул руку, чтобы помочь. Встала сама — плавно, с достоинством, сдерживая презрение внутри. Каблуки чётко стучали по плитке, будто подчеркивая каждое моё движение.
— Можешь не делать вид, что ты джентльмен. Ты не справишься, — бросила я, проходя мимо него, даже не взглянув.
— Вот за это я тебя и обожаю, — с улыбкой ответил он, догоняя и шагая рядом. — В тебе столько огня. Ни у кого нет такой злой грации, как у тебя.
— Ты даже не представляешь, как сильно она может обжечь, — тихо, почти шепотом, с холодной улыбкой, бросила я и дернула плечом.
Он лишь усмехнулся, словно не понял угрозы. Или сделал вид.
Нас встретили у дверей и провели к столику у окна. Обслуживающий персонал носился, словно по взмаху руки, услужливо наклоняясь и расстегивая мне пальто. Я села, скрестив ноги, поправив юбку, не сводя с Дамира взгляда.
Он сел напротив, положил салфетку на колени, и с наигранной нежностью сказал:— Ты выглядишь... великолепно. Как всегда.
— Я в курсе, — коротко ответила я, подбирая бокал воды и делая глоток. — И, пожалуйста, можешь не начинать этот цирк. Я здесь не ради развлечения.
Он засмеялся, чуть подался вперёд, положив руку на стол ближе ко мне.
— Может, всё-таки попробуем? Ты и я. Мы могли бы быть отличной парой.
Я уставилась на него. Его голос, его лицо, его нарочито поставленные фразы вызывали у меня раздражение. Его костюм, волосы, уложенные, как будто он сейчас идёт в рекламу духов, всё было искусственным, неживым. А мне всё больше хотелось уйти, выкинуть туфли в первый мусорный бак и забыть, что я вообще здесь.
— Мы? — я усмехнулась, приподняв бровь. — Мы с тобой из разных вселенных. Я из огня. Ты из пластика.
Он хмыкнул.
— Неужели ты не понимаешь, почему ты здесь?
— О, прекрасно понимаю, — сквозь зубы, с ядом в голосе. — Политика. Бизнес. Имидж. Всегда только выгода.
Пришёл официант, Дамир заказал без моего ведома — пасту, креветки, вино. Я села тише, сжала ладони в замке на коленях. Успокойся. Выдержи. Он не стоит твоих эмоций.
— Наши отцы, — начал он после паузы, поднимая бокал, — решили объединиться. Новый проект. Большой. Громкий. И ты, Саша... — он посмотрел на меня, — ты — лицо этого объединения.
Я молчала, сжав челюсть.
— Папа сказал, что никто не вызывает такого интереса, как ты. Все хотят увидеть ту самую Александру Константиновну. Так что...
Он откинулся на спинку кресла и с улыбкой, от которой меня передёрнуло, добавил:
— В скором времени будет свадьба. Мы с тобой. Это повысит интерес к делу. Удачный ход. И, надо признать, ты мне очень нравишься.
У меня пересохло в горле. На секунду стало тихо в голове. Потом гул.
— Что? — выдохнула я.
Он кивнул, спокойно, будто речь идёт о новой рубашке.
— Всё уже почти решено. Нужно только, чтобы ты начала привыкать. Ты умная, ты справишься.
Я медленно положила бокал на стол. Дрожь в пальцах. Сердце в груди будто ударилось обо что-то острое. Секунда. Ещё секунда.
— Слушай меня внимательно, Дамир, — медленно, чётко, срываясь на шёпот. — Я. Никогда. В жизни. Не выйду за тебя замуж.
Он смотрел с интересом, почти с весельем.
— Ты мне противен. Ты вызываешь у меня отвращение одним своим присутствием. И если, не дай бог, мой отец заставит меня на тебя смотреть каждый день, ты получишь не жену. А проклятие.
Он чуть подался вперёд, словно заинтригованный.
— Да?
— Да, — наклонилась я вперёд, в глаза. — Я спалю твой дом. Твою машину. Твою долбаную галстучную коллекцию. И тебя вместе с ними. С усмешкой на губах. И в свадебном платье. Понял?
Он замолчал. Смотрел, не мигая. А потом вдруг рассмеялся.
— Вот за это я и хочу на тебе жениться, — сказал, облизнув губы. — Ты сумасшедшая. И такая красивая.
Я резко встала.
— Я в уборную. Не скучай.
И, не дожидаясь его ответа, пошла через зал, чувствуя на себе взгляды. Внутри всё кипело. Руки дрожали. Я знала одно — он не шутит. Отец — тем более. А значит, всё гораздо хуже, чем я думала.
Я влетела в туалет, резко закрыв за собой дверь и упершись руками в мраморную раковину. Холодный свет отражался в зеркале, в котором я увидела не себя, а какую-то чужую, измученную, чужую женщину с застывшей в глазах злостью и болью.
Пальцы судорожно сжались в камень. Скулы свело.
Слёзы подступили резко — как волна. Они сжали горло, обожгли глаза, потянули к самому дну. Но я не дала им скатиться. Сжала зубы так, что затрещала челюсть. Проглотила ком. Подняла голову и прищурилась, будто сама на себя смотрела как на врага.
«Ты не имеешь права», — мысленно бросила я отражению.
Мне было плохо. Настолько, что в груди давило. Не от обиды. Не от страха. А от тупого осознания того, что всё, всё это уже даже не игра. Это не театр. Это не розыгрыш. Это не пафосная угроза, за которой стоит парочка пустых слов. Это реальность. Это как будто я проснулась в чьём-то кошмаре и не могу выбраться.
Мир, в котором меня продают за политический имидж.
Мир, в котором моё тело — инструмент для влияния.
Мир, в котором свобода — это воспоминание.
Я провела пальцами по скулам, чтобы вернуть холод. Задрала подбородок. Проглотила ещё один вдох. Выдохнула.
«Саша. Держись. Не здесь. Не перед ним».
Я вышла из туалета с прежним лицом — ровным, гладким, будто и не было ничего. Губы чуть тронула холодная усмешка. Ни одной эмоции. Ни одной трещины.
Я вернулась к столику и, скользнув взглядом по Дамиру, спокойно опустилась обратно на своё место. Он уже ждал, опёршись локтем о спинку стула, вращая бокал вина и нагло разглядывая меня.
— Всё хорошо? — спросил он с тем самым мерзким, «заботливым» выражением лица, от которого хотелось ударить.
Я взяла вилку. И ответила с ледяной спокойной улыбкой:— Ты даже не представляешь, насколько.
Он, конечно, не понял. Он вообще не понимал — ни меня, ни суть происходящего, ни всей глубины катастрофы, в которую меня пытались втащить. Но продолжал играть своего влюблённого красавчика. Наклонился ближе, будто собирался вытащить из меня какую-то реакцию, какой-то намёк на заинтересованность:
— Ты удивительная, Саша. Не такая, как все. Острая, живая, колючая. Я даже представить не мог, что ты такая.
Я чуть наклонила голову, скрестив ноги под столом и уставившись на него с лёгкой полуулыбкой.
— А что ты представлял, Дамир?
Он хмыкнул.
— Ну, типа холодная, как и твой отец. Суровая, недосягаемая. А тут — огонь. Никакой маски. Даже злость настоящая.
Я положила локоть на стол, подперев подбородок. У меня не было сил, чтобы делать вид, что мне это хоть как-то интересно. Всё во мне было обесточено — я держалась только на холодной ярости, как на старой батарейке, которая доживает последние часы.
— Я не пытаюсь тебе понравиться, — спокойно сказала я. — Я просто жду, когда этот ужин закончится.
Он слегка откинулся назад, усмехнувшись. Видимо, считал это кокетством.
— А мне нравится. Это даже сексуально.
— Ты так же говоришь всем девушкам, которые не хотят с тобой разговаривать? Или только тем, кого собираешься купить по папиной указке?
Он чуть прищурился. И вот в этом взгляде уже не было восхищения. Только интерес. Опасный.
— Слушай, ты можешь обижаться на весь мир, но факты остаются фактами. Наши отцы — акулы. Они не спрашивают. Они делают. А нам остаётся либо сопротивляться и тонуть, либо сесть в лодку и грести. И честно? Ты бы украсила эту лодку. Я — не мудак, Саш. Не хуже других. И ты бы жила, как королева.
Я поставила бокал, резко, с глухим стуком.
— Мне не нужно быть королевой в клетке, Дамир. Я лучше буду дворняжкой на свободе, чем принцессой на золотой цепи.
Он поднял руки.
— Ладно. Мир. Я просто говорю как есть. Смотри, свадьба — это формальность. Нам не обязательно быть вместе по-настоящему, если ты так против. Просто... это красиво. Это удобно. Это даёт силу. Ты получишь всё. Свою свободу тоже. Только красиво. Без скандалов.
— Ты не понимаешь. — Я наклонилась ближе, и в голосе моём прозвучала усталость, настоящая. — Я не вещь. Я не часть чьего-то красивого плана. Я — не разменная монета. И если кто-то думает, что я смирюсь, что я просто подчинюсь... Он сильно ошибается.
Он медленно кивнул, глядя на меня с каким-то новым взглядом. Будто пытался просчитать.
— Тогда тебе придётся воевать. С отцом. Со всеми. Думаешь, ты выдержишь?
Я откинулась на спинку стула и спокойно ответила:
— Я три года жила в аду. Думаешь, я боюсь чего-то после этого?
Дамир на секунду замолчал. Потом чуть усмехнулся и кивнул, как будто с уважением.
— Ну что ж... будет интересно.
Он поднялся.
— Идём. Я тебя отвезу.
Я не ответила. Просто встала и пошла вперёд, не оборачиваясь. Не из гордости. Не из пафоса. А потому что если бы задержалась — не сдержалась бы. И разбила бы этот бокал об его наглую, ухмыляющуюся физиономию.
Я вышла на холодный воздух. Он щёлкнул ключами, открыл передо мной дверь. Я села, не глядя. Машина завелась, и в салоне воцарилась тишина.
И только внутри — клокотало всё. Бурлило, горело. Я не знала, что будет дальше. Но точно знала одно: я не стану пешкой. Ни в одной игре. Никогда.
__________
ТГК: Пишу и читаю🖤
оставляйте звезды и комментарии ⭐️