Глава 21: Темно.
Соня сидит, как всегда, в окружении друзей, погруженная в атмосферу веселья и беззаботности. Вокруг нее раздаются громкие смехи и разговоры, но в воздухе витает и что-то другое - алкоголь, разлитый по столам, запах табака, смешанный с ароматами закусок. Все вокруг пьяны, но зеленоглазая, на удивление, не поддается этому обаянию. Она не тянется к бокалу, не ищет утешения в крепких напитках.
Сегодня ей не хочется и это ощущение странно, но в то же время освобождает. Соня закрывает глаза и в ее сознании всплывает образ.
Темные, как смоль, волосы, длинные и шелковистые, словно струятся сквозь пальцы. Они пахнут чем-то таким приятным, что невозможно разобрать, что именно это за аромат - может, это запах свежести утренней росы или сладковатая нота цветущих садов.
Глаза, большие и карие, глубокие, как бездонные озера, отражают в себе мир и в них можно увидеть свое собственное отражение. Они излучают тепло, словно солнце, согревающее в холодный день.
Губы пухлые, сладкие до жути, нежные при прикосновении, как лепестки роз, манящие и притягательные.
Носик маленький и аккуратный, будто созданный искусным мастером, но нет - это настоящий, живой нос, который дышит, чувствует, живет.
Телосложение - худое, хрупкое, как фарфор и кажется, что один неосторожный удар и оно разобьется в дребезги.
Движения плавные, как у танцовщицы, будто человек перед ней действительно стоит, настоящий, живой и если протянуть руку, он ответит на это прикосновение.
Григорьева резко открывает глаза и в ее взгляде появляется хмурое недоумение. Она понимает, кого ей нарисовала фантазия. Это была Аделина. Но вот странное дело - русая не почувствовала того трепетного, манящего чувства, которое обычно охватывает при мысли о ком-то особенном. Нет, его не было. Она ощутила абсолютно ничего. Полное осознание этого пришло только сейчас.
Не испытывает Соня ничего к Евсеевой, это была лишь мимолетная симпатия, всего лишь показалось.
Сама себе навязала это чувство, сама придумала, все сама. И теперь, когда она осознала это, в душе возникла пустота, как будто она потеряла что-то важное, но не знала, что именно.
Но даже это осознание не принесло никаких чувств. Абсолютное безразличие окутало Соню. Даже в школе, когда слухи разошлись и все знали о том, как живет брюнетка, Григорьева не испытала тех чувств, что ранее наполняли сердце. Того рвения защищать кареглазую, которое когда-то было её вторым я, не было. Того желания сделать всё, чтобы Аделина была счастлива, не осталось.
В тот момент, в классе, среди смеха и перешептываний одноклассников, русая испытала лишь... жалость. Жалость к Евсеевой, к той, кто оказалась в центре этого безжалостного урагана сплетен и осуждений. Ей было жаль, что Аделина вынуждена сталкиваться с тем, что происходило тогда и продолжается сейчас, как бесконечный цикл боли и унижения.
Даже спустя некоторое время, когда дни сменялись неделями, ученики продолжали коситься на брюнетку, словно она была чем-то постыдным, чем-то, что не должно существовать рядом с ними.
Учителя, которые должны были стать защитниками, уже знали об этом, но ничего не делали. Они закрывали глаза на происходящее, как будто это было не их дело.
Всем было всё равно.
Никто не заботился о том, что это может привести к ужасным последствиям. Никого не заботили проблемы других.
***
Сообщения продолжали поступать на телефон, но уже не так часто, как прежде. Лишь одноклассники в беседе класса не уставали высмеивать то, как живет Аделина. Она устала от этого но, казалось, выработала иммунитет, чтобы не обращать на это внимания. Каждый раз, когда телефон издавал звук уведомления, в ней поднималось легкое раздражение, но желания даже брать его в руки не было.
Она словно закрылась в своем собственном мире, где шум и насмешки не могли ее достать.
Но, что самое интересное и что больше всего волновало Евсееву, так это то, что ее отношения, если их можно так назвать, с Соней продолжались. Никто не торопился закончить эту историю и именно это понимание мучило кареглазую. Она любила, безумно любила, до сих пор любила Григорьеву и не могла ничего с этим поделать.
Каждый день, проведенный в раздумьях о ней, был одновременно и сладким, и горьким.
Брюнетка не хотела заканчивать, но осознание того, что это явно конец, пришло к ней. Она не хотела больше мучить себя и, возможно, Соню.
Внутри росло желание остановить это, поставить жирную точку на всем, что связывало их и больше никогда в жизни не возвращаться к этому. Она мечтала о том, чтобы освободиться от этого груза, который тянул ее вниз. Аделина поставила перед собой цель: связаться с Соней и наконец поговорить о них самих, прийти к какому-то выводу.
Но вывод, казалось, и так был понятен - расставания не избежать.
И, в то же время, это осознание приносило ей облегчение. Наконец, она могла бы закончить все это мучение и с головой уйти в учебу. Она уже давно мечтала о новой жизни, о том, как уедет в другой город, где никто не будет знать ее истории и не будет напоминать о прошлом.
Евсеева накопила достаточно денег, чтобы снять квартиру и даже на сам переезд у нее хватало средств. Она представляла, как в новом городе, среди незнакомых улиц и лиц, она наконец найдет работу, поступит в вуз на заочное обучение и будет жить спокойно, без лишних переживаний и боли.
Но оставалась лишь самая важная часть. Встретиться с Соней и наконец поговорить обо всем - о горечи, о страхах, о мечтах, затерянных среди обыденности, без лишних ушей и глаз, без оков раздражающих звуков, без тревожной пелены алкоголя и прочих веществ, затуманивающих разум.
Аделина, лежавшая на кровати, словно затерялась в своих мыслях, смотрела в потолок, покрытый трещинами. Она отвела взгляд и обратила его на игрушку - старого мишку, который, казалось, пережил десяток бурь и множество успокаивающих обниманий. Его шерсть в некоторых местах была порвана, а один глаз, покинувший свой пост, оставил только блеклое место, как свидетельство детских радостей и печалей.
Этот мишка был подарком от покойного отца, пронизанным нежностью и теплом, которое брюнетка сейчас искала среди хаоса своих чувств.
Сжав кулаки, она вздохнула. Пальцы медленно потянулись к телефону. Она разблокировала экран и начала бесконечный процесс листания чатов, выискивая сокровище среди обломков.
Среди множества сообщений от неизвестных, оставшихся непрочитанными, скрывалось множество голосов - каждый с своей историей, со своим грузом, но ни один из них не мог соперничать с тем, что она искала. Наконец, палец, колеблясь в мгновении сомнения, остановился на нужном чате. Глоток надежды был моментальным, но зайдя в него, Евсеева замерла.
Что писать? Мозг, явно ржавый механизм, заскрипел в попытке найти нужные слова. «Как дела, Соня?» - такая обычная фраза обернулась бы банальностью, не имеющей права на существование среди этой бездны тишины, в которой они обе оказались. «Снова будут психи» - мелькнула мысль, заставившая её вздрогнуть. Нет, сегодня надо действовать решительно, отринуть маски и высвободить из себя всю горечь и страх.
Аделина собрала волю в кулак и решила: она выдаст все в лоб. Способ завершить этот безмолвный бой, эту непроизнесённую ненависть к судьбе, которая удерживала их обеих.
Вы | 20:36
Ну привет. Надеюсь, не мешаю. Давай сразу к делу. Поговорить надо, без лишних ушей и без бухла.
Соня | 20:54
Что за повод?
Вы | 20:55
Все надоело! Без повода. Пора все разложить по полкам и закончить с этим.
Соня | 20:55
Ты давай проще общайся, а то как-то криво получается. Не надо заумных слов, просто говори, что на уме!
Вы | 20:57
Не надо своих закидонов. Нам нужно прийти к какому-то выводу. Я хочу с тобой встретиться и поговорить. Всё, что происходит между нами, уже раздражает. Ты ничего не можешь сказать, только строишь из себя непонятно кого. Завтра в восемь на площадке встречаемся.
Соня | 20:58
На какой площадке?
Вы | 20:58
Двор Якутовой. До встречи.
Аделина выключила экран телефона и в тот же миг мир вокруг нее словно замер. Она отложила устройство в сторону. Тяжело вздохнув, она почувствовала, как в груди застряло что-то тяжелое, словно предчувствие грядущего разговора. Это было смело с ее стороны - решиться на такой шаг и возможно, она заплатит за свою смелость, когда встретится с Соней.
Мысли о том, что может произойти, закружились в ее голове. Главное, чтобы Григорьева пришла одна и трезвая. Иначе весь этот разговор, который брюнетка так тщательно обдумывала, не имел бы смысла. Если зеленоглазая появится в компании или в состоянии, далеким от ясности, Аделина просто уйдет.
Но сейчас, она чувствовала, что сделала одно важное дело. Осталась лишь последняя часть - встреча, которая могла изменить все.
***
Весь следующий день Григорьева косилась на Аделину, словно пытаясь разгадать тайну, скрытую за её улыбкой. Брюнетка, в свою очередь, лишь тихо улыбалась в ответ, будто знала, что её внутренние переживания остаются вне поля зрения окружающих. Соня не могла избавиться от мысли, что кареглазая вновь будет слезно умолять вернуть всё на свои места, как это было раньше, когда они проводили время вместе.
Но в этот раз всё было иначе.
Евсеева, хоть и испытывала к зеленоглазой глубокие чувства, уже не могла больше терпеть. Ночные слёзы, которые она лила в тишине своей комнаты, стали для неё привычными, но они не приносили облегчения. Устала, сильно устала - эти слова звучали в её голове, как заклинание, от которого не было спасения. Она понимала, что пора что-то менять и это решение давалось ей нелегко.
Даже в школе одноклассники заметили странные взгляды между девушками. Они перешептывались, пытались понять, что же происходит между ними, но никто не осмеливался подойти к Аделине.
Возможно, кто-то боялся её реакции, а кто-то просто не хотел вмешиваться в то, что казалось им слишком запутанным.
Вопросы, которые задавали русой, лишь добавляли ей тревоги. Она не знала, как объяснить, что между ними происходит и это вызывало у неё внутренний конфликт.
Время неумолимо шло и к вечеру, когда часы показывали почти восемь, в воздухе витала напряжённая атмосфера. Пора собираться.
Аделина подскочила с кровати, словно её разбудил не только будильник, но и сама мысль о предстоящей встрече. Она начала натягивать на себя всё, что попадалось под руку, стараясь не думать о том, как выглядит. Главное, чтобы было тепло.
Время шло и до нужного двора около пятнадцати минут ходьбы. Возможно, она успеет, а если и не успеет, то пусть Соня подождёт, пусть посидит и позамерзает, как когда-то она сама.
Внутри брюнетки бушевали противоречивые чувства. Хоть и были у неё чувства, но ненависть тоже не дремала. Ей хотелось, чтобы Григорьева испытала ту же боль, тот же страх, которые терзали её. Эта мысль, как острый нож, пронзила её сознание и Евсеева, словно в замедленной съёмке, уменьшила свой темп. Она начала собираться не торопясь, растягивая каждое движение.
Когда до восьми часов оставалось всего десять минут, она, наконец, вышла из дома. Улыбка растянулась на её лице, но это была улыбка, полная противоречий. Кареглазая шагала спокойно, вдыхая свежий морозный воздух, который обжигал её лёгкие. Несколько слоёв одежды не спасали от пронизывающего холода, будто сама погода знала, что сегодня - последний день их встречи и решила добавить больше холода.
Что чувствует сейчас кареглазая? Ей самой это не известно. Внутри нее бушует целый океан эмоций, где хорошее и плохое переплетаются в неразрывный клубок. Она не может расставить все по полочкам, и это приводит к внутреннему смятению. Саму себя Евсеева сейчас даже не понимает.
В голове мелькает мысль: развернуться, отменить встречу и оставить все как есть, лишь бы остаться в отношениях. Но то, что сейчас происходит между Аделиной и Соней, нельзя назвать отношениями. Вроде как они есть, а вроде их и нет. Ничего брюнетка больше не знает о Григорьевой. Если раньше та отписывалась за каждый свой шаг, то сейчас этого нет. Соня для Аделины стала невидимой и это топит ее.
Боль? Боль была и есть. Больно кареглазой будет всегда. Она не хочет думать об этом, ведь знает, что так и есть. Боль преследует ее повсюду: если не физическая, так моральная.
Как все знают, больнее всегда морально, когда дорогой человек бьет по живому, по самому нутру, выворачивает все наружу, все твои секреты и боли в любом конфликте. Это именно то, чего Аделина ожидает от предстоящего разговора с Соней. Зеленоглазая явно сделает первый выстрел, который тут же сметет Евсееву с пути и та сразу же упадет в поражении.
Но пока этого не происходит, брюнетка надеется, что этого и не случится. Она уже заворачивает в знакомый двор, и тут раздается уведомление на телефоне. Доставать его желания нет, скорее всего, это кто-то из двух персон: Алиса, которая знает о разговоре и в случае чего побежит помогать, либо же Соня, которая окончательно замерзла и во всю материт Аделину. Но, кинув взгляд на знакомое окно, Евсеева улыбнулась шире - это было сообщение от Якутовой. Алиса машет из окна второго этажа и Аделина не может сделать того же. Но тормозить она не могла, поэтому девушка кивает подруге и продолжает идти дальше.
Вот уже и показался знакомый силуэт, от которого исходит пар в перемешку с сигаретным дымом. Григорьева замерзла и по ней видно, как она сжалась на этой лавке, злая явно сидит и как в их первую встречу, курит. Возможно, даже курит любимые сигареты Аделины, а возможно, вовсе забыла про это и вернулась к своим.
В этот момент Аделина понимает, что их отношения, как и дым от сигареты, растворяются в воздухе, оставляя лишь горький привкус неопределенности и страха.
Но тормозить нельзя. Евсеева направляется прямиком в сторону Сони. Все нутро кричит о том, чтобы развернуться и в слезах побежать обратно, но все же кареглазая пересиливает себя и вот уже останавливается перед Григорьевой, закрыв свет, который падал на нее, словно пытаясь укрыть от яркости неизбежного.
Соня, заметив движение, поднимает голову. Сначала она смотрит перед собой, как будто пытаясь осознать, что происходит, а затем поворачивает взгляд в сторону Аделины. В темноте брюнетка не может разглядеть лица зеленоглазой и чувствуя, как сердце колотится в груди, она отходит вбок, чтобы лучше рассмотреть свою возлюбленную в последние минуты.
Глаза русой кажутся красными и Евсеева удивляется этому, но в то же время ощущает, как холодный страх сжимает ее горло. Взгляд Сони полон злости - ужасной, неистовой злости, которая словно пронзает до глубины души. Она чувствует, как все внутри нее сжимается, как будто сама жизнь уходит из ее тела.
Но почему никто не начинает диалог? Может, они наслаждаются своим забытым уединением, вспоминая поцелуи, которые когда-то были полны нежности и страсти? Только вот для чего это все, если это конец? Их корабль терпит крах и сегодня он опустится на самое дно, оставив лишь мрак и тишину.
Пора заканчивать.
— Ты опоздала. — бросила Соня, поднимая глаза, полные усталой злости.
Евсеева, словно не замечая стужи, пожала плечами. В её голосе не было ни тени извинения.
— Мне было не до спешки.
— Вот и не пришла бы, раз не могла. Кстати, я не люблю тебя. — выпалила Григорьева, глядя на Аделину так, будто хотела сжечь её взглядом.
Кареглазая на мгновение замерла, но холодность её оставалась непоколебимой.
— Ты всегда была прямолинейной. Это никогда не менялось.
Соня усмехнулась, но в её голосе была горечь.
— Как будто тебя это волнует.
— Возможно. — согласилась Аделина, скрестив руки на груди.
Ветер усиливался, Переплетаясь с тишиной между ними. Никакие слова больше не могли исправить то, что уже было сказано.
— Ты действительно думаешь, что я буду за всем этим гоняться? — произнесла русая, но внутри её слово резонировало с отчаянием.
— Не трать своё время, — отрезала Евсеева, сдерживая себя. — Мы никогда и не были друг другу нужны, не так ли?
Соня замерла на мгновение и только ветер дал ответ на этот вопрос, унося канувшие в небытие надежды. В их взглядах застыла тень боли, но они не могли позволить себе об этом говорить. Время от времени слёзы скапливаются в душе, но сейчас они заблудились в этой стыдливой тишине.
— Я не нуждаюсь ни в чём от тебя. — наконец сказала Соня, стараясь сохранить фасад непримиримости, хотя внутри шёл шторм.
Аделина кивнула, устраиваясь поудобнее в своём ледяном самообладании.
— И не надейся, что это что-то изменит.
Они стояли друг против друга, как два ледяных блока, теряясь в современном разладе несбывшихся надежд. Ветер, словно неумолимый скульптор, вырезал в воздухе невидимые линии, уводя прочь все, что когда-то связывало их. Ночь нарастала, окутывая мир вокруг в темные, таинственные объятия и Соня вновь замерла, ощущая, как внутри что-то больно кольнуло.
Но показывать этого не надо. Никогда не покажет она то, что ей больно.
Русая не могла понять, с чего это Аделина думает, что у нее есть надежды. Внутри нее царила пустота и ей было все равно.
Или же она так сама думала?
Вся эта обстановка, наполненная напряжением и недосказанностью, начинала раздражать ее еще сильнее. Мысли метались, как птицы в клетке и решение закончить это как можно скорее взяло верх.
— И не надеюсь, — язвительно бросила в ответ Аделине Григорьева. — На этом все.
Словно в ответ на свои собственные слова, Соня почувствовала, как внутри нее что-то сломалось. Ничего лучше она не находила, как встать и просто уйти. Сбежать от проблемы? Нет, не так это называлось. Она закончила диалог жирной точкой и больше не вернется к этому.
Стремительными шагами, широкими шагами, Соня преодолела расстояние, которое теперь разделяло их с Евсеевой. Каждый шаг был наполнен решимостью, словно она оставляла за собой не только физическое пространство, но и все те чувства, которые когда-то связывали их. Обернувшись в последний раз, она ухмыльнулась и в этой ухмылке скрывалась не только горечь, но и освобождение. Она ушла прочь, оставляя за собой лишь тень, которая медленно растворялась в ночи, как и все ее надежды.
Аделина тяжело выдохнула, словно с ее плеч свалился груз. Она была напряжена все это время и не знала, чего ей ожидать от Сони. Но, к счастью, все обошлось без неприятных инцидентов - лишь некий яд в сторону друг друга, и на этом все.
— Снова ушла.
Голова кружилась от переполняемых ее эмоций и она не знала, как реагировать толком. Вроде и плакать хочется, а вроде и радость какая-то присутствует. На последний пункт можно смело ставить галочку. Все эти муки, все терзания и сомнения закончились, и теперь Евсеева может жить для себя, а не ради кого-то.
Она свободна, теперь свободна, навсегда свободна. Это чувство, словно свежий воздух, наполняло ее легкие и в сердце зажигался новый огонек.
Она могла мечтать, строить планы и наконец, быть самой собой.
(The end)
тгк: unffrdbl